Сергей Малицкий - Тени Богов. Избавление [СИ]

— Увидишь, — пробормотал Мортек и посмотрел на Ло Фенга. — Если нас пропустят, перебирайтесь на другую сторону. Почувствуете что-то неладное, жгите мост.

— Как его жечь-то? — не понял Скур. — Морок что ли нужен?

— Морок от энсов не поможет, — пробормотал Ян и похлопал по собственному мешку. — Зажжем, не сомневайся.

— Где-то я тебя встречал? — прищурился Мортек. — Вглядываюсь, вглядываюсь, а все не могу вспомнить.

— Да и вспоминать нечего, — расплылся в улыбке Ян. — Я же вроде как приятель Шолда. Был во всяком-случае. А лет пятнадцать назад заглядывал к нему не реже раза в месяц. Может, там? Там столько монахов мелькало. То с посудой, то с метелками… Прости, если что не так. Я вроде никому и слова недоброго не сказал.

Гледа и в самом деле ощущала что-то влекущееся за ней от самого Лупуса. Что-то напоминающее приклеенную к древку бумажную ленту с изречениями из Каменного завета. Шумит, похлопывает, непростое это дело, соревноваться в скорости, ловкости, смекалке. Отец часто устраивал такие игры в ближайших предгорьях. Подхватить дротик с лентой, не потерять ее, продираясь сквозь кусты или подставляя дротик порыву ветра, донести до условленного места, оставить ленту там, вернуться в лагерь, да уповать, что твои минуты окажутся короче минут твоих соперников. И ведь никто не жульничал, никто не догадался, что можно в условленном месте выдернуть ленту соперника, да сбросить ее в пропасть! Даже в голову не приходило. А теперь пришло. Или это тоже влияние на мать растущего в чреве ребенка, у которого чего-чего, а уж привычек и склонностей точно в достатке? Людоеда ты выращиваешь в себе, Гледа, людоеда. Вот и опять мысли улетели куда-то в сторону, а между тем наброшенный пригляд никуда не делся, следует за Гледой неотступно. Может, нужно было продолжать заниматься со Скуром колдовством, чтобы отщелкивать такую ворожбу пальцами? Или эту нельзя отщелкнуть? Неужели ни Скур, ни Мортек не сняли бы это колдовство, если могли?

Отряд мчался на север, поднимался в горы, хотя чего там было подниматься, уже и тот же Лупус был в горах, не к самым же вершинам следовало держать путь, а Гледа то и дело закрывала глаза и прислушивалась к собственным ощущениям. Пыталась сравнивать их с тем, что она чувствовала вчера. Прижимала руку к животу, говорила с ребенком, хотя и не ждала отклика, боялась его. Не могла понять, в самом ли деле живот увеличился немного или ей это казалось? Не могла понять, почему ребенок перестал толкаться после того удара в Лупусе. Или понял, что может опрокинуть ладью, в которой переплывает бурную реку?

Затем ее мысли перепрыгнули к менгирам, она вспомнила альбиусский менгир и то, что пришлось пережить возле него. Вспомнила менгир Арку, рассказы о тройном менгире и байки о том, что менгиров сотни, хотя известны десятки, да и те в основном по побережью, по пальцам можно перечесть те, что высятся в отдалении, но якобы множество их поднимается с морского дна, и вот те как раз остаются целебными даже в дни жатвы. Но разве донырнешь до них сквозь толщу морской воды? Да и кто знает, где они расположены?

В горле поднялась комом тошнота. Гледа открыла глаза и поняла, что день уже гаснет, впереди встают каменной стеной скалы, а справа и слева давно уже тянется замшелый ельник. Она оглянулась. Точно за ней следовал Ашман. Энс с трудом держался в седле, но смотрел твердо и не сводил взгляда с Гледы. Она чуть вытянула шею. Да, его маска по прежнему болталась возле колена. Не выбросил.

«Нет», — едва приметно мотнул головой Ашман.

Может быть, он? — подумала Гледа. — Может быть он избавит ее от девственности? Если, конечно, его не стошнит при этом так же, как тошнит теперь ее. Похож на собственного брата. И такой же стойкий. Наверное, от него могли получиться красивые дети. Не в ее случае…

— Мы уже рядом! — придержал лошадь Мортек. — Дальше первым иду я. А вы держитесь за мной. Только не спешивайтесь. Если что, перед концом теснины есть что-то вроде закутка — двадцать на двадцать шагов. Там можно будет развернуться. А если все выгорит — то менгир в сотне шагов за проходом. А мост — сразу за ним. На той стороне нет ни вышек, ни ворот, ничего, можно сразу уходить.

— Ты сначала договорись, — подал голос Стайн.

— Что-то я не понял насчет моста? — насторожился Скур. — Так жечь его или нет?

— А может и нет тут никаких энсов? — предположил Унг.

— Есть, — ответил как будто не Унгу, а сам себе Мортек. — Пошли.

Это была и в самом деле узкая расщелина. Гледа следовала в середине отряда, порой задевая стены пропасти сразу и правым и левым коленями. Так что Мортек спешился не просто так. Пожалуй, с его конем мог бы и застрять. Ну не поднимать же ноги к холке коня? Хотя в роте у отца бывали и такие умельцы. Да тот же Хода чего только не вытворял в седле. Кто бы тогда сказал Гледе, что он станет королем, она бы только постучала пальцем по лбу, мол, разное можно придумать, но надо же и берега видеть. А вот смотри же, Хода — король, Брет — отпрыск умбра, она, Гледа, беременная каким-то чудовищем, а никого больше и нет. Никого не осталось. Совсем. Из всей родни один Ян, да и тот не родня, а слуга, пусть даже и не слуга самой Гледы. Вот демон, совсем ничего не видно. Темень в этой теснине, хоть на ощупь двигайся, хорошо хоть выбор не велик. А ведь вечернее и почти серое небо из этой расщелины кажется почти синим. А вот и обещанный закуток. Лошади, которые шли через теснину не с большой охотой, хотя и радовались тому, что седоки не торопят их, замотали головами, стали всхрапывать.

— Река рядом, — заметил Ян. — приток Кильды. Но с берега воды не зачерпнешь. Пропасть.

— Стойте! — крикнул Мортек, и в следующую секунду заговорил на храмовом языке.

Гледа подала лошадь чуть вперед, но за крупом лошади Мортека ничего не смогла разглядеть.

— О чем он говорит? — спросил Стайн.

— О жатве, о менгире, — ответил почему-то Ян. — Но я плохо знаю храмовый язык. По молодости немало времени провел в храмовой школе, но кроме шишек ничего не заработал.

— Точно так, — кивнул Скур. — Знаю я эти храмовые школы. Сам хлебнул. До сих пор, как вижу розги, не по себе становится. Ну-ка. Ты смотри…

Мортек запел. Он пел негромко, но чисто и спокойно, не надрываясь. И от этого пения Гледа почувствовала что-то вроде струящегося по ее телу покоя. Неужели ее начинка тоже слышит Мортека?

— Главный гимн, — выдохнул Ян. — Поется во все храмах в полдень. Как так выходит, что чужаки, но говорят на том же самом языке, что и храмовники, и даже гимны у них с нами общие?

— Потому что это части одного и того же, — мрачно заметил Скур. — Не мы и они. А наши храмы и они.

Гледа посмотрела на сестриц. Кажется, они понимали каждое слово. Во всяком случае облизывали собственные губы, как их облизывает пойманный на руки чужой кот, который не ждет от умелого ловца ничего хорошего.