Ольга Погодина - Джунгар. Небесное Испытание

В этот год снег лежал высоко, и сейчас самое удачное время для перехода. Так ему сказал Дунпо, когда в один из дней с неба на них посыпались мелкие колючие снежинки, принесенные ветром с ледников, длинные языки которых уже практически заползали на тропу. Теперь даже самые брезгливые из куаньлинов предпочли закутаться в широкие меховые одежды. Огромный, обрывистый, занесенный снегами бок Падмаджипал оставался справа, а слева волновалось море облаков и тумана, изредка прорываемое какой-нибудь вершиной. Там, где-то далеко внизу, к юго-западу, лежит Срединная Империя, которую Юэ (и все они) привыкли считать средоточием всех земных путей. Однако по сравнению с этим ледяным царством, с чудовищной высоты, все казалось каким-то… игрушечным.

У Юэ в отряде за десять дней пути была одна смерть (один из воинов арьегарда по неосторожности сорвался с тропы), два перелома и много случаев обморожения, с которым они все не знали, как бороться. Не будь Дунпо, некоторые могли бы вовсе потерять уши и пальцы. Юэ поклялся себе доложить Бастэ при первой же возможности, что мысли о завоевании Ургаха и переходе более серьезного войска по такой дороге следует оставить за их полной бессмысленностью.

Дорога, наконец, пошла вниз и начали попадаться монастыри. В отличие от деревенек, лепившихся в долинах, монастыри часто ставили на головокружительной высоте, на вершинах, куда вели длинные ленты вырубленных в камне ступеней. Зрелище их беленых или ржаво-коричневых стен, их красных черепичных или темных сланцевых крыш было прекрасным какой-то особенной, тягучей и пронизывающей красотой. По утрам и вечерам в сухом, морозном воздухе теперь разливались звуки далеких гонгов. Небо ночью горело россыпями огромных, немигающих звезд, казалось близким, словно шелковый шатер над головой. Все в этом мире было другим, странным. Мысль о том, с чем он, Юэ, по-настоящему послан в эти земли, наполняла ужасом, ибо на этой земле все становилось возможным, и его мысли могли быть прочтены.

Потом они свернули налево, огибая большой, иззубренный склон, и вышли к большому зданию, видимо, монастырю, если судить по изображениям причудливых существ на воротах и коньках крыши, и окружавшей здание стене. Дунпо остановился.

- Здесь, - сказал он в своей обычной манере, совершенно без пауз, - Такой большой отряд нельзя город испугать сильно может заклятье быть положено окаменеть. Князь просить школа Уззр великая гостевать здесь приходить не все наутро доложить со всеми почести. Рад приветствовать князь вас! - и ударил в небольшой медный гонг у ворот.

На звук вышел монах в одной рясе из тонкой ткани, полностью обнажающей руки и небрежно повязанной волосяной веревкой у пояса. Юэ содрогнулся под своими мехами, глядя в невозмутимое коричневое лицо, натертое жиром.

Воины заполнили двор и по знаку Юэ построились согласно куаньлинским правилам ведения войны в квадраты по десять и сто и тысяче человек. Такое построение выглядело весьма величественно на императорских столичных парадах или в учебных боях, но сейчас, в торчащих во все стороны меховых обмотках, куаньлины выглядели… странно.

Настоятель монастыря поразил Юэ. Сначала на террасу, перед которой построились куаньлины, - а двор был столь просторен, что вместил их всех, - вынесли простое деревянное кресло. Затем двое монахов почтительно вывели под руки совершенно дряхлого старика с лысым черепом и реденькой длинной белой бородой, заплетенной в две тонкие косицы, в той же ужасающе легкой рясе, сквозь которую по бокам отчетливо виднелось тело. Ноги старика были босы.

Юэ посчитал нужным проявить почтительность, не смотря на то, что был проинструктирован о том, что ему следует вести себя невозмутимо, ничему не удивляясь и не восхищаясь, с презрительным достоинством человека пресыщенного. Он соскочил с коня, и преклонил колено перед старцем.

Следует сказать, что выучка у людей, данных ему Бастэ, была отменной: за спиной донеслось протяжное: "Х-ха!", и пять тысяч человек упали на одно колено, повторяя движение своего полководца.

Юэ поднял голову и встретился глазами со стариком:

- Если бы князь знал, сколь эффектно куаньлины умеют проявлять почтительность, он велел бы вам явиться на площадь, - неожиданно ясным голосом, на чистейшем куаньлинском языке произнес старик. На его морщинистом лице выделялись живые яркие глаза неожиданного зелено-коричневого цвета, словно спелая кожура грецкого ореха.

- Почтение к старшим - основа куаньлинской морали, - невозмутимо произнес Юэ, поднимаясь и для пущего эффекта выждав, когда его войско поднимется следом за ним, - Ибо старость тяжела и мудра, а юность легка и беспечна. Я благодарен тебе за гостеприимство, а князю - за разрешение воспользоваться им.

- Вы, куаньлины, неужто думаете, что мудрость приходит с возрастом? - удивительный старик сверкнул белыми молодыми зубами в улыбке, и Юэ безошибочно понял: дразнит.

- Мы считаем, что мудрость, когда бы ни посетила, должна быть выдержанной, как старое вино, - ответил он, слегка наклонив голову.

- Иногда вина скисают в уксус, - хмыкнул старик, но сменил тему, - Добро пожаловать в обитель Школы Уззр, - Монастырь Неизреченной Мудрости. Смиренные братья проводят вас и разместят со всем возможным удобством.

" Смиренные братья" оказались жилистыми бритоголовыми монахами, быстрыми, неразговорчивыми и не слишком приветливыми. " Возможные удобства" - чисто выметенными неотапливаемыми пустыми помещениями в двух больших зданиях к западу от центрального храма, в который можно было войти со двора (как оказалось, монастырь только казался маленьким: за каменной оградой скрывался целый лабиринт зданий и пристроек, наполовину выстроенных, а наполовину вырубленных в скалах). Юэ проглотил все свое возмущение, когда понял, что, скорее всего, монахи и имели это в виду под " всеми возможными" удобствами, - то есть теми, которыми обходились сами монахи. Но у него половина войска сляжет, если проведет хотя бы пару ночей в таких условиях. Надо будет сказать об этом князю. И поаккуратнее. А пока… Пока Юэ распорядился вносить в помещения все, что могло согревать и попросил жаровни. Оказалось, столько в монастыре попросту нет. Ему самому и его сотникам, конечно, принесли, а вот для рядовых воинов эта ночь будет сродни той, что они проводили под открытым небом - разве что не так дует. Воины, настроившиеся на нормальный ночлег, ворчали, но сегодня сделать было уже ничего нельзя, и Юэ приказал разойтись по спальням и отдыхать.

В его комнату принесли маленькую жаровню с углями и ужин, - плошку риса с кусочками сушеной тыквы и дымящуюся чашку чего-то среднего между бульоном и кашей. Вкус был странный, маслянистый. Должно быть, в этих горах такая еда согревает. Сам он за время южных походов практически отвык от мяса, - слишком велика была возможность отравиться им в сырых душных джунглях, однако не без улыбки Юэ представил себе лица своих воинов, большинство из которых набрано в северных провинциях, в-основном занимающихся скотоводством и потому отъявленных мясоедов.