Андрей Астахов - Девятый император

– А жители как же, что в детинце укрылись?

– Жителей мы теперь никак не защитим. Их, чаю, монголы без вреда выпустят из города, есть у меня хитрость одна. Коли удастся, и людей спасем, и сами спасемся.

– Думу ты мне задал, Прокоп. Сам не знаю, как быть. Коней-то у нас хватит?

– Хватит. В детинце больше пятидесяти лошадей под седлом.

– А прорвутся-то не все!

– Знаю. Что нам терять, воевода? Что в детинце, что в чистом поле – смерть от меча везде смерть достойная.

– Убедил! – Радим от избытка чувств кулаком хватил по бревенчатой стене. – Готовь людей. Всех сажай на коней, припасы бери, сколько можно, остальное людям раздавай. Не могли город спасти, так хоть людей спасем.

Передовая монгольская тысяча Тенгиз-нойона примчалась к Торжку на рассвете. Покрутившись у валов, окруживших посад, монголы постреляли в защитников, показавшихся на стенах, и отошли. Тенгиз-нойон, помня приказ своего командира, великого Субэдея, решил не дразнить урусов и не терять понапрасну людей.

Монголы начали штурм к полудню. Тенгиз-нойон бросил на валы несколько сот спешенных воинов с канатами и лестницами, прочие силы повел в обход. Монгольские командиры сразу сообразили, что лучше всего войти в город по льду Тверца. Тут не было никаких укреплений, и Тенгиз-нойон одобрил план своих командиров. Пока защитники валов отчаянно дрались с монгольскими огланами, конница Тенгиз-нойона уже ворвалась в посад, засыпая дома зажигательными стрелами, рубя всех, кто попадался на пути.

Тенгиз-нойон, молодой, дородный и важный, прославленный многими победами, наблюдал за штурмом. Свою юрту он велел поставить на высоком месте напротив детинца. Тенгиз-нойон пил зеленый чай с молоком и солью и подшучивал над урусами, задумавшими сопротивляться.

– Глупые бородачи! – говорил он своим сотникам, пока остававшимся в резерве. – Эту кучку деревянных юрт я возьму еще до темноты. Возьмите побольше пленных. Я их пошлю к сиятельному Субэдею, пусть расскажут о моей доблести и великодушии.

Через час прискакал гонец из передовой сотни. Урусы отошли с валов, опасаясь попасть в окружение. Посад в руках монголов. Скоро можно будет начать штурм цитадели. Пленные говорят, там всего полсотни воинов. Тысячник слушал, кивал, сунув руку за пазуху своей дэли. [46]

– Хорошо! – сказал он, когда гонец замолчал. – Пока подождем. Сиятельный Субэдей велел беречь храбрых монгольских воинов. Может быть, урусы одумаются и сами сдадутся на нашу милость.

Последующие три часа монголы грабили и жгли посад. Их полководец наслаждался вареной бараниной, кумысом и чаем в своей юрте и ждал, когда к нему явятся сдаваться посадник и городская чадь нарочитая. [47]О дарах, которые поднесут ему урусы, сиятельному Субэдею можно не докладывать…

– Великий хан! Великий хан!

Косолапый коренастый воин в синей дэли и с кривым мечом на поясе, застыл в низком поклоне у полога юрты. Нойон велел войти. Монгол неслышно вошел, отбил установленное число поклонов, сел на пятки.

– Великий хан, у урусов что-то творится. Они открыли ворота крепости и с криками бегут оттуда.

– Что они кричат? Сдаются?

– Воют, как годовалые волки. Безумие охватило их. Сам Тенгри [48]покарал урусов за сопротивление.

– Говори яснее.

– Мы поймали мальчишку-кипчака, [49]который был в крепкости. Он здесь.

– Веди его.

Монгол, кланяясь, выскользнул из юрты, короткое время спустя, вернулся с половцем Сибгатуллой. Юноша, растянувшись на кошме у ног хана, начал со славословий:

– Да благословит Тенгри великого хана на тысячу лет жизни и счастья! Да растают его враги, как дым в ночи, и да будут они растоптаны пятой хана, как кизяк на дороге!

– Ты из города?

– Да, о хан-солнце! Урусы прошлой зимой взяли меня в плен, я был у них рабом. Узнав, что идет победоносное монгольское войско, я обрадовался и хотел сегодня ночью вместе с другими рабами открыть для вас ворота крепости. Но урусов постиг гнев бога – в крепости открылся страшный мор. Их воевода умер, и теперь урусы бегут кто куда. А крепость они подожгли, чтобы вам ничего не досталось.

– Что за мор? – Тенгиз-нойон боязливо отодвинулся от юноши.

– Оспа, о великий! Меня ты можешь не опасаться, я переболел оспой в детстве, и теперь зараза мне не страшна.

– Пошел прочь!

Монгол вытолкал пленного из юрты, вышел сам. Тенгиз-нойон задумался. Его мечты о том, что к нему придет посадник с ключами от города, пошли прахом Хуже того, оспа, о которой сказал пленный, может перекинуться на его воинов. В детинец входить нельзя, да и незачем – урусы сами все там подожгли. Жаль, богатой добычи теперь не будет.

– Урумчи! – позвал нойон.

На зов явился широкоплечий монгол с темным лицом, в шлеме и кольчуге под хорошей шубой. Поклонился хану, замер, ожидая приказаний.

– Пусть бьют в барабаны1 Сигналь отступление.

– Слушаюсь, мой хан.

– Что там урусы?

– Бегут из города. Весь Торжок в огне.

– Хорошо. Скажи воинам, пусть огласят мой приказ – в детинец не входить, урусов не трогать. У них мор. Пусть сотники отводят свои сотни от города.

– Слушаюсь, мой хан.

Тенгиз-нойон жестом отпустил телохранителя, вернулся к своей баранине и к своему кумысу. Но прежний аппетит куда-то пропал. Торжок обманул ожидания Тенгиз-нойона.

Богатой добычи взять не удалось. Это не понравится блистательному Субэдею. Поэтому, когда сюда подойдет тумен блистательного Субэдея, и великий полководец призовет его, Тенгиз-нойона, на совет тысячников, следует просить великого о милости – позволить его тысяче первой идти на богатый Новгород. Там добыча будет даже побогаче, чем во Владимире. Только бы сиятельный Субэдей согласился. Небо милостиво, подумал нойон, может быть, великий и согласится…

На майдане перед домом воеводы собрались все, кто изъявил желание прорываться вместе с воеводой в Новгород – всего двадцать девять человек. Все хорошо вооруженные, при защитном доспехе, щитах и шлемах, все на сильных резвых конях. Торбы и переметные сумы были полны овса для лошадей и хлеба для всадников. Остальные припасы в амбарах уже пожирало разгорающееся пламя. Радим вспомнил, как едва не умер от простуды, спасая те самые припасы, что решено было нынче сжечь, – и вздохнул.

– По двое за мной! – скомандовал воевода, вскочив в седло.

Хитрость Прокопа пока что удалась – монголы не тронули вышедших из детинца людей. Дозорные со стены сообщили, что монголы вообще оставляют посад. Пока объяснить это было трудно. Возможно, дело в пожарах, которые полыхают в городе. Но, может быть, и другое – монголы получили новый приказ и что-то затевают. Гулкие удары с берега больше не доносились; значит, штурм детинца откладывался. Но теперь это было неважно. Остался только один путь – пробиваться.