Пола Вольски - Наваждение

Последовали глухие удары, шлепки, затем она услышала два приглушенных голоса – один из них принадлежал Дрефу. Элистэ не поняла слов, но сразу узнала его выговор и интонацию. Значит, он не задохнулся в своей сосновой тюрьме. С ним все в порядке, он рядом! Она облегченно вздохнула, но не решилась подать голос или позвать его: сначала требовалось убедиться воочию, что это ничем не грозит.

Теперь мужчины принялись за ее ящик. Поддев крышку, они оторвали ее вместе с гвоздями, повыбрасывали книги, и Элистэ заморгала, ослепленная обрушившимся на нее светом. Она смутно различила два склонившихся силуэта. Прежде чем зрение вернулось к ней, ее подхватили под руки, поставили на ноги и извлекли из ящике. Девушка покачнулась – ноги плохо слушались и подгибались, кровообращение восстанавливалось медленно, икры и бедра покалывало. Но она быстро пришла в себя и увидела Дрефа – бледноватого, со слегка отекшими веками, но в остальном такого же, как всегда, и другого мужчину – худого, узкоплечего, неопределенного возраста, с пастозного оттенка лицом, который появляется после многолетнего сидения в четырех стенах, и в пенсне с металлической оправой, висевшем на тонком нервном носу. Она украдкой оглядела заурядную комнату, уставленную узкими деревянными скамьями. Как странно! Из окна открывался вид на поля и проселок с разъезженными колеями. Одно ясно – Шеррином здесь и не пахнет.

Удалось! Они таки провели Буметту – с помощью разветвленной и умеющей действовать организации нирьенистов. Теперь, стоя посреди комнаты, Элистэ могла убедиться в этом на собственном опыте.

– Полегчало? – спросил Дреф.

Она кивнула.

– А вам?

– Все в порядке.

– Где мы?

– Позвольте, я объясню, мастер Бек, – вмешался незнакомец. Элистэ не сумела скрыть удивления, услыхав это прозвище Дрефа и уловив уважение, с которым оно было произнесено. – Сестра, вы находитесь в классе народной школы Дицерна, что в Средней Совани. Здесь вам ничего не грозит. Я Туверт, генеральный инспектор народного образования в графстве Дицерн, вонарец и нирьенист. – Он неловко поклонился. – Добро пожаловать под мой кров.

– Благодарю вас, – ответствовала Элистэ и, слегка растерявшись, сделала книксен. Нужно ли ей представляться в свою очередь? Назваться собственным именем или чужим? Каковы требования этикета, принятые в среде беглецов, изгоев и заговорщиков? Хуже того, этот человек, судя по его поведению, еще не знал об аресте Шорви Нирьена. Сказать или нет?

Дреф пришел ей на помощь.

– Приморский дилижанс по-прежнему останавливается в Дицерне?

– В два часа, – сообщил Туверт.

– Мы отбудем на нем, время не терпит.

– Деньги?

– Имеются.

– Бек, вы просто чудо.

– Накормите нас?

– Прошу за мной.

Они проследовали за Тувертом в его кабинет, находившийся рядом с классной, где их ждала простая, но обильная закуска. Элистэ уплетала за обе щеки и помалкивала, тогда как Дреф и Туверт, в соответствии с принятыми, судя по всему, у нирьенистов правилами, изъяснялись скупыми, чуть ли не зашифрованными фразами и намеками. За едой Дреф сообщил их хозяину об аресте Шорви Нирьена. И без того бледное лицо Туверта приняло сероватый оттенок, и Элистэ от души его пожалела. Как, однако, дорожат нирьенисты своим вождем! А сам Нирьен, в сотый раз задавалась она вопросом, – что он за человек, если внушает такую любовь? Должно быть, личность действительно неординарная.

Известие подкосило наставника Туверта, но тем не менее он сохранял присутствие духа; возможно, его поддерживал оптимизм столичного единомышленника. Дреф выказал твердую уверенность, что остается пусть и слабая, однако надежда на отсрочку исполнения смертного приговора, а то и на вызволение Шорви Нирьена. Школьный инспектор с ним согласился или, по крайней мере, сделал вид, что соглашается.

Они просидели до без четверти два, а затем, попрощавшись с гостеприимным хозяином, вышли на дорогу, и, несколько удалившись от школы, стали ждать дилижанс, который следовал до северного побережья через Фабек. Элистэ все еще не могла поверить в реальность происходящего. Она боялась очнуться, разлепить уставшие веки и увидеть, что скорчилась у тлеющей мусорной кучи на улице Винкулийского моста. «Странно, – подумала она, – но почему-то несколько жутких месяцев запомнились мне Куда отчетливее, чем долгие годы благополучия». Они запечатлелись в ее памяти вечным клеймом, вроде того, какое навеки выжигают на теле серфа или преступника. Воспоминания о тех днях в трущобах, считала она, не изгладятся из ее памяти – так же как Дрефу сын-Цино не избавиться от клейма рабства.

Дилижанс прибыл по расписанию. Дреф поднял руку, карета остановилась, он заплатил за проезд, и они сели, затолкав под сиденья свой скромный багаж. У них оказалось всего двое попутчиков – уставшие горожане средних лет, с которыми, судя по их виду, если и можно было поговорить, так только о погоде. Возница щелкнул кнутом, и дилижанс тронулся.

Путешествие было долгим и утомительным. Дороги иной раз оказывались просто-напросто непроезжими. Тягучие часы унылой скуки время от времени чередовались с минутами крайнего напряжения. Приморский дилижанс слишком часто забирал в сторону от Большой Королевской дороги, по которой два года назад карета во Дерривалей проследовала в Шеррин, никуда не сворачивая. Дилижанс не спеша катил по тракту Равенства (так теперь именовалась дорога) через городки и деревеньки Совани, одолел холм Ниэй и въехал в провинцию Фабек, оставив позади лесистые нагорья и города Беронд, Фловин и Граммант. В каждом городе, на многих придорожных почтовых станциях и на границе между Сованью и Фабеком приходилось предъявлять документы обалдевшим от скуки провинциальным чиновникам, сборщикам пошлины, а нередко и офицерам Вонарской гвардии. При первой проверке Элистэ показалось – сейчас она умрет от страха или, по меньшей мере, выдаст себя, что приведет к тому же, то есть к их гибели. Дилижанс остановился у заставы на въезде в Пенод. Начальник заставы подошел, открыл дверцу и потребовал паспорта и подорожные. Пока офицер лениво проглядывал документы, один из подчиненных забрался на крышу кареты проверить багаж. У Элистэ замерло сердце, по телу пробежала дрожь. Чтобы как-то скрыть свое волнение от гвардейца, она зажала дрожащие пальцы меж колен, опустила голову, изобразив, как ей показалось, достаточно убедительно застенчивость воспитанной в строгих правилах молодой горожанки. Она не смотрела по сторонам и поэтому не столько увидела, сколько почувствовала, что Дреф просунул в открытую дверцу свои и ее документы, и ощутила на себе более чем внимательный взгляд лейтенанта, начальника заставы. Неужели он обнаружил подделку? Иначе с чего вдруг такой интерес к ее особе?