Дженни Ниммо - Лазурный питон

– Только про мистера Краплака ему лучше пока не говорить, – сказал Танкред.

– Пока незачем, – согласился Чарли. – Так вот, вылететь в окно она вылетела, но не возвращаться же ей по чердакам пешком. Там темно, хоть глаз выколи, и Эмма там просто заплутает. Поэтому я пошел открыть ей окно и покараулить, чтобы никто его не запер. А тут эта Белла… – И Чарли рассказал про неприятную встречу.

– Скверно… – Танкред задумчиво поднял глаза на высоченные окна мастерской – в точности такие же, как и этажом выше, у художников. Верхние створки были заперты. – Мистер Мейсон иногда открывает их специальным шестом. Но что-то я этого шеста не вижу.

Танкред нервно обошел мастерскую, и от его шагов поднялся не то что сквозняк – настоящий ветер. В воздухе крутились обрывки бумаги, опилки, щепки и мелкая глиняная крошка. Стеки, долота и зубила покатились по полу.

– Тан, не нервничай, – предупредил Лизандр.

– Да-да, спокойствие, только спокойствие, – пробормотал себе под нос Танкред, приглаживая светлые волосы, которые уже постреливали от мелких молний. – Сейчас сосредоточусь. Раз, два, три!

Танкред выскочил на середину мастерской, не загроможденную верстаками и станками, распростер руки и с силой крутанулся на месте. Полы его плаща взлетели, как зеленые крылья.

Чарли от изумления замер, стараясь не чихнуть: в воздухе летала пыль, посеребренная звездным светом, а Танкред вертелся как волчок и вдруг резко остановился. Он вскинул руку, словно целя в одну из верхних оконных створок, и в то же мгновение резкий порыв ночного ветра сорвался с кончиков его пальцев и ударил под потолок. Что-то звякнуло, и стеклянный прямоугольник выпал из рамы, мягко приземлившись на подставленный плащ. Стекло даже не разбилось.

– Готово, – гордо объявил Танкред. – Как вам это?

– Чистая работа, – одобрил Лизандр.

– Фанта-а-астика! – выдохнул Чарли.

Выдавленное ветром стекло Танкред тщательно запрятал в самую гущу досок и брусков в дальнем углу.

– Мистер Мейсон в жизни не найдет, – решил он.

Чарли смотрел на окошко.

– Жаль, нельзя поглядеть, как Эмма летает, – грустно сказал он. – Лично я пока так ни разу и не видел – даже как она превращается.

– Кое-что лучше делать без свидетелей, – таинственно и уверенно отозвался Лизандр. – Знаете что, давайте-ка приберемся тут и пойдем спать, а то утром глаза не продерем.

Освещая путь фонариком, Танкред провел их вниз по лестнице и через мастерскую живописцев. В коридоре мальчики распрощались и разошлись по своим спальням.

А в это время Эмма отпирала окно в коридоре, и сердце у нее тревожно колотилось, как всегда перед превращением. Девочка каждый раз волновалась, получится или нет, станут ли ее руки крыльями и смогут ли оторвать ее от земли. Для начала нужно было крепко-накрепко зажмуриться и подумать о какой-нибудь птице, а потом поверить в себя и в то, что она и есть эта птица, и еще вспомнить о своих предках, которые передали ей этот дар.

Сегодня Эмма решила стать скворцом. Спрятавшись за шкаф, она закрыла глаза, съежилась и принялась уменьшаться, а тело ее покрывалось перышками, пока вместо девочки в коридоре академии не очутилась маленькая птичка. Приготовленную заранее записку Эмма взяла в клюв, сделала шажок, другой, расправила крылья и вылетела в окно. Но именно в это мгновение из темноты коридора выступила какая-то фигура и… захлопнула окно.

Эмма не оглянулась и изо всех сил постаралась не думать сейчас, как потом вернуться внутрь. Главное – найти среди множества чердачных помещений то самое, где заперт Рики Сверк. Эмма дважды облетела темную громаду академии, время от времени присаживаясь передохнуть на карниз или водосточную трубу. Но темные комнаты за слуховыми окошками хранили свои тайны, и та, единственная, ничем себя среди них не выдавала. Эмме не удалось заметить никаких следов пленника-невидимки, хотя она старательно высматривала узкую койку и пустые жестянки из-под джема.

Снизившись, она принялась парить на уровне другого этажа и вот тут увидела кое-что примечательное – озаренное окно и внушительную старинную кровать под балдахином, в которой, подпертый добрым десятком подушек, восседал древний старик. Эмма испуганно метнулась прочь от окна: это морщинистое лицо, больше похожее на череп, она уже видела, когда сама сидела под замком на чердаке. Мистер Иезекииль, в бордовом ночном колпаке и расшитом халате, зловеще посмеиваясь, водил крючковатым пальцем по страницам какой-то книги в черном переплете. Маленькая птаха поспешно порхнула дальше.

Этажом ниже она увидела величественную мадам надзирательницу в фиолетовой ночной рубашке, которая сосредоточенно расчесывала свои длинные полуседые космы, – тоже зрелище не из приятных. А еще этажом ниже обитатель был и того хуже: Манфред Блур собственной персоной, в черном халате. Он как раз развязывал черную ленту, стягивавшую его волосы в хвост, и стоял спиной к окну, но лицом к зеркалу. И глаза его остановились на Эмме.

Конечно, Манфред увидел всего-навсего отражение скворца, который сидел на его подоконнике и почему-то держал в клюве белый бумажный квадратик. Но взгляд его стал засасывать Эмму, как болото, и она в панике метнулась прочь, с перепугу жалобно крикнув. Белый квадратик, подхваченный ночным ветром, унесся во тьму.

«Он меня узнал», – думала Эмма, с колотящимся сердцем взмахивая крыльями. Что же теперь будет?

Наутро Чарли чуть не проспал и со всех ног мчался на завтрак одним из последних. В коридоре, увешанном старинными портретами, его нагнала Эмма, бледная и с кругами под глазами. Чарли остановился подождать ее, и тут вдали показалась Оливия. Кто же еще способен напялить лимонно-желтые туфли с черными носками и покрасить волосы желто-черными прядями, под тигра? Нет, правда, хорошо им живется на театральном – хоть клоуном наряжайся, никто тебе слова не скажет. Оливия двигалась как-то странно, вприскочку. – Каблук сломала, – объяснила она, не дожидаясь вопросов, и задрала ногу, демонстрируя ущерб. – Это потому, что туфли великоваты. Они мамины. Авось мне не влетит.

Эмма посмотрела на каблук, выкорчеванный с корнем, покачала головой и неудержимо зевнула.

– Ну как у тебя вчера ночью, все получилось? – осторожно поинтересовался Чарли.

– Окно Рики не нашла, – хмуро отозвалась Эмма, – потому что все окна на чердаке одинаковые. И все заперты. Но что еще хуже – я выронила записку.

– Какую такую записку? – Оливия мигом забыла про туфли. – Впервые слышу.

– Я заранее ее написала и взяла с собой. Записку для Рики.

– Ты ее несла в… – Чарли чуть не сказал «в клюве», но застеснялся.