Питер Ньюман - Странник [litres]

У нее есть два часа, чтобы подготовить их к возвращению Гаммы. Как только она заходит за угол, губы беззвучно проговаривают проклятье. Надо было просить больше.

Говорят, будто святилище все эти годы молчало. Будто Семеро плачут без звука, роняют каменные слезы, что, стекая, образуют утолщающиеся, непроницаемые для звука стены.

Это заблуждение.

Она слышит дисгармонию. Даже сейчас эти звуки колышутся в ее сознании, сотрясая кости, изводя дух.

Слишком долго внутренние двери оставались закрыты, запечатаны горем. Покорность опускается перед ними на колени, надавливая головой на гладкий внешний слой камня. Панику она прогнала прочь, пленила в стиснутых кулаках. Взято под контроль дыхание, сдержан страх. Долг будет исполнен.

– Я здесь, – произносит она. – Позвольте мне принять ее, позвольте мне изведать ее. Даруйте мне ваши тяготы.

Закрыв глаза, Странник откидывается на спину в ванне. Его недавно перевязанное бедро обтекает прохладная вода. Веспер сидит рядом с ним и пускает волны.

– Плюх!

Вокруг них образуется тонкий слой грязи и соли, вода темнеет.

Вокруг ванны вьется слуга, собирая одежду. Он очень старается удерживать ее на расстоянии вытянутой руки. Стоптанные сапоги, состарившийся от грязи и сражений плащ, пропитанный застарелыми запахами. Слуга морщит нос, пытаясь отстраниться. Он собирается уйти, но чья-то ладонь хватает его за рукав, задерживая на месте.

Странник смотрит ему в глаза и качает головой.

– Вы вправду хотите это оставить?

Странник кивает.

– Ох.

Одежда оказывается на прежнем месте, только сложена аккуратнее. Прежде чем слуга успевает подняться, ему в ухо плещут водой.

– Плюх!

Он оборачивается к бродяге, который поднимает руку в знак извинения. Собрав все терпение, слуга возвращается к посту у двери. Минуту спустя у него закрываются глаза, он начинает дышать в заданном ритме. Слуга слегка покачивается, но не падает.

Спустя еще минуту дверь медленно и еле слышно приоткрывается – ровно настолько, чтобы пропустить облаченную в капюшон фигуру.

Странник поспешно садится, поднимая мощную волну. И Веспер поднимается вместе с ней.

– Плюх! Плюх! Плюх!

Женщина грозит пальцем без ногтя, требуя тишины, а затем откидывает капюшон. Странник во второй раз удивляется, а после пытается поклониться. А поскольку он сидит в ванне, с пораненной ногой и рядом с Веспер, его жест опознать очень сложно.

Веспер машет гостье рукой.

– Блестит!

– Не беспокойся, – быстро произносит Покорность. – Это не официальный визит.

Бродяга не расслабляется.

– Я почувствовала, что мы должны поговорить лично. Очень важно, чтобы ты знал, какими последние годы выдались для Семерых. Что бы ни случилось, воссоединение должно пройти гладко. Мы не можем допустить очередного промаха. – При размышлении Покорность разводит руками. Они трепещут, словно лишенные перьев крылья. – Уже тысячу лет Семеро смотрят за нами, и более половины этого времени моя семья служит Им. Нас тщательно выводят так, чтобы сохранить ярко выраженные черты нашей родословной, так что я очень похожа на свою мать, и на ее мать, и так далее. Если бы ты прошелся по залам, то обнаружил бы статую, посвященную моему служению. Юные послушники часто думают, что ее поставили в мою честь. – Воспоминание едва заметной улыбкой отражается у нее на устах. – На самом деле на ней запечатлена моя прабабушка в одиннадцатом поколении. Пойми, Семеро воспринимают перемены с ненавистью. Они ранят Их так, как мы и близко не можем вообразить. Полагаю, это оттого, что Они познали совершенство, видели Империю Крылатого Ока в зените могущества. Они последние среди живых существ, осененные тенью Создателя. Всякое новое открытие для Них становится шагом прочь от того, что должно быть. Даже наши величайшие достижения – всего лишь искажение былой славы.

Она замечает движение своих рук и непроизвольно его прерывает.

– После падения Гаммы Семеро еще больше погрузились в себя. Их боль… – всего раз она содрогается, – за пределами всякого понимания.

Губы Странника начинают шевелиться, готовясь что-то произнести, но он их крепко сжимает.

– Нам не дано познать Семерых. Никто не в силах предсказать, как Они отреагируют, когда ты вернешь Им меч Гаммы. Я не знаю, какая ее часть сохранилась в оружии. Остается лишь молиться, что достаточная. – Она переводит взгляд прямо на Странника. – Ты должен в этом удостовериться. Ты должен добиться успеха.

Она кланяется, хотя не ясно, кому оказано почтение – человеку или мечу, и после удаляется. Бродяга смотрит ей вслед, положив руку на край ванны. Его пальцы медленно сжимаются в дрожащий кулак.

Несколько секунд спустя слуга вскидывает голову, неожиданно проснувшись. Он дважды моргает, заливается румянцем и потягивается.

– Папа?

Бродяга переключается на Веспер.

– Папа?

Бродяга кивает.

– Папа?

Он вновь кивает девочке. На поверхности воды показывается поток пузырей. Веспер тычет пальчиком в Странника.

– Папа!

Он возмущенно поднимает брови. Веспер все смеется, пока наконец бродяга не улыбается в ответ, и помещение заполняется радостным эхом.

Непривычно чисто одетый Странник стоит в ожидании. Веспер тянет себя за одежду, безуспешно силясь ее снять.

– Стало лучше, – к облегчению слуг заявляет Покорность. – Я велела присмотреть за козой, хотя с нами она не пойдет. Она будет скрещена с местным стадом ради усиления устойчивости к скверне.

Козу приводят. Редко когда она выглядит столь чистой и столь опасной.

– Коза?

Та вперилась в девочку черными глазами.

– Коза! – с уверенностью повторяет Веспер.

– Идем, время пришло. Хочешь взять с собой дитя?

Странник кивает, и они выдвигаются.

– Пока-пока, коза.

Они возвращаются на площадь перед святилищем. Рыцарь-Командор уже дожидается их у лестницы из литого серебра. Каждая из ступеней десять метров в ширину и тридцать сантиметров в высоту. Последняя ступень ведет в никуда, исполинский же куб парит заметно выше.

– Страшно, не правда ли? – говорит Рыцарь-Командор. – Говорят, последнюю часть пути тебя несут Семеро, так что ты должен уверовать. Удается не каждому. – Он смотрит вслед Покорности. – Она это делает с тех пор, как была примерно в том же возрасте, что и твоя девочка. Мне приходится подниматься только в последние пять лет, но мы оба соглашаемся, что легче это не становится.

Словно пилигримы, они поднимаются к святилищу. Раны вынуждают Странника ступать медленнее. Покорность первой достигает самой высокой ступени. Она не меняет ритма шага, наступает ногой на пустое пространство и находит опору. Оба мужчины позади замирают и следят за ней.