Александр Бушков - Майор и волшебница

— А разве можно это полностью проконтролировать? По-моему, просто нереально…

— Умница, — сказал я. — Все сходит с рук, если начинается роман между офицером на постое и хозяйкой. Никакие комиссары с кинжалами в зубах не устраивают облавы и никого не ловят с поличным. Действительно, нереальная задача… Но я-то не у тебя на постое, ты ездишь со мной. Не так уж мало людей видели, как ты садилась ко мне в машину там, у моста. Ну, предположим, мои шофер и ординарец — люди надежные, болтать не станут. А вот за остальных ручаться никак нельзя. Рано или поздно по дивизии пойдут разговоры, что я вожу с собой немку. Как только это дойдет до начальства и военной контрразведки, да и до комиссаров…

— И что тогда с нами будет? — спросила Линда с нескрываемой тревогой, все такая же напряженная.

— С тобой как раз ничего, — усмехнулся я. — Всего лишь отправят на все четыре стороны.

— Хорошенькое «всего лишь», — грустно сказала Линда. — Опять идти в неизвестность…

— Но ведь не избежать этого, если за нас возьмутся…

— А что будет с тобой? Мне так не хочется, чтобы с тобой случилось что-то плохое…

— Со мной… Уж безусловно не расстреляют, даже под военный трибунал не отдадут и уж точно в Сибирь не сошлют. Но неприятности у меня, тут и думать нечего, будут очень серьезные…

И машинально прикинул: вполне вероятно, в другой части за столь вопиющее нарушение приказа Верховного можно было бы и загреметь в штрафбат. Здесь, в нашей дивизии, до такого наверняка не дойдет: я на хорошем счету, и нет у меня откровенных недоброжелателей, которые с удовольствием воспользовались бы удобным случаем украсить моей персоной ряды штрафбата. Но все равно, неприятностей будет выше крыши и еще полстолька…

— И что же, ничего нельзя сделать? Совсем ничего? — спросила Линда прямо-таки жалобно.

— Ты же дочь офицера, потомственного военного, — сказал я. — Должна понимать, что такое приказ, особенно исходящий из самых верхов. Похоже, придется пустить в ход идею, которая у меня еще у моста родилась. Помнишь, я тебе говорил про безопасное место, где можно тебя устроить?

— Помню, конечно. Но разве такие сейчас есть?

— Ты знаешь, немного, но есть. На твое везение, здесь католические районы, да и ты католичка. — Я коснулся указательным пальцем висевшего у нее на шее золотого католического крестика. — Ответ простой: женский монастырь. Согласись, это гораздо лучше, чем брести в полную неизвестность. Мои ребята пристроили в один такой девчушку лет шести. Беженцев обстреляли самолеты, явно не наши, другие, мать убили, она осталась на дороге одна-одинешенька…

— Действительно, лучше монастырь, чем дорога в никуда, — подумав, заключила Линда. — Вот только… Семилетнюю монахини взяли; а вот возьмут ли девицу девятнадцати с небольшим? В такие-то жестокие времена…

— Пущу в ход все свое дипломатическое искусство, — сказал я бодро. — Никогда не выступал в роли дипломата, но думаю, у меня получится. В конце концов, продуктов им можем подбросить, керосину, того-сего. Тебе в приданое, чтобы не смотрелась нищей побирушкой.

— А где такой монастырь? Я раньше монастырями как-то не интересовалась, я же говорила, Теодор, что католичка я довольно нерадивая. Как и отец. Вот мама…

— Завтра обязательно узнаю. Церковь здесь есть, значит, и священник наверняка на месте. Сколько идем по Германии, не знаю случая, чтобы священники подавались в беженцы. Уж он-то должен знать.

— Мне так не хочется с тобой расставаться…

— Думаешь, мне хочется? Но так уж жизнь складывается. Жаль, что ты немка… — в некоем приступе озарения я повторил медленно, раздумчиво. — Жаль, что ты немка… Однако есть кое-какие обстоятельства.

— Теодор! — воскликнула Линда с явной радостью. — Ты что-то придумал, да? У тебя стало такое лицо, в любом случае безнадежности в нем нет…

— Точного плана у меня нет, — сказал я чистую правду. — А вот наметки кое-какие появились. Знаешь, что самое занятное? Идея достаточно авантюрная, чтобы закончиться успешно…

— Теодор…

Линда прильнула к моим губам долгим поцелуем, я обнял ее, и разговорам пришел конец.

…С утра я и занялся совершенно личными делами — благо не было пока неотложных служебных. Дежурный по батальону доложил, что все спокойно, происшествий нет. В свой кабинет за телефон я посадил капитана Анжерова, сказал ему, что обязанности коменданта города заставляют ненадолго отлучиться, и объяснил, куда посылать за мной Васю, если я вдруг срочно понадоблюсь штабу дивизии. И поехал с Кузьмичом в церковь.

Как я и рассчитывал, священника, отца Губерта, я застал в его домике рядом с церковью — маленький был домик, одноэтажный, жилище беглого врача, где мы разместились, по сравнению с ним выглядело сущими хоромами.

Мне понравилось, как он держался — ни страха, ни подобострастия, а у большинства немцев, когда они с нами сталкивались, именно эти чувства и преобладали. Ну, такова уж была, надо полагать, его жизненная установка. Нецерковный народ давно уже породил поговорку «От судьбы не уйдешь», а он, надо полагать, жил по принципу «На все воля Божья». Мне пришло в голову, что он наверняка знаком с баронессой фон Хальсдорф, оба ведь принадлежат к здешнему «высшему обществу». Но спрашивать я, разумеется, не стал.

Он немного удивился делу, по которому я пришел, по глазам видно, но лишних вопросов не задавал, а на мои отвечал обстоятельно и охотно. Извинился даже, что вынужден меня разочаровать: ближайший женский монастырь (сестер-урсулинок, уточнил он) располагался не так уж и далеко, километрах в девяноста, но на территории, занятой пока что немцами. И поторопился объяснить (очевидно, предполагал, что я об этом попрошу, хотя я и не собирался): сам он, к превеликому сожалению, принять у себя девушку не может: он уже принял два семейства беженцев — старуху, двух женщин и четверых детей, места нет совершенно, да и с продуктами… (он помолчал, многозначительно разведя руками.)

Он вообще-то обещал поговорить с иными из своих прихожанок, пожилыми и одинокими — не приютит ли Линду кто из них. Но на такой вариант не стоило особенно рассчитывать. Какой бы доброй души ни были его прихожанки, но очень уж многие живут сейчас по принципу «Самим жрать нечего», горожане особенно — в деревне все же в этом смысле гораздо легче. И не стоит людей за это осуждать. Продуктов я смог бы оставить Линде не так уж много, неизвестно, что будет, когда они кончатся. Это с монастырем я мог бы быть гораздо щедрее за казенный счет. Разведчики Артемьева так и поступили, когда пристраивали девочку — казенные продукты и керосин монахиням оставили. Помогли религиозному учреждению, ага. И не придерешься — есть же приказ относиться к монастырям со всем уважением и помогать при необходимости чем получится…