Андрей Астахов - Девятый император

Багровые языки пламени постепенно охватывали хворост, подкрадывались к чернеющему на вершине костра телу. И разом полыхнуло; из недр костра вырвался дремавший до сих пор огонь, забушевал с ревом, охватил Акуна. Налетевший ветер еще больше раздул пламя. Хейдин попятился назад – жар от костра стал невыносимым. Руменика плакала, спрятав лицо в ладонях. Липка плакала, не пряча лица.

Бушующий огонь поднялся в ночное небо, в темноту полетели мириады искр. И Хейдин увидел, как из пламени к небесам вылетела яркая зеленая звезда. Душа Акуна ушла в вечность.

Костры горели долго. Первым погас малый костер – он прогорел до маленькой кучки пепла Хейдин смотрел в умирающее пламя. Завтра он придет, чтобы засыпать остывший пепел и оплавленное железо землей. Так когда-то хоронили королей-тунгов Ортланда, только над их могилой еще насыпали курган. Акуну не нужен курган – он не был королем. Он был воином, каких в этом мире и в прочих мирах можно пересчитать по пальцам одной руки. Память о них долговечнее каменных надгробий и высоких курганов.

Взявшись за руки, они поклонились догорающему костру и пошли домой, чтобы нехитрой трапезой помянуть старого милда. Первым зарево заметил Ратислав и сказал об этом Хейдину. Ортландец посмотрел на юго-восток – ночное небо над горизонтом было освещено дрожащим багровым светом.

– Как будто гроза, – сказал Ратислав. – Небо по Акуну свечку затеплило.

– Это тоже погребальный костер, – сказала Руменика. – Мы с той стороны ехали. Это город горит.

Торжок полыхал.

Воевода Радим с тоской смотрел на черные столбы дыма, выраставшие над городом. Посад был почти весь охвачен пожарами. Со стен детинца воеводе было видно, как в дыму и пламени у горящих домов мечутся люди – обожженные, полуослепшие от дыма, обезумевшие. По городу носились группы всадников на маленьких гривастых лошадях, рубили и топтали убегающих людей, подхватывали их узлы и корзины и неслись дальше, сея вокруг себя смерть.

Монголы ворвались в Торжок по льду Тверца. Часть их конницы, пытаясь обойти укрепления посада, напоролась на вкопанные рожны, но основная сила потоком втекала в посад, обозначая свой путь вспыхивающими пожарами. Радим тут же отдал приказ своим воинам и сторонникам отходить в детинец. С воеводой в детинце было тридцать человек – десять новгородцев и два десятка ополченцев-сторонников, вооруженных рогатинами и луками. Здесь были Прокоп Псковитянин, Халзан, Василь Пятка, Хлуд и другие его ратники. Яков Млын, Ларион и еще два десятка дружинников оставались в посаде. Радим был в страшной тревоге, ходил по пряслам, пытаясь определить, с какой стороны враг пойдет на детинец. Ратники на стенах были готовы к бою: у бойниц лежали полные стрел колчаны, приставлены были сулицы. [41]Холопы варили в больших котлах кипяток для незваных гостей.

С берега Тверца раздавались гулкие удары – будто кто-то колотил в огромное било. [42]Прокоп подошел к воеводе, обратил внимание на странный звук.

– Чаю, монголы, пороки [43]свои к стенам тащат, – догадался Радим. – Чтобы их до детинца дотащить, надобно путь расчистить, вот они и ломают дома, путь для пороков прокладывают.

– Замолы [44]полыхают тож, – произнес Прокоп. – Что делать-то будем, воевода?

– Драться будем, – отвечал Радим. – Сколько сил хватит.

– Наши едут! – послышался крик дозорных.

Дружинники поспешили открыть ворота. Радим сбежал со стены встречать воинов. Лицо его помрачнело, когда среди восьми вернувшихся он не увидел Млына.

– Плохо дело, воевода, – крикнул смолянин Ларион, весь в копоти и крови. – Нехристи валом валят, не удержать!

– Где Млын? – спросил Радим, боясь услышать ответ.

– Нет больше Млына, – сказал один из дружинников. – Монгол его стрелой срезал на берегу, когда отходили.

– Кто-нибудь видел, как он погиб?

– Я видел, – отозвался воин с перевязанным лицом.

– Прокоп! – позвал Радим. Псковский воин вышел из группы дружинников, встал перед воеводой.

– Покуда Млына не нашли, живого или мертвого, будешь моим податным воеводой, [45]– приказал Радим. – Ставь воинов на стены! Будем бой принимать.

Пока воины запирали ворота цитадели и навешивали на них дубовый засов толщиной с туловище взрослого мужчины, Радим раздавал приказы. Случилось то, чего воевода опасался с самого начала – ополченцы, оставшиеся в посаде, или погибли, или поспешили спастись бегством. У него под рукой осталась горсть воинов, с которой детинца не удержать. Но Радим и сам не верил, что ему удастся отстоять цитадель. Умереть бы с честью, достойно – и того довольно.

– Воевода, дозволь слово молвить! – склонился перед Радимом Прокоп.

– Говори.

– Сибгатулла, иди сюда! – Прокоп поставил перед воеводой молодого половца из числа сторонников, совсем еще мальчика. Юноша был весь в копоти, даже на бровях и узких, едва пробившихся усах висели частички сажи.

– Этот малый – сбег, был с суздальцами на Сити, потом к нам прибился, – пояснил Прокоп. – Ну-ка, расскажи воеводе, что слышал.

– Как подошли монголы к валам, начали нас поносить, – сказал Сибгагулла. – Кричали они, что пока в гости к нам пришли, велели привечать дорогих гостей. А то за ними хозяин вселенной идет, сиятельный Бату-хан со стотысячным войском. Мол, такой городишко, как ваш, мы насквозь проедем и даже не заметим, что кто-то нас в него не пускал.

– Верно ли ты понял, малец?

– Монголы говорят, и я понимаю. Языки наши схожи.

– А не врешь?

– Я правоверный мусульманин. Наша вера запрещает лгать.

– Хорошо, – Радим знаком отпустил юношу. – Что сие значит, Прокоп?

– Мыслю я, воевода, нам Торжка не удержать. Пока основные силы поганых не подошли, надо прорываться на Новгород. Монголы идут с полудня, так что дорогу на север вряд ли нам успеют закрыть. Пока Батыга со своей ордой не подошел, сможем прорваться, коли Пречистая поможет.

– А как же детинец?

– У нас сорок человек всего. Остальные полегли на посадских валах от монгольских стрел.

Словно в подтверждение слов Прокопа шальная монгольская стрела с гудением влетела за стену, ударила в столб коновязи в пяти шагах от воеводы.

– Видишь, – сказал Прокоп, – монголы уже на расстоянии полета стрелы от детинца. Скоро на нас навалятся.

– А как же честь воинская, Прокоп?

– Чести мы своей не посрамили, город Батыге поганому не сдали покорно, встретили гостей незваных честь по чести, как полагается – хлебом железным да солью огненной. Чтобы монголам насолить еще пуще, подожжем детинец и припасы в нем. А там и попробуем пробиться, пока поганые детинец сплошным кольцом не обложили.