Леонида Подвойская - Предтечи Зверя. Алёна

– Да, мэтр, да, эта девушка не так проста. Лучше её не гневить. А то тоже что, не дай Бог, распухнет. Чем грешим.

Распрощавшись с защитником и дав ещё некоторые указания, капитан взял протокол и куда-то отправился в своём полицейском автомобиле.

Одиночка была сухой и горячей, как духовка. Но Алёне сейчас было не до этого. Что с Фернандо? Если с ней почти галантно беседовал начальник полиции, то это не означает, что вот так копы ведут себя со всеми. И где все остальные? Вспомнив опыт со шпиком в кустах, девушка легла на покрытую каким-то тряпьём кровать и решила попробовать прозондировать тюрьму. Яркий свет в камере поначалу мешал сосредоточиться. Потом начал приставать надзиратель, крича в окошко, что лежать до отбоя нельзя. Для начала девушка послала ему ту самую усыпляющую волну и вскоре услышала из-за двери похрапывание. Прикрыв глаза, Алёна начала мысленно заглядывать в камеры - вначале близлежащие, а затем - во всё более и более дальние. Вскоре ей пришлось прерваться, приходя в себя - на такие черные, мрачные или огненно - болезненные чувства она наталкивалась. И почти везде боль, боль, просто физическая боль. Бьют здесь. И крепко бьют. И не только охранники. Вот в той, через две камеры, сейчас два явных уголовника избивают и без того уже избитого… Господи, Фернандо! Девушка вскочила с койки и кинулась на стену. Как и в прошлый раз, она тут же оказалась за стеной, абсолютно голая. Не обращая внимание на дружное:" Ах!" трёх сидевших в ней мужиков она с криком перепрыгнула двумя шагами и эту камеру и оказалась там, у Фернандо. Бедного парня распластали на полу и смачно покрякивая били ногами. Они были неприятны, они были черны даже в мыслях, закоренело подлы и мерзки по своей натуре. По крайней мере, так определила Алёна, выжигая своим гневом их нервы.

– А вы, - обернулась она к троим остальным, вжавшимся в стены- немедленно его на койку, обмойте и помогите. И если ещё кто хоть пальцем! - Девушка склонилась над Фернандо, проверяя, насколько опасны новые повреждения. Ничего серьёзного. На всякий случай она погладила юношу своими целительными лучами. Тот открыл глаза, улыбнулся.

– Я буду рядом. Потерпи, - прошептала она. Но надо было исчезать. На крики бьющихся в судорогах уголовников уже гремели в коридоре тяжёлые шаги. Алёна вновь вошла в стену.

– Во бля! Опять! - отреагировали на повторное появление голой девушки в соседней камере.

– Цыц! Ничего не было! Иначе языки поотсыхают! - бросила она вытаращимся соседям. Для наглядности она на минуточку похолодила им языки. Просто вспомнила, как на спор зимой лизнула железную дверную ручку. Мужички взвыли, а Алёна уже одевалась в своей камере. Потом её затрясло и девушка рухнула в койку. Такие упражнения, возможно, с непривычки, отняли много энергии и кудесница уставилась немигающим взглядом на мощную, вмурованную в потолок лампу.

Некоторое время персоналу изолятора было не до неё. Страшно орали отморозки в шестой камере. Выли трое мошенников в пятой. В четвёртой было тихо - настолько тихо, что прислонившись спиной к её двери, смачно храпел надзиратель. Это было вообще невиданно и неслыханно. Но не смертельно. Надзирателя заменили, уголовников отволокли в госпиталь, к этой мелкой сошке из пятой доктор заглянул сам.

– Не знаю, чего они там лизнули, но у всех троих что - то вроде ожогов кончиков языков. До чего только эти придурки не додумаются!

– Но что?!!! Что они могли горячее лизать? И зачем?!!! - изумился лейтенант.

– Из горячего - только лампу. А зачем - вы у них спросите. Может, так надумали в госпиталь попасть?

– Ладно. Спросим, - скривившись пообещал коп.

Но если происшедшее с незадачливыми мошенниками вызывало весёлое недоумение, то дела с женщиной - сержантом и бандитами из шестой были гораздо тревожнее. Руки у сержанта нетрадиционной ориентации продолжали опухать и эта опухоль поднималась всё выше. А страшно пухшие пальцы на кончиках начали темнеть.

– Словно яд. Как змея укусила.

– Она и есть змея. Я сразу почувствовала. Как только увидела…

– Чего тогда тискать начала?

– Я попросила бы вас, док! - взревнула сержант.

– А! - махнул рукой врач. - Перед смертью уже не грозиться, а исповедоваться надо.

– Перед смертью? Но док!!!

– Вы же полицейский. Примите мужественно правду. Я не знаю противоядия. Мы сейчас же вас отправим в центральную больницу. Но и там - сомневаюсь. Поэтому…

– В больницу? Сомневаюсь? - сержант вскочила и рванулась из госпиталя. Ураганом разметая всех на своём пути, она добралась до камеры "змеи", одним ударом опухшей руки оглушила надзирателя и ворвалась к Алёне. Упав перед девушкой на колени она с мольбой протянула к ней свои ужасные клешни.

– Пощади! пощади и помилуй! Никогда больше! Никогда! Думаешь, это блажь у меня? А кому из мужиков я нужна такая? У меня двое детей, и то мужики по большой пьяни… А потом оба сбежали. Наутро! Но… Моя вина! Моя вина! Никогда больше! Детей жалко!

– А чужих? Таких как я?

– Но я же… Я же… Пощади!

– Ладно. Встаньте. Руки вот сюда, на койку, пожалуйста.

И сержант с изумлением увидела, как из тонких пальчиков девушки, протянутых над её распухшими ручищами, полились тонкие лучики.

– Вот и всё.

– Всё?

– Да, сейчас опухоль начнёт спадать и скоро совсем пройдёт. Но если вы вновь к кому -нибудь, как ко мне…

– Не будет этого! Ох, не будет! Спасибо тебе, - пообещала женщина, наблюдая, как её клешни начали уменьшаться в размерах. - Если что будет надо… пределах дозволенного, конечно…- продолжила она, поспешно выходя из камеры. Ведь кто её знает, эту ведьму. Ещё что опять не понравится и нашлёт какую проказу.

– Спасибо, но мне пока ничего… - начала девушка, но дверь камеры уже захлопнулась.

– Вот, док! И не док ты, а так…, - уже набравшись наглости потрясала через некоторое время сержант своими руками перед носом полицейского врача. - Ишь ты: " Перед смертью! Не знаю противоядия!" А девка эта без всяких противоядий!

– Это она? Во даёт! - восхитился врач, несмотря на язвительный тон сержанта. - Эй коллеги, может, и этих, из шестой, не отправлять, а к новенькой на исцеление? - отмахнувшись от злорадствующей женщины, он кинулся к врачам, хлопотавшим над скрюченными татуированными телами.

– Нет, коллега. Их не на исцеление, их на исповедь. По всем показателям, какой-то яд, типа нервно - паралитического. Словно выжигает нервы. С периферии к центру. Сейчас же отправляем, хотя - не жильцы. А между нами - врач отвёл в сторону коллегу - пусть подыхают. Мразь ещё та.

Вошедший в камеру Алёны "федерал" сразу не понравился девушке. Низенький даже для представителей этого народа, он был ни стройным, ни гибким, а каким-то иссохшим что-ли. Гадкое угреватое лицо с подвижными губами. Нижняя, брезгливо искривившись, отвислая, верхняя, приподнятая, будто в оскале. Вместе - приоткрытый в брезгливом оскале рот с жёлтыми прокуренными зубами. Глаза на выкате. Наглый взгляд. Впалые щёки. И какие-то мерзко-маленькие, крысиные ушки. Чем-то он был похож на Алёниного одноклассника Игоря. Тот при такой внешности был переполнен ядом и постоянно готов к подлостям. Этот, федерал, видимо, тоже. Он молча постоял у входа, бесцеремонно рассматривая девушку, затем вихлястой походкой, раскачивая своими иссохшими бёдрами, подошёл и уселся рядом с девушкой на койку.