Андрэ Нортон - Колдовской мир. Год Единорога [сборник litres]

– В сердце проклятия Ингаретов. Оно пало и на тебя…

– Ингаретов! – Хватило и одного слова. – Где Бруниссенда, жена моя?

– В надежной крепости ложбины Фроме.

Горько было мне слышать его слова, словно шагнул он куда-то… не шагнул – отпрянул… но рука моя пока держала его руку.

– Я не помню, – неуверенно пробормотал он.

– Это не важно. Теперь ты свободен.

– Теперь мы все свободны, госпожа! Но нужно ли нам задерживаться здесь?

Джервон стоял рядом со мной. Обнаженный меч был в его руке, он внимательно оглядывался по сторонам, словно повсюду были враги и за любым придорожным кустом мог таиться вооруженный воин.

– Сила покинула это место. – Я была уверена в этом.

– Но одна ли она здесь? Лучше – по коням и назад… Так будет спокойнее.

– Кто это? – спросил Элин.

Ошеломление, судя по краткости речей, еще не оставило его, и я с готовностью ответила:

– Это Джервон, маршал Хавердейла, отправившийся со мной выручать тебя. Его мечом мы добыли победу в этой битве с Силой проклятия.

– Благодарю вас, – отсутствующим голосом произнес Элин.

По всему было видно, что не оправился он еще от власти проклятия и не отдает себе отчета во всем происходящем; простить следовало краткость слов благодарности. Но жутковато стало мне.

– А далеко ли отсюда ложбина Фроме? – Тут голос Элина ожил.

– В дне езды, – ответил Джервон.

Не могла я больше вымолвить ни слова. Ведь вся Сила моя ушла на битву с Серебряной, а сейчас Элин был на свободе. Одолела меня вдруг усталость, разом навалилась на плечи, словно пришло ее время. Но крепкая, как стена крепости, рука обхватила меня за плечи.

– Поехали. – Элин повернулся, он уже был готов.

– Не сейчас, – приказом прозвучал голос Джервона. – Целый день госпожа, сестра ваша, ехала вчера сюда без отдыха, а потом тяжко билась всю ночь, чтобы дать вам свободу. Не по силам ей сейчас ехать!

Элин нетерпеливо оглянулся. С детства знакомое мне упрямство застыло на его лице.

– Тогда я… – начал он и замолк, а потом кивнул. – Хорошо.

Притворялся ли он, не знаю. Сморила меня усталость, и не разбирала я ничего. Не помню, как вышли мы из руин спирали. Ничего больше не помню, только мягкий мешок под головой, укутавший меня меховой плащ, подарок Омунда, да твердую руку и заботливый голос.

Разбудил меня соблазнительный запах жареного мяса. Сквозь полузакрытые веки увидела я перепляс язычков огня на сучьях, а над углями сбоку на прутьях жарились небольшие тушки лесных птиц, дичи изысканной и достойной пиршественного стола любого из лордов Вестдейла.

Скрестив ноги, Джервон, без шлема, в спускавшемся на плечи кольчужном подшлемнике, скептически поглядывал на жарившихся птичек. Где Элин? Я огляделась, но брата у костра не было. Я приподнялась на локте и выкрикнула его имя.

Джервон быстро встал и склонился ко мне.

– Элин? – опять крикнула я.

– Беспокоиться не о чем, жив и здоров, уехал с рассветом. Торопился к подданным и к жене.

Я еще не совсем проснулась, но чем-то обеспокоил меня его голос.

– Но ведь вокруг опасности, ты же сам говорил, что ездить в одиночку безрассудно, а втроем… – бормотала я.

– Он мужчина и воин. И он решил ехать. Разве должен был я остановить его силой? – тем же тоном спросил он.

– Не понимаю…

Мое беспокойство росло. Джервон резко встал, отвернулся к огню, так что я видела лишь его скулу, твердый подбородок, узкую полоску рта.

– И я тоже, – с жаром отозвался он. – Ту, что победила бы ради меня в такой битве, я бы никогда не покинул, а он все распинался о своей госпоже. Как же попал он к этой, Серебряной, если бы и впрямь думал о своей Бруниссенде столько, сколько говорит?

– Может быть, он забыл все, не помнит. – Я откинула плащ. – Иногда так бывает. И не было у него сил противостоять Серебряной, когда подпал он под заклятье. Вспомни, какова она была… Если бы не анх, ты тоже не устоял бы.

– Хорошо! – Возмущение еще не угасло в голосе Джервона. – Может, и правда на его месте любой мужчина поступил бы так же, но не этого ожидал я от вашего брата. И… – Он заколебался, явно не решаясь произнести, что хотел. – Госпожа, не ждите… Впрочем, быть может, я вижу обнаженные мечи там, где они в ножнах. Не хотите ли поесть?

Меня больше занимало, что́ он думал. Но что-то мешало спросить его об этом, да и голод одолевал. Я протянула руку к самодельному вертелу и принялась отрывать зажаренное мясо от косточек.

Так долго я проспала, что закончили мы завтрак уже к полудню. Джервон привел коня. Значит, Элин взял второго! Такое даже не могло прийти мне в голову, и поведение брата стало казаться мне все более странным.

Я не стала противиться, когда Джервон настоял, чтобы я села в седло. Но решила, что мы будем ехать по очереди, как подобает друзьям.

И все же в пути только об Элине думала я. И только о том, как он бросил нас. Должно быть, ум его был порабощен теперь одной лишь мыслью о молодой жене. И если Бруниссенда столько значила для него, только рядом с ней мог надеяться он вновь обрести безопасность. Нет, чем бы ни было вызвано это поспешное бегство, следствием колдовства оно было, а не отсутствием братских чувств и благодарности.

А потом я подумала об Элине-мальчике, вспоминая все то, что прежде принимала как должное, не колеблясь. И вдруг появилось предчувствие нового испытания. Почему и откуда возникло оно, я сказать не могла. Но ни одна искушенная в тайных науках Мудрая не станет пренебрегать предчувствием.

Никогда не интересовался Элин знаниями Мудрых. Всегда, теперь припоминала я, избегал даже разговоров о них. Хотя давала я обеты молчания, но о многом было позволено говорить, и полезными для него же могли оказаться эти познания. Но не любил он, когда я показывала при нем свое умение.

Странно, но он никогда не жалел, что вместе учились мы искусству фехтования. Скорее братом была я ему, и мне это нравилось. Но только начну я рассказывать, что нужно нам с Ауфрикой, – и он сразу же старался улизнуть. И все же при расставании согласился ворожить над чашей. Впервые в жизни, насколько я знала, участвовал он в колдовстве.

Мы знали судьбу нашей матери, знали, что просила она сына, знали и у кого просила. Знали, что рисковала она самой жизнью. Но сотворила чашу и выпросила сына. А в последний миг попросила еще и о дочери и с радостью заплатила за нее жизнью.

И не как обычные дети были мы зачаты, с магии начались обе наши жизни. Не ее ли страшился Элин?

Часто бывала я вместе с отцом и Элином, но проводила время и по-другому, и никогда отец мой не спрашивал о моих занятиях. Теперь, годы спустя, поняла я, что не хотел и он знать о другой стороне моей жизни. Словно… словно это было какое-то уродство.

Глубоко вздохнула я, понимая теперь по-новому отношения с отцом и братом. Неужели была я им неприятна и они стыдились меня, стыдились моей Силы?.. Они, отец мой и брат, смотрели на меня как на меченую… на урода?