Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Пойдем, что ли, ораву напоследок покормим.

– Пойдем, если хочешь.

– А ты нет?

– Я хочу уехать, – Придд поправил шляпу и поднял тренировочную алебарду, – причем немедленно, но это невозможно.

– Обычно с «невозможнами» ты справляешься! – Если тянет удрать, значит, надо удирать, и чем скорее, тем лучше. – Живо на конюшню и галопом. Только не один, Барсука с Луи возьми.

– Это покажется странным.

– Кто бы говорил! Для очистки совести можешь мне открытый лист выписать. Мать с Клаусом и… графом Гирке до Аконы я как-нибудь дотащу.

Если герой упрется, придется дать по башке и вручить «фульгатам», как маршал Алонсо – короля. И мать следом выставить, как только соберется, то есть как плащ накинет…

– Хорошо, – внезапно сдался Валентин, – я буду ждать вас в Гирке.

– Слишком близко!

– Ты забыл, там особенное место.

– Забыл. Проклятье, если бы не мать, я бы с тобой прямо сейчас…

– К сожалению, я могу оставить Клауса только на тебя. Ты ничего не чувствуешь?

– Вроде нет. – А Питера он на кого оставляет? А Лукаса с утками? – Муторно, но это со вчерашнего дня. До конюшни отсюда неблизко, то есть близко, если напрямую, может, через пруд рванем?

– Не получится, слишком крутые берега, а у павильона лед ненадежный.

– Ты говорил. Ничего, по плотине перейдем!

У графа Гирке графа Альт-Гирке не оказалось, мало того, куда-то делся и малолетний убийца. Если не считать этого, все было в полном порядке, хотя удовольствия подобный порядок доставить не мог. Младших «спрутов» держали в строгости – ничего лишнего и ничего светлого. Приоткрытое, назло зиме и якобы болезни, окно, кровать, письменный стол со стулом, книжный шкаф, кресло у печи, видимо, для наставника, распахнутая дверь в больше напоминающую шкаф гардеробную, где только и есть, что здоровенный сундук да стыдливая, запертая на внушительный засов дверка, надо думать, в личную туалетную. Кровать разобрана и смята, на ночном столике – врачебные склянки и поднос с нетронутым завтраком. Тикают часы с очередным спрутом, шумно дышит Маргарита-Констанция, рядом пучит глаза, будто испуганный мерин, слуга.

– Господин граф Альт-Гирке не выходили, – нос у камердинера пористый, в прожилках, но не как у пьяницы, пьяниц в Васспарде не держат. – Как зашли, как велели не беспокоить, так и не выходили.

– А Питер… Иммануил?

– В постели были, как завтрак им принесли, всё, как мэтр Роланд велели. Доктор то есть.

– Графа Альт-Гирке вы вызывали?

– Нет, госпожа Савиньяк.

– То есть?

– Не вызывал я, а записку передал. Граф Гирке очень волновались, что проститься не успевают, а им волноваться вредно, от того жар бывает и в жилах биенье сильное.

– Ты оставил господина одного и понес записку?

– Разве ж я мог, велено ж было не отлучаться… При молодом господине Ультим был, камердинер графа Васспарда.

– Где этот Ультим сейчас?

– В дневной камердинерской должен быть, это возле классной. Туда довольно позвонить.

– Позвони. – Трогать свернувшийся возле изголовья шнур с помпоном на конце не хочется, хоть умри! – Маргарита-Констанция, вам лучше сесть в кресло.

– Нет-нет… Сударыня, где Лукас?!

– Сейчас мы все узнаем.

Лысоватый Ультим объявился тотчас, но толку от него было даже меньше, чем от собрата. Готовясь к отъезду, он с самого утра разбирал одежду своего господина, почти закончил, и тут его отозвали в камердинерскую посидеть и послушать, не потребуется ли чего еще и младшему. Ультим сидел и слушал, заодно вкушая вчерашнее печенье, пока не появились граф Альт-Гирке с камердинером Питера. Они вошли в комнату, причем камердинер тотчас вернулся, поскольку господа пожелали остаться одни, строго-настрого велев их не беспокоить. Последнее, что успели заметить слуги, это лежащего на постели Питера и сидящего у него в ногах Лукаса. Дверь захлопнулась и больше не открывалась, прошло минут пять, и Ультим заварил кипрей с медом и брусникой. Достойная пара попивала свой отвар, пока не объявились взволнованные дамы и не ворвались в комнату, оказавшуюся пустой.

– «Аткусическое явление», – вполголоса хмыкнула Арлетта, поймала полубезумный взгляд Маргариты-Констанции и спросила про Клауса, то есть графа Васспарда. Оказалось, тот, как и всегда, к одиннадцати отправился в музыкальный зал, где и был найден в обществе учителя пения.

Происходящее начинало отдавать дурной сказкой. Покинутая супруга стонала и всхлипывала, камердинеры переминались с ноги на ногу, осунувшийся за ночь Клаус закрывал и открывал чернильницу. Оставалось залезть под кровать, ничего там не обнаружить и послать за Кроунером для пропавших и успокоительным для графини Альт-Гирке.

– Садитесь же! – почти прикрикнула Арлетта. Маргарита-Констанция замотала головой и осталась стоять, пришлось брать за руку и вести к креслу. – Выпьете молока?

– Нет… Где… где Лукас?

– Видимо, вышел, а слуги заболтались и не заметили.

Бред какой-то! Допустим, оставленный без верхней одежды и обуви Питер средь бела дня вылез в окно, но Лукас на подобные упражнения не способен. Допустим, вошедший в раж убийца как-то прикончил двоюродного деда и еще более как-то удрал, но где в таком случае труп? Лукас выше Валентина и отнюдь не пушинка, под кровать не пролезет. В сундук затолкать, пожалуй, можно, но одиннадцатилетнему мальчишке подобное не под силу. Больше труп прятать негде, разве что…

Отодвигая засов в туалетную, графиня подспудно готовилась к худшему, а вышло… смешно…

– Сударыня… – живехонький Лукас был красен, как четверо раков, – сударыня… Приношу свои глубочайшие… Я вынужден просить вас… Сохранить в тайне это прискорбное…

– Лукас!.. Создатель, Лукас… Я уже… Не знала, что… Лукас!

Кто сказал, что рыдающая над убитым воином дева трогательней старушки, обливающей слезами смущенного старика? Нужно было вытолкать взашей лишних и убраться самой, но Арлетта ухватила освобожденного узника за рукав и раздельно спросила:

– Сударь, где Питер?

Утино-лебяжья банда вовсю кишела в съежившейся от мороза полынье, а вот на льду было почти свободно. При виде людей с дюжину сидевших у кромки воды крякв заторопились к берегу и разбудили отделившегося от собратьев лебедя. Изображавший из себя одноногий сугробчик красавец вытащил голову из-под крыла, картинно встрепенулся и огласил окрестности мяукающим воплем. Утки тоже закрякали: общество не сомневалось, что сейчас его примутся кормить.

– Перебьетесь, – хмыкнул Арно в надежде расшевелить Валентина, тот ожидаемо промолчал, зато за кустами по другую сторону полыньи мелькнуло что-то лиловое. Пропало в зарослях и появилось вновь. Заметно ближе.

– Кто-то бежит, – виконт кивком указал в сторону непонятных промельков. – От павильона, наискосок… Видишь?