Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

– Чего от них еще ждать, верно? – вздохнула Йок.

– Я считаю, он убил их, чтобы призвать Скрата. И я знаю, что все способы его призвать – у вас в руках. – Я осторожно шагнула ближе. – Я хочу узнать… – Умолкла, подумала еще раз. – Я надеялась, что вы расскажете мне, куда отправился Враки Врата. Уверена, он у вас что-то купил.

– Ха. – Ган издала смешок – или слегка блеванула, сложно понять. – Какофония надеялась. Что за нежная душа.

– Такая милая. – Смех Пуи перешел в сухой кашель. – И такая вежливая. Надо бы помочь хорошей девочке, мм?

– Было бы вежливо с нашей стороны, – отозвалась Йок и помолчала, закусив костяшку пальца. – Тьфу ты пропасть. Но ведь если мы отдадим ей это просто так, что же подумают люди? Что же люди скажут?

– Есть правила, – согласилась Ган. – Сделка не является таковой, если ничего не дано. – Она фыркнула, забрала две кости земли. – Мы задолжали Какофонии услугу?

– Не припоминаю, – положила Пуи две кости огня. – Задолжала ли Какофония услугу нам?

– Не думаю, – покачала головой Йок и забрала три кости дерева. – Ох, похоже, тупик.

– Ну что ж, – произнесла Ган.

– Незадача, – добавила Пуи.

– Так жаль, дорогая, – заключила Йок, вбросила еще кость дерева и рассмеялась. – Ой! Это кол? Я победила?

– Пожалуйста, – не совладала с голосом я. – Это важно. Я знаю, что Враки использовал обелиск Обители. Я знаю, что только вы способны достать такую вещь. Он должен был прийти к вам.

– Раз ты такая охеренно умная, зачем явилась? – поинтересовалась Пуи.

– Потому что мне нужно знать, куда он отправился дальше, – ответила я. – Нужно знать, что он задумал. У него пленники… дети. Он пустит их на…

– Ох. Дети, говоришь? – Йок покачала головой, цыкнула. – Ну и ну, какая досада. Какая страшная досада.

– Именно, поэтому вы…

– И ты ждешь, что меня это хоть на крохотулечку тронет… – Йок подняла на меня взгляд и одарила сахарной улыбкой. – Но ты же знаешь, скольких я оставила сиротами, верно, милая?

– После первого раза уже не так потрясает, – согласилась Ган. – Становится довольно утомительно, если уж начистоту.

– Но ты ведь не поэтому спрашиваешь, верно, Какофония?

Никто не смотрел на доску – впервые с тех пор, как я вошла. Ган и Йок смотрели на Пуи. А Пуи, чьи глаза ярко блестели, хотя ее тело потемнело и усохло, вперила взгляд в меня.

– Не то чтобы я сомневалась в твоем беспокойстве о судьбе этих бедняжек детей, – произнесла она. – Полагаю, если бы ты беседовала с тремя дамами чуть потупее, они бы, вероятно, поверили. Но, душечка, – она протянула руки к своим компаньонкам, – мы – Пеплоусты.

– Мы знаем все, – вторила Ган.

– Мы слышим все, – вторила Йок.

– И мы знаем, что для тебя значит имя «Враки Врата», – Пуи наклонилась, усмехаясь. – Он не так уж от нас отличается, верно? Убийца, да. Кто-то даже сочтет его чудовищем. Но в глубине души он деловой человек. Давным-давно он хотел купить для Империума переворот.

– Он был не один, – пробормотала Ган. – Сколько магов последовали за ним? Гальта? Рикку?

– Джинду, – голос Йок вонзился в меня, словно нож.

– Амбициозный замысел. И цена его… – Усмешка Пуи стала чуть шире, чуть мрачнее. – Ну, ты и так знаешь, верно, милая?

Их руки подписывали тысячу смертных приговоров в год. Когда они удосуживались оторваться от игры, они решали, кто будет жить, а кто умирать, росчерком пера. Одно их слово – и меня разденут, свяжут и порежут на тысячу кусочков, которые пойдут на корм псам.

И только когда Пуи это произнесла, только когда она посмотрела так, будто знала, что произошло все эти годы назад, что заставило меня написать список, который я носила с собой…

Только тогда моя кровь застыла в жилах.

– А знаешь, сдается, я слышала нечто подобное. – Взгляд Йок, обратившись ко мне, стал цепким, хищным. – Да-да, припоминаю. Что-то про предательство? О великом маге, погибающем в темноте? Ну и ну. Я бы тоже захотела отыскать Враки.

Мои шрамы начали зудеть. Глубоко в голове зазвучали крики, шепот извинений, песня, слов которой мне не разобрать.

– Что ж, если она так сильно хочет узнать… – продолжила Ган. – Быть может, стоит хотя бы раз проявить милосердие и ударить по рукам?

Во рту стало сухо и холодно. Я понимала, какой получу ответ, и все равно спросила.

– Что вам нужно?

Я ощутила, как их взгляды скользнули к моему бедру. Я ощутила, как сквозь кожу кобуры затеплился его гнев. Я ощутила шипение их слов.

– Глашатай Конца Времен, – прошептала Ган.

– Наследие Безумного Императора, – прохрипела Руи.

– Какофония, – произнесла Йок. – Отдай нам револьвер, милая, и мы расскажем тебе все, что ты только пожелаешь, о Враки Вратах.

– И о Тальфо Плети, – добавила Пуи. – О Креше Буре, Рикку Стуке…

– И о Джинду Клинке, Гальте Шип, Занзе Звере… – прогудела Ган, складывая кости одну на другую. – Мы знаем о них все, Какофония. Мы знаем о твоем списке. Мы знаем, что они сделали. Мы знаем, почему ты хочешь их убить. Мы знаем, куда они направляются. Мы знаем, когда они засыпают.

– И мы расскажем, – продолжила Пуи. – Мы расскажем, где их отыскать. И где их семьи, если пожелаешь. Расскажем, как их убить. Расскажем шесть слов, которые ты прошепчешь им на ухо, дабы они умерли, охваченные таким страхом и болью, что последними их словами станет твое имя, которое они будут повторять, умоляя об избавлении.

– Мы можем это сделать, – Йок отпила из стакана. – Все это и многое другое. Все, что мы хотим, – она глянула на мое бедро, – лишь вон та крошечная безделушка.

Я верила им. Каждому слову.

Ты, наверное, поверишь с трудом, но Трое не лгут. Их убийцы – да. Их воры – да. Но сами они – нет. Когда ты знаешь все, в этом нет нужды; ты получаешь все желаемое вместе с правдой. Поэтому я ни капли не сомневалась, что они способны отыскать тех, кто мне нужен. Ни капли не сомневалась, что они дадут мне желаемое.

И я желала.

Желала столь страстно, что картина стояла даже перед открытыми глазами. В тенях, что отбрасывала покачивающаяся лампа, я видела извивающийся, пляшущий дым. Видела, как из него выходит Джинду, высокий, стройный, с теми же ясными глазами, какими я их помнила. Видела, как его губы шевелятся беззвучно, шепчут извинения, умоляют о прощении. Видела свой револьвер, прижатый к его виску, палец на крючке и…

И вновь зазудели шрамы.

И ноша на бедре вдруг стала тяжелой, теплой, словно фунт плоти, вырезанной из меня же.

И я поняла, каким будет мой ответ.

– Не могу, – шепнула я. Губы онемели, голос казался таким далеким; я почти не поверила, что действительно произнесла слова. – Я… я не могу.

– Ценная вещь, согласна, – вздохнула Пуи, и с ее губ сорвался завиток дыма. – Мы могли бы увеличить плату. Дать тебе металл. Дать птиц.