Александр Бушков - Майор и волшебница

Я, разумеется, не стал ему объяснять, почему задержал отправку разведгрупп. Он, не сомневаюсь, поверил бы рассказу о крестике Линды, но к чему лишняя болтовня, если дело и так на мази? Я только сказал:

— Ну вот так вот мне свезло… да и им тоже. Я их хотел попозже пустить, чтобы к заслону вышли и на ту сторону пошли уже в сумерках. Темнота — друг не только влюбленных, но и разведчиков…

— Везунчик ты у нас известный — и, похоже, во всех смыслах… Эх, «языка» бы взять… — И продолжал с определенной долей мечтательности: — А уж совсем идеально было бы взять радиста. Тогда узнали бы не только о том, что случилось с нашими парнями, но и то, что этот Маркони сучий своим передавал… Только знаю я такие прочески — после них одни трупы остаются… Черт! — У него было лицо человека, внезапно осененного гениальной идеей. — А разобью-ка я своих волкодавчиков на две группы и поставлю в авангарде. Чтобы, когда начнется заварушка — а куда ж она денется? — высматривали человека с рацией и, кровь из носу, брали живым. А ты каждому из них выделишь прикрытие, человека три-четыре. Людей у тебя достаточно.

— О чем разговор, — сказал я. — Я и больше могу сделать. Разобью на две группы свой разведвзвод и тоже поставлю в авангард с аналогичным приказом. Мои парни, согласен без ущерба для самолюбия, твоим волкодавам в том да сем не уступают, но «языка» брать обучены не очень чтобы. И насколько для нас важен радист, прекрасно поймут.

— Отлично, — сказал Чутунцов. — Только вот что… Тех девятерых, что пойдут на задание, в лес не бери, оставь в городе. Чтоб ты знал: разведпоиск этот на контроле в штабе армии. Никакой конкретики до меня пока что не доводили, но мы с тобой не первый год воюем, понимать должны, что сие означает…

Я прекрасно понимал. К бабке не ходи, готовилось наступление в масштабе армии (а может быть, и не только армии), и ударным кулаком (может быть, одним из нескольких) должна была стать наша дивизия. Вернейший признак грядущего скорого наступления — сосредоточение танков в прифронтовой полосе. А танков к нам нагнали изрядно и расположили на левом фланге дивизии, но не у передовой, а в километре от городка. То-то над нами стали часто и подолгу барражировать наши истребители — чтобы немецкая воздушная разведка не подобралась. То-то Серегу так интересует радист — он мог передать и о танках, а немцы тоже прекрасно знают вернейший признак грядущего скорого наступления и, чего доброго, примутся усиливать оборону. Ох, не загостимся мы в этом городишке…

— Ну, что, — сказал Чугунцов. — Собирай своих командиров, пора партитуру расписывать.

— Минута дела, — ответил я, снимая телефонную трубку.

…Совещание отняло минут двадцать — очень уж простая задача перед нами стояла, много раз планировали гораздо более сложные, чем примитивная проческа, облава на противника, наверняка в несколько раз уступавшего числом, не исключено, без единого пулемета, только с легким стрелковым: как показал прошлый опыт, укрывавшиеся в лесах окруженцы обычно бывают вооружены убого…

А еще минут через двадцать мы с Чугунцовым сидели в открытом кузове среднего из трех бронетранспортеров, стоявших носами к лесу метрах в четырехстах от него, у автобана, на котором за нашими спинами расположился в «студерах» подвижной резерв. Стояли аккурат напротив того места, где Линда увидела подстерегавшую разведчиков смерть, где бил ключ, где выходили в эфир немцы.

Войсковые операции обычно проходят особенно гладко и четко как раз тогда, когда с противником нет серьезного боя. В бою сплошь и рядом трещат, ломаются, лопаются по швам самые скрупулезнейше разработанные планы. Возникают непредвиденные неожиданности, приходится импровизировать, менять что-то на ходу. Но теперь — совсем другое дело. Не увеселительная прогулка, конечно, у противника имеется оружие, так что любой из участников прочески рискует заполучить пулю, зато сто шансов из ста за то, что все пройдет согласно разработанному плану, а это много значит и заведомо ведет к успеху.

Два взвода четвертой роты я оставил в городке, чтобы несли патрульную службу — не стоило совсем уж оголять гарнизон, случалось, что в неразберихе последних недель совершенно неожиданно объявлялись в наших тылах искавшие дорогу к своим группы окруженцев малость посерьезнее прятавшихся по лесам кучек. Первая рота (с присовокуплением по взводу из третьей и четвертой) двигалась от заслона. Вторая (точно так же с двумя приданными взводами из тех же рот) — от городка. Получилась достаточно густая цепь. Ну а два взвода третьей как раз и сидели в грузовиках за моей спиной, чтобы при необходимости быстро перекрыть дорогу немцам, если они решат чесануть на равнину. Я посчитал, что таких сил для подвижного резерва вполне хватит — немцев там вряд ли так уж много, наберись их с роту, наверняка решились бы ломануться на прорыв через заслон.

К тому же главным моим козырем было то, чего у немцев в лесу заведомо не имелось, — мои бронетанковые силы. Ровнехонько половину их составляли эти три бронетранспортера, трофейные, конечно, тут нас немцы здорово обошли, у нас бронетранспортеры появились только после войны, а у немцев их с самого начала было множество, самых разных модификаций.

Мои, пожалуй, принадлежали к лучшей: однотипные, полугусеничные, каждый рассчитан на перевозку двенадцати солдат (наше пехотное отделение полного состава), вооружен крепко — 20-миллиметровая автоматическая пушка и два пулемета. Вполне годились не только для того, чтобы доставить подкрепление на линию огня, но и поддержать атаку пехоты.

Я уже не вооруженным оптикой глазом видел вдали, справа и слева еще два моих броневика. Это уже были отечественного производства, «БА-64» — невелички, с единственным пулеметом в открытой башенке, но скоростные и верткие, идеально подходившие для разведки. На взгляд непосвященного, они двигались вдоль опушки как-то странно — временами останавливались ненадолго, потом перемещались метров на сто, затем маневр повторялся. Свои-то знали, в чем смысл: броневички держались «в ногу» с цепями пехоты, стрелки стояли в башенках лицом к лесу и прекрасно видели крайних бойцов, шагавших вплотную вдоль кромки сосняка. Я тоже однажды видел их в бинокль, посмотрев вправо и влево, а больше за него браться не стал — не было смысла, гораздо проще ориентироваться по броеневичкам, насколько продвинулись цепи.

Особого напряжения не чувствовалось, не та ситуация, но все равно было чуточку напряжно: известно же — хуже нет ждать да догонять… Мы сидели здесь больше часа — цепи в соответствии с приказом двигались медленнее обычного пешехода. День выдался солнечный, безветренный, и сосновый лес с обширными вкраплениями елей ничем не отличался от нашей сибирской тайги, чертовски на нее походил, но все равно казался мне зловещим. Я знал, откуда это шло — из-за того, что здесь погибли трое отличных ребят из Смерша (когда Серега назвал фамилии, оказалось, всех я давно и хорошо знал) и, если бы не Линда, погибли бы разведчики — я в этом ничуть не сомневался.