«ЕСЛИ» - ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №8 2007 г.

Наконец Рутилиус резко оборвал затянувшуюся болтовню.

– Имеете ли вы хоть какое-то представление о цели нашей встречи?

– Полагаю, вам потребовались мои услуги.

– И вы знаете, какие именно? Можете отвечать правдиво и ничего не бояться.

– Понятия не имею, – мягко обронил Астольфо. Барон облегченно вздохнул.

– Рад слышать это. Я боялся, что мое поведение в последнее время выдает меня с головой. Весьма многие пристально наблюдают за мной, выискивая признаки слабости.

– Значит, речь идет о нежных чувствах, – кивнул Астольфо. – Но должен сказать прямо, сьер Рутилиус, я не склеиваю разбитые сердца. Мало того, не разбиваю целые.

– Ни того, ни другого от вас не потребуется, – заверил Рутилиус. – Но прошу, пойдемте в другую комнату. Позвольте наполнить ваши бокалы. Возьмем их с собой.

– Благодарю. Прекрасное вино, – похвалил Астольфо.

Долив вина в бокалы, Рутилиус проводил нас по длинной, увешанной шпалерами галерее в маленький салон. Паркетный пол был устлан пушистыми коврами, что вызывало ощущение покоя и даже неги. В большие окна лился теплый свет, создавая впечатление простора. Но я не мог оторвать взгляда от стен, увешанных картинами и рисунками. Некоторые были портретами в натуральную величину, другие – прелестными миниатюрами.

Я переходил от картины к картине, любуясь каждой. Изображение теней – самое сложное и деликатное из изящных искусств, и даже прославленные художники должны трудиться целый сезон, чтобы достичь весьма среднего результата. Здесь же каждый экземпляр был шедевром. Кое-какие я узнавал по книжным репродукциям-гравюрам, но остальные были мне неизвестны, и при виде их мороз шел по коже.

Астольфо, чьим девизом было «ничему не удивляться», на этот раз не скрывал искреннего восхищения, то и дело отступая и приближаясь к очередной картине, склоняя голову набок, прищуривая глаза. Никогда еще я не видел его столь взволнованным и невольно задавался вопросом: уж не спектакль ли это, призванный показать Астольфо ценителем искусства и заодно похвалить тонкий вкус Рутилиуса.

Я отметил также, что барон внимательно наблюдал за моим учителем и казался довольным, когда мастер теней упорно возвращался к одному и тому же рисунку. Среди других, более эффектных, он поначалу не производил сильного впечатления. На бумажном листе мелками и графитом была набросана тень женщины. Но чем дольше я вглядывался в изображение, тем больше поражался не только искусству автора, но и непередаваемому, неописуемому очарованию, исходившему от модели.

Несмотря на все наставления Астольфо, изучение десятков картин и рисунков из коллекций его клиентов, чтение заумных трактатов по живописному искусству, я не приобрел достаточных знаний, чтобы изрекать мудрые слова. Но искренне считаю, что картины говорят сами за себя, а все, что сказано по их поводу мазилками в чернильных пятнах и присыпанными мелом школьными учителишками, такая безмозглая чушь! Лично я предпочел бы слушать, как козел пускает ветры, чем терпеть присутствие высокопарных всезнаек, рассуждающих о композиции, способе наложения красок, перспективе и тому подобной чепухе.

Однако, улавливая случайные замечания Астольфо, я все же сумел развить в себе чисто практическое чутье и умение оценить картину, особенно там, где речь шла об изображении теней.

– Прежде всего, – объяснял он, – художник должен учиться передавать объем, то есть положение тел в пространстве. Только дети видят тени плоскими, темными двухмерными полосами, растянувшимися на поверхности. Поэтому главное – увидеть, что при всей своей невесомости, хрупкости и иллюзорности тени имеют объем и трехмерность, к которой, в отличие от твердых тел, таких, как камни и деревья, добавляется еще одна поверхность, позаимствованная из потустороннего, запредельного источника, с каковым они тесно связаны.

В то время я не понимал, что требует увидеть Астольфо, но его высказывания в точности соответствовали этому, на первый взгляд, простому рисунку. Контуры фигуры словно поднимались с бумаги, на которой были нарисованы. Тень казалась эскизом скульптуры из бронзы или стекла.

– Насколько я понимаю, эти картины – ваша собственность, – заметил Астольфо еще мягче обычного.

– Да, и почти все – изображения теней, которые я собрал, – кивнул Рутилиус. – Один или два шедевра я приобрел, восхитившись мастерством художника. Некоторые из них весьма стары.

– Совершенно верно, и даже подписаны авторами. У двери висит Манони, а в углу соседней картины нарисована маленькая саламандра: знак прославленного Проксимо. Правда, новейшие экземпляры не подписаны.

– Рисователи теней обнаружили, что обнародовать собственные имена за границей небезопасно, – пояснил Рутилиус.

– Да, но некоторые работы настолько изумительны, продуманы и индивидуальны, что в подписях нет нужды. Например, рисунок тени молодой женщины, должно быть, создан Петриниусом. Он современный гений теней, и его рука узнаваема.

– Вы правы.

– Я вижу также, что этот рисунок совсем свежий. Должно быть, он попал к вам недавно.

– Автор закончил его всего неделю назад.

– И сама тень находится в вашей коллекции?

– Совершенно верно.

– Поздравляю. Эта тень – сокровище, которой может гордиться любой коллекционер.

– Гордиться? Возможно. Но полного счастья я не ощущаю.

– Причина?

– Я испытываю огромное, непреодолимое желание знать, какая женщина отбросила эту тень и где она сейчас.

– Разве ваш поставщик не поведал вам все эти подробности?

– Он ничего не знал, потому что получил рисунок от человека, который сам оставался в неведении. Возможно, этот шедевр прошел через много рук, прежде чем попал в мои.

Астольфо выступил вперед и наклонился ближе, чтобы рассмотреть рисунок.

– Возможно. Трудно сказать. Если бы я видел оригинал…

– Прежде чем я рискну показать вам тень, мне необходимо знать, примете ли вы мое поручение и каковы ваши условия.

– Желаете, чтобы я все разузнал о той особе, которая отбросила тень?

– Хочу, чтобы вы нашли ее, саму женщину, и рассказали, кто она и где находится.

– Я согласен принять поручение только условно, – покачал головой Астольфо, – поскольку не могу предвидеть, какие трудности нас ожидают. Не исключено, что утомительные, долгие поиски окажутся бесплодными.

– Вполне справедливо. И все же вы самая опытная ищейка во всей своре, и если уж пускать кого-то по следу, так именно вас. Ваша репутация, должно быть, заработана тяжким трудом и вполне оправдана. И, поверьте, вы будете достойно вознаграждены.

– И все-таки – условно. Давайте посмотрим оригинал. Может, тогда я смогу сказать больше.

В другом помещении, поменьше, рядом с комнатой, где хранилась коллекция, находились приобретенные Рутилиусом тени. Я заметил, что Астольфо восхищается способом их хранения. Многие собиратели и торговцы считают, что тени необходимо запирать в темных местах: чуланах, шкафах, подвалах, – чтобы окружающая тьма сохраняла их свежесть. Но, по моему мнению, она одновременно высасывает из них энергию, постепенно поглощает некоторую часть их природной живости. Лучше всего полумрак: неверный, мерцающий, непостоянный свет. Эти переменчивые условия сохраняют тени в тонусе и придают гибкость и податливость. Запахи, исходящие от них, в подобном свете всегда бывают чище, а контуры реже теряют резкость, чем при хранении в какой-нибудь темной дыре.