Николай Дронт - Отставник [litres]

Подают новое письмо, не успеваю его распечатать, приносят второе и третье. Чего их прорвало? Обычно мне редко письма пишут во дворец. Не такой уж я необходимый человек.

Некая Алоиза, непонятно какого звания, просит о личной встрече. Как это письмо попало во дворец, если Алоиза даже не подписывается своим титулом? Надо спросить у служителей.

Жена покойного Бертиоса уведомляет о том, что в духовной я указан наследником его книг, записей и прочих вещей, лежащих в кабинете при больнице. Просит как можно быстрее их оттуда забрать. Приписка скорописью: «Сожгите эти проклятые бумаги. Они забрали у меня мужа, а у нашей дочери отца!» Эмоционально. Похоже, родные не слишком были рады успехам главы семейства на почве хирургии. Про наследство завтра же отдам распоряжение. Пишу вдове ответное письмо с соболезнованиями. Еще спрашиваю, не нужна ли моя посильная помощь в каких-либо делах и не пригодится ли семье что-нибудь из тех вещей, которые мне завещаны.

Честное слово, так неудобно! Хотя я никого из семьи Бертиоса никогда не видел и никто не знает о моей роли, но все же, право слово, чувствую себя неловко.

Третье письмо. Некая Алоиза, непонятно какого звания, повторно просит о личной встрече и предлагает пятьсот золотых гиней, если встреча состоится сегодня, в течение часа после получения письма. Хм, адрес… Какое-то городское поместье. Пишу в ответ, что финансовыми вопросами занимается мой эконом, и по денежным делам прошу ее обращаться к нему, ибо у меня слишком мало времени для посторонних занятий. Призываю служителя, отдаю ответ, показываю письма и спрашиваю: «Что это такое? И откуда это у меня на столе?!» Затем выражаю твердую уверенность, что письма столь вульгарной особы больше не будут попадать в мою корреспонденцию. Служитель лепечет, что они сейчас же разберутся, а письмо будет срочно доставлено по адресу.

Между нами говоря, письмо откровенное хамство. Члену Госсовета предлагать любые деньги непристойно, а уж брать их…

Когда меня вновь позвал государь, взял обе записки от Алоизы и показал их ему. Его величество смеялся до слез, а потом вызвал дежурного, сунул ему письма и велел передать охранителям, чтобы те разобрались и доложили, каким путем сии писульки попали во дворец. Ко мне у него было сообщение, что после смерти известного мне лица дело дальше откладывать нельзя, и он желает, чтобы поздним вечером в субботу мы занялись наложением Видения. Понятно, сразу заявляю, что всегда готов.

Сегодняшний письмопад завершился крайне лестным письмом от графини Вулфстейн. Она благодарила за передачу ей дома, сообщала, что намеревается принимать гостей, и любезно просила заезжать по первым и третьим средам месяца. В ответ поблагодарил за приглашение, но приезжать к ней не собираюсь. Кто она мне? Да и зачем я ей?

Утро

За завтраком дал распоряжение забрать вещи покойного Бертиоса из больницы, ведь просили срочно. Если кто что-то будет просить оставить, решить на месте. Семье отдать без ограничений, больничному персоналу согласно чину просящего, иным – спросить у меня. Понятно, записать или запомнить, кому и что отдали.

Хотел распорядиться о доставке глыбы гранита в храм, но нет! В смысле на складе ее уже нет. Чуть не ночью явились монахи, сказали, я обещал отдать камень храму, так чтобы больше не беспокоился, да и не забыл случаем, они решили помочь. Транспорт у них свой. И битюги есть, и крепкая повозка с погрузочной лебедкой, и людей достаточно. Шурин там случился, так препятствовать не стал, церковники не врут… по мелочи. Увезли, словом. Единственное, просили напомнить, что я оплату мастерам сулил. Пришлось послать.

Потеря дома в Писарском переулке Кидором была принята с огромным облегчением. Тот был эдаким чемоданом без ручки – и нести тяжело, и бросить жалко. Какие-никакие расходы требовались, слуги отвлекались. Пусть район судейский, чистый, приличный, но… не наш. Поначалу там жить еще можно было, а сейчас зачем? Опять же, место для члена Госсовета немного не того… Моим родителям дом не нужен, судейских у нас в семье нет. Родителям конкубины вовсе не подходит, купцы они. Так что, можно считать, сбросили балласт. Кстати, государь не поскупился. Сколько дал, я у домоправителя не спрашивал, однако тот жмурился довольно, словно кот после миски сметаны. Надо будет в гроссбухе посмотреть, интересно же. А то у самого слуги интересоваться не хочется, надо уметь лицо держать.

Кстати, об Алоизе он ничего не слышал, но обещал узнать. Про нее я сам узнал очень скоро. Охранители свое жалованье не зря проедают, раз получили приказ, то выполняют его с тщанием. Его величество позвал меня в кабинет, а когда я пришел, там уже навытяжку стоял флигель-адъютант, бледный и потеющий. А охранитель докладывал, что письма от «Алоизы» подкладывал он. За день до того в салоне графини Мазетты играли в фанты. Баронессе Алоизе фон Копперштад досталось разыграть барона Тихого, он должен был прибыть к ней домой и ее поцеловать. Флигель-адъютанту выпало служить вестником, никто другой не имел постоянного доступа во дворец. Герцог Сланто взялся профинансировать розыгрыш. Все это было безобидной шуткой.

По разрешению его величества я спросил:

– А на королевском балу нас с графом Исвиром хотели лбами столкнуть, это тоже шутка была?

Государь сильно заинтересовался:

– Ты, братец, про мазурку, что ли, говоришь? Когда вы девицу делили?

– Так точно, ваша милость. После бала граф Исвир ко мне объясняться подходил. Так он тоже в салоне графини Мазетты играл в фанты. Там ему загадали станцевать мазурку с определенной девицей, только забыли сказать, что она заранее мною ангажирована.

– По совету твоей королевы. Об этом ты не упомянул в своем рассказе. В интересные игры у Мазетты играют! То хотят скандал у меня на балу устроить, то иностранные деньги подсунуть члену Государственного Совета. К чему бы такое рвение, а?

Этого поворота флигель-адъютант не ожидал. Он уже понял, что получит головомойку за письма, но сейчас неуважением к государю и Госсовету стало сильно попахивать. Тут, если только строгим выговором отделаешься, надо в храм бежать, всех богов разом благодарить.

Его величество на минуту задумался, нахмурив брови, и бросил виноватому:

– В отставку со всех постов, сегодня же! Навсегда запрещаю въезд в пределы столицы. А чтобы хорошенько подумал, за что такая немилость, посиди-ка ты в крепости, по месячишку за каждое письмо, затем сразу вон из города. Понятно, почему герцог Сланто встрял, он Тихого землей задарил, жалеет небось теперь. Скажите ему, если лишние деньги завелись, пусть на благотворительность потратит, что ли. Графиня Крита Вулфстейн мне что-то про сирот говорила, если золота излишек, герцог с ней связаться может. Мужу баронессы фон Копперштад велю жену в имение отвезти. Думаю, с годик там посидят, тогда его жена успокоится, перестанет о поцелуях членов Госсовета мечтать. А раз пятьсот гиней ненужные, взять их у нее и тоже потратить на сирот.