Леонида Подвойская - Предтечи Зверя. Алёна

Капитан проснулся от мурлыкания мобильника. Не терпящий в последнее время резких неожиданных звуков, он и в сотовом телефоне выбрал себе нежный тихий напев.

– Это я - сообщил голос федерала. - Время. Обратите внимание на вашего начальника изолятора…

– Уже обратил. Он повёз отчёт о происшедшем и вернётся только завтра.

– О чём… происшедшем?

– У нас тут два… эээ… постояльца загнулись. Очень похоже на отравление, но… В общем и отчёт повёз и окончательное заключение будет ждать.

– С… этой… не связано?

– Вроде нет. Только, что в той же камере её дружок находился.

– Ну, это… Значит, так. Через десять минут мои сотрудники встречают вас у входа. Пропускаете их внутрь и оставляете. Дальше задерживаете смену надзирателей на пятнадцать минут. Всё.

– А выпустить этих ваших… сотрудников?

– О, это не ваша забота. Профи есть профи. Ну, удачи. Сам не могу, срочно вызвали в центр. Об исполнении мне доложат. Ваша задача - чтобы при разбирательстве всё было окей.

– Задачу знаю. Кому и что докладывать - тоже. До свидания.

" А она сказала: " Прощайте" Почему? Догадывается? Чепуха. Не так себя ведут, когда догадываются. А как? И вдруг у полицейского закружилась голова. Дошло, наконец, что сейчас произойдёт. Бывало в службе всякое. Бывало. Выполнял, не поморщившись. Поэтому и доверие абсолютное. Но сейчас. Эту девчушку с пронзительно - голубыми глазами… У меня дочка была бы такого возраста. Дочка… Вот из-за таких и дочка… Он потряс головой, ожесточённо поджал губы и вышел в ночь.

– Вас, возможно и удивляет этот ночной инструктаж. Но меня удивляет другое. Это что у нас за происшествия такие? Двое рецидивистов спокойно избивают подростка, а вы не реагируете? Кто вообще дал команду его туда поместить?

– Но это не наша смена, сэр.

– Да, конечно. И тем не менее. Они же чем-то травятся и дохнут. Молите бога, чтобы это не было передозировкой!

– Но это тоже не наша…

– Молчать! - закричал вдруг капитан. Он взглянул на часы и заметно для всех побледнел. Именно сейчас… там… она пытается вырваться, крикнуть, вздохнуть. Не совладав с собой, полицейский кинулся было к двери из помещения дежурного персонала. Спохватился, со стоном явственно выдохнул "поздно", вернулся, уставившись невидящим взглядом на старшего смены сержанта.

– Шеф, всё будет исполнено! Ничего не допустим. И… не расстраивайтесь так, сэр. Всё поправим. Да и не впервой.

– Да, не впервой, - согласился с какими-то своими мыслями начальник. - Значит, - пересилив себя вновь взялся он за смену. - Наблюдать, не отрываясь. Время распределять так, чтобы за ваше отсутствие никто задницы почесать не успел! Если для этого придётся бегать от камеры к камере - бегайте! А то дожили! - заключенные лампы лижут!

– А вам, сержант, поручаю сегодняшней ночью дублировать наблюдение за этой… девушкой. Когда надзиратель будет отлучаться… Нет! Никаких! Сегодня ночью наблюдаете за этой камерой вы, сержант. Лично! А он - за своими остальными!

– Но, сэр, у меня другие… - взвился сержант.

– Что-о-о? - взревел начальник.

– Есть сэр! оставляю за собой право рапорта, сэр!

– Безусловно! А пока, - смена, на посты заступить! - скомандовал "сэр", глядя на часы. Затем, когда подчинённые вышли, закурил и начал ждать. Вот-вот. Вот сейчас. Шаги? Нет. Вот, точно шаги! Сейчас! Нет. Выдержав пятнадцать минут этой пытки неизвестностью, коп рванулся к камерам. Затем, сдержав себя, перешёл на степенный шаг. И начал инспекцию с дальних камер. Всё было в порядке. Заключённые спали, надзиратели бдили. От камеры к камере, заглядывая в глазки, он приближался к камере несчастной девушки. Да, теперь он считал её несчастной. Но почему этот сержант (как я его подставил! Давно на урода зуб точу - тем не менее хмыкнул коп) спокойно таращится в глазок. Что его вообще замкнуло от увиденного?

– Ну? - хрипло спросил капитан.

– Всё в порядке, - оторвался от глазка надзиратель.

– Как в порядке? - задал глупый вопрос начальник.

– Ну, так, сэр. Лампа горит. Арестованная спит. Ничего больше.

– Пусти! - прильнул к глазку капитан. Действительно, ничего ужасного в камере не было. В круге глазка была видна практически вся одиночка. С арестанткой, спавшей на кровати. Разве что накрылась она с головой. Ну, так многие так спасались от постоянного света. А вот одежда комом у стены - это плохо. Вся одежда.

"Что же они с ней делали, Господи!" - полыхнула боль по сердцу капитана. Ведь договор был только на… Впрочем, какой там договор? "Жаль, что кобылка необъезженная…" - вспомнил он слова одного из этих ублюдков. Неужели всё-таки…

– Убью, - прорычал он вслух.

– Но сэр! - начал оправдываться сержант.

– Это к вам не относится. С утра, с подъёма, научите её аккуратно складывать одежду. - А пока - не тревожить… Ну, вроде всё нормально. Я домой.

В дежурной части он добросовестно отразил и инструктаж и результаты ночной инспекции. Прошёл мимо дремлющего дежурного. Удивился, двинулся устроить разнос. Но вспомнил слова федерала о том, что его "профи" выйдут сами. Может, и к лучшему. Теперь не вспомнит, сколько со мной вышло. Сам отпёр тяжелую дверь, затем, выйдя, с шумом захлопнул. Теперь проснётся.

Домой капитан пошёл пешком. Тихо. Тепло, безлюдно. И больно. Боже, как же больно на душе! Что же они с ней сделали? Профессионалы? Нет, профессионала не стали бы ещё и измываться над ней. Зачем лишние следы и подозрения? Зачем неожиданности? - успокаивал он себя. Если это должно быть, как самоубийство, то… Боль немного отпустила. Значит… Она что? Вообще- то он рассчитывал увидеть девушку висящей в петле. А так, в койке, что? Если на шнурке и на спинке кровати? Лёжа? Опять стало плохо. Нет, лучше не представлять. Но следы замели лихо. С утра только обнаружится. "Давайте я вас немного подлечу". Если бы ты знала, девонька. Если бы ты знала… Мимо проревела пара мотоциклов, прервав самобичевания капитана. И ещё его обдало чем-то тёплым, светлым и радостным. Коп остановился, вслушиваясь в себя, в окружающий мир, всматриваясь в удаляющиеся задние фонари мотоциклов. Но вот опять стало пусто и тоскливо. Утром. Уже через каких-то четыре часа. Его разбудят (" разбудят?" он что, уснёт) и придётся идти, осматривать… Да минёт же меня чаша сия! И придя домой, капитан сделал то, чем не занимался лет пятнадцать - с момента смерти жены и новорожденной дочери - стал в молитве перед распятием.

Ему действительно позвонили с самого подъёма. И конечно, он не спал.

– Я… я не могу по телефону. Вообще ничего не понимаю, сэр. Срочно… Чепэ в этой самой… камере…

– Я же предупреждал! - взъярился шеф. Словно был уверен, что вымолил за ночь жизнь этой девочке, а этот сержант…

Но в тюрьму он приехал обмякший и смирившийся с неизбежным.