Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Нет, но скоро побываю. В Кагете воевал мой брат.

– Значит, он вам рассказывал. Монсеньор, пожалуйста, если вам не очень неприятно, поговорите с его величеством Хайнрихом. Он вас любит и поверит, что я не такая, как девицы Флау и госпожа маркграфиня. Если бы его величество не был королем, я бы не стала к нему хуже относиться, просто так вышло. Нужно было все сделать очень быстро, папенька начал юлить, и я придумала про короля, но это важно папеньке, а не мне.

Сэль закончила и теперь плакала, как плакала в Бергмарк, рассказав о гибели сестры-выходца. Все, что было Ли под силу тогда, это пересадить девушку к себе на лошадь и обнять, на этот раз он мог больше. У молоденьких вдов впереди вся жизнь и очень часто – счастье. Раймонда Савиньяк была счастлива. С Алонсо Алва…

– Селина, – долги платят, а это больше любого долга. Это как прорыв к вставшему насмерть заслону, – вы с братом спасли две армии, а значит, Талиг и Дриксен. Безусловно, я сделаю то, о чем вы просите, но сперва подумайте. Ваш отец выбрал вам в мужья меня, почему бы с ним не согласиться? Мы доверяем друг другу, ваша матушка и Зоя против меня ничего не имеют, моя мать уже допустила наш брак, более того, однажды я сказал маркграфине, что готов на вас жениться.

– Вы хотели защитить мою репутацию.

– Относись я к вам иначе, я нашел бы другой способ. Вы поклялись, вас услышали, ну так давайте исполним клятву.

То, что Селина откажется, Савиньяк понял прежде, чем девушка заговорила.

– Я не могу, – голосок звучал глухо, то ли оттого, что она уткнулась лицом в его мундир, то ли от какой-то вечной женской тоски. – Мне с вами… было бы просто как с Герардом, если б он был совсем умным. То есть если бы он не просто читал, а понимал, что творится прямо здесь, с нами…

– Говорят, ты собрался в Липпе?

– Говорят?

Рокэ. Передоверил Хайнриха клирикам и подкрался, а братец, наоборот, перебрался к Эпинэ. Хорошо, что они сдружились.

– Собрался или нет?

– Не совсем в Липпе, мне придется свернуть раньше. Я бы завтра тебе все равно сказал.

– А сегодня мне сказала маркграфиня.

– Сказала или спросила?

– Кто ее знает… Она не может путешествовать с супругой кардинала, так что все складывается удачно. Для Урфриды – не для Бонифация. Думаешь, я тебе позволю?

– Ты уже позволил.

Как по-разному сгорают свечи в церкви и в доме. Как по-разному смотришь на огонь, еще не зная, что уходишь, и отсчитывая дни до последнего прыжка. Нужно отвечать, но ты уже ответил. Два года назад. Как же горчило тогда на губах кэналлийское…

– Я не поддамся на шантаж, даже если тебя привяжут к пушке, но и ты через меня перешагнешь. Через всех нас – меня, мать, Малыша…

– Спасибо, что не добавил «если потребуется», – Рокэ приподнимает бокал, внутри словно алая звезда вспыхивает. Скоро осень, одна осень, ничего, кроме осени…

Вина сейчас нет и быть не может, но на огонь Рокэ смотрит и здесь. В церкви тихо. Святые отцы уже объяснили Хайнриху, что положено, и теперь все трое глядят на дверцу, над которой кто-то озаботился приладить гирлянду из белых гвоздичек. Рядом, но не вместе стоят Мэллит и возникшая словно бы из ничего Фрида. Единственные женщины в храме, впрочем, мужчин тоже раз, два и обчелся.

– Удачно складывается… – не поворачивая головы бросает Алва. – Я про твою поездку. Ты не представляешь, до какой степени уже я тебе позволил. Начинают… Утром переговорим.

– Иди уж! Монсеньор… монсеньоров.

Лысоватый клирик с благостно-неприятным лицом торжественно ударяет в обитые бронзой створки, и те распахиваются. Бонифаций что-то говорит Хайнриху и делает шаг навстречу собственной супруге, ведущей под локоток страшно серьезную Сэль. Не доходя пары шагов до кардинала, дамы останавливаются, и к ним присоединяется Росио. Глава олларианской церкви, регент Талига и… потаенная любовь невесты, в этом Сэль тоже призналась.

– Сударыня, – Рокэ в церкви ничем не отличался от Рокэ во дворцах, – нам предстоит уладить некоторую формальность. Являясь, согласно воле Франциска Великого, не только регентом Талига, но и главой олларианской церкви, я вынужден просить вас ответить на вопрос его высокопреосвященства.

– Да, Монсеньор, я отвечу. – Удержаться от приседания Селина не смогла бы и в Рассвете, то есть в том Рассвете, о котором на гальтарском и талиг вещают церковники. Видел ли хоть кто-то из них, как гнется под южным ветром цветущая ветропляска, а по зеленоватому небу мчатся жемчужные облака? Вряд ли. Увидев подлинник, лгать об истинном не сможешь, разве что молчать.

– Дочь моя, – подает голос кардинал, – готова ли ты выслушать сего Хайнриха и знаешь ли ты, что он говорит с Создателем на мертвом языке и подносит к губам левую руку?

Селина знала, это кардинал с Рокэ ни кошки не знают о стоящей перед ним девушке. Эмилю легко негодовать…

– Во имя Создателя, – басит его высокопреосвященство, – я свидетельствую, что дева сия осознает, кто пред ней, и даю дозволение ему сказать, а ей выслушать.

– Мэратон, – приятным баритоном подхватывает эсператист, – во имя Создателя и именем святого Адриана свидетельствую чистоту помыслов сего мужа. Да спросит он, что желает знать, и да примет ответ, каким бы тот ни был.

– Да будет так, – Рокэ собран и напряжен, он готовится не к пьянке, хотя пить ему сегодня придется, пить и петь. «Утром переговорим…» Когда он догадался? Уж не тогда ли, когда ты окончательно решился? Глядя на Сэль.

– Монсеньор… – заплаканное личико остается прелестным, – помните, вы в Агмштадте взяли меня на свою лошадь? Так мне было проще плакать и совсем не страшно, и дальше тоже… Я пришла к вам из-за Мелхен, и когда у вас получилось, я так радовалась… Но ведь женщины – гадюки, так говорит мама, а она понимает, и вы тоже, у вас же их было много…

– Много, но с вашей мамой я не согласен.

– Все время гадюки в самом деле только самые дрянные дамы, но, когда влюбляешься, очень трудно не зазмеиться. Я… Я влюбилась в Монсеньора… В герцога Алву… Когда-нибудь господин Фельсенбург станет почти как он, только я уже буду как маменька, так что все равно ничего не выйдет. Я любила Айрис, но если бы она вышла за Монсеньора, я бы плакала. А если б Монсеньор меня заметил, я бы Айрис предала, но я плохого ей никогда бы не захотела…

Они долго так просидели. Сэль объясняла, он слушал и, кажется, понимал, не забывая увязывать будущую свадьбу с тем, что собирался сделать сам. Потом девушка вытерла слезы и спросила, пойдет ли Монсеньор к Хайнриху. Монсеньор сказал, что пойдет.

– Спасибо, – поблагодарила Селина, – только вы, пожалуйста, не расстраивайтесь. Когда Герард попросился с парламентерами, чтобы бесноватые на них напали, ваш брат очень расстроился, но ведь он думал, что Герарда и полковника фок Дахе убьют, а у меня с его величеством все будет очень хорошо. Лучше, чем если бы я все время видела монсеньора Рокэ и думала, что вы могли бы жениться по любви…