Глен Кук - Гнев королей [книги 6-8] [сборник litres]

Дети носились по маленькому каменистому полю, – возможно, на этом месте когда-то пытались разбить сад. Их неудержимая энергия постоянно отвлекала его внимание.

Женщина. Кто? Вариантов было несколько.

Наверняка вон та. Никто, кроме Кристен Гьердрумсдоттир, не стал бы заплетать волосы в толстую, падающую на спину косу. И вряд ли вокруг кого-нибудь, кроме Кристен Гьердрумсдоттир, толпилось бы столько детей.

Тщательно прицелившись, он надавил на спусковой крючок.

За мгновение до того, как вылетела стрела, кто-то постучал по его правому плечу. Он вздрогнул, и прицел слегка сместился вправо.

Свистнула тетива. Солдаты обернулись, еще когда стрела была в воздухе.

Она ударила в край гранитного столба, заслонявшего правую ногу жертвы. Во все стороны полетели искры. Отскочив рикошетом, стрела вонзилась в грудь миниатюрной, похожей на куклу, девушки.

Лучник уже вскочил и не видел охваченного ужасом лица женщины. В его руках магическим образом возникли ножи, но за спиной никого не оказалось.

– Проклятье. Не может быть.

На что-то более выразительное ему не хватило сил.

Над дорогой к бегству висело существо, известное как Нерожденный. На лучника пристально смотрели младенческие глаза чудовища. И это надолго осталось последним, что запомнил Луис Штрасс.

Он все же понял, кто сбил его прицел. Лишь у Старого Пройдохи руки были длиннее, чем у Разрушителя Империи.

Даль и двое солдат взбежали по склону холма, но не нашли ничего, кроме брошенного арбалета, а в нескольких ярдах от него – примятые сосновые иглы, вонявшие мочой.

Внизу все столпились вокруг Шерили.

– Убирайтесь все прочь от нее! – крикнула Кристен. – Уведите детей! – Присев, она положила голову блондинки себе на колени. – Держись, Шерри. Держись. Сейчас мы вытащим эту штуку, и все будет хорошо. Пару недель полежишь, и все будет хорошо.

Ей даже не пришло в голову побеспокоиться из-за стрелка или из-за Даля, помчавшегося прямиком в засаду. Лишь позже ей показалось странным, что убийца не воспользовался преимуществом – когда ошеломленный Даль вслух удивился, почему тот, убегая, бросил двух мулов и все снаряжение.

Из уголков глаз Шерили скатились слезы.

– Скажи ему, что мне так жаль, – прохрипела она. – Я не смогла… Кристен, я так его любила…

Кристен едва видела сквозь слезы, как угасает взгляд Шерили. Забыв о смертельной опасности, она обняла давнюю подругу и разрыдалась.

Во всем этом был виноват Кавелин. Не важно, кто подослал стрелка. Кавелин был причиной и поводом для случившегося.

– Кавелин, выгребная яма! – закричала Кристен.

В голове у нее проносились сотни гневных обвинений, но вслух она не высказала ни одного – ярость лишила ее дара речи. Но даже при всем этом она понимала, что Кавелин – в первую очередь всего лишь географическое понятие, пятно на карте. По-настоящему же ее злил тот Кавелин, который существовал в умах и сердцах связанных с ним десятков тысяч людей.

Кристен долго плакала, и никто ей не мешал. Даль и дети делали все возможное, чтобы ее утешить. В конце концов горе превозмогло необузданный гнев и жажду мести.

Она смутно надеялась, что показывает пример сыну, которому однажды предстояло стать королем.

Лорд Сыма Шикай, только что вернувшийся после тайного визита на остров на востоке, стал первым тервола, услышавшим о жестокой гибели последнего повелителя Эхелеба, Магдена Нората. Но по этому поводу он не пролил ни единой слезы.

Что это могло значить?

Первоначальные доклады, как обычно, были весьма сбивчивы. Ничем не помогали и попытки заглянуть в прошлое. Часы тяжкой работы лишь повергали его в усталость и отчаяние.

Звездный Всадник снова вмешивался в чужие дела, и убийцей Нората мог быть только человек, который должен был давным-давно умереть в тюрьме в Ляонтуне. Вероятно, он сбежал во время последнего сражения с Избавителем. И к этому наверняка приложил руку Старый Пройдоха.

Да, он был воистину злодеем. Но не он стоял во главе заговора!

Он был всего лишь еще одной фигурой на доске, где лилась кровь. Хотя это и не было делом первой важности, Шикай все же попытался пометить отвлекшегося Звездного Всадника, чтобы в дальнейшем отслеживать все его передвижения.

Мгла дважды прошла мимо грифельной доски, не заметив слов, добавленных под ее собственными: «Вартлоккур, где мои малыши?» Как всегда, ее мысли были слишком заняты другим – в данный момент смертью Магдена Нората, которая могла потрясти мир до основания.

На третий раз разум ее осознал смысл послания: «Мама, у нас все хорошо, мы с тетей Непантой. Мы видим тебя, когда можем».

Мгла замерла, прикованная к месту многозначностью фразы. Ее дети были здоровы и, судя по всему, счастливы. И они – а заодно и Вартлоккур – могли в любую минуту ее увидеть.

Вартлоккур нашел способ проникнуть в ее тщательно защищенные покои, чтобы написать мелом сообщение на доске.

Ей стало страшно – даже Звездный Всадник вряд ли обладал подобным могуществом.

Немного придя в себя, она стерла оба сообщения, взяла мел и изящным почерком вывела: «Я люблю вас, Скальца и Екатерина». Она положила мел, и ей тут же стало не по себе. Она не могла быть нормальной матерью, будучи императрицей Империи Ужаса. Казалась греховной даже мысль, что она имеет хоть какое-то право на этих детей.

Она погрузилась в мрачные воспоминания о том кошмаре, каким было ее собственное детство. У нее не было той защиты, которую получили Скальца и Екатерина. Казалось чудом, что она вообще дожила до взрослого возраста.

Услышав шум, она поспешила к входной двери. Там ее ждали двое телохранителей.

– Лорд Сыма прислал сообщение, он просит тебя прибыть к нему в башню Карха. Он говорит, это срочно, – сказал один.

Другой протянул карточку с каллиграфически начертанным текстом сообщения и личной печатью Шикая.

– Хорошо. Вы пойдете со мной. У вас есть десять минут, чтобы подготовиться. Встретимся в зале с порталами.

Браги Рагнарсону до тошноты хотелось извергнуть из себя Браги Рагнарсона. Мглу следовало сжечь на костре за то, что она пробудила ту Дикую Охоту, какой стал для него самоанализ.

Но ничего другого ему не оставалось.

Чем больше он размышлял о Браги Рагнарсоне, каким тот был в последние годы, тем меньше ему нравился этот человек, несмотря на то что он сам же им и являлся. Сегодняшний Браги с трудом понимал выбор, который делал Браги вчерашний.

В казавшиеся допотопными времена Дерель Пратаксис заметил, что власть может извратить и повредить даже самый здравый рассудок. Власть была хуже опиума, куда сильнее уродуя разум и душу.