Джон Толкин - Сильмариллион [litres]

И вот, изможденный спешкой и долгой дорогой – ибо он прошел без отдыха более сорока лиг, – с первым льдом пришел Турин к водам Иврина, где некогда был исцелен. Но озеро замерзло, и не мог он больше испить из него.

По суровым северным снегам пришел он на перевалы, что вели в Дор-Ломин, и вновь увидел он край своего детства. Стал тот край пустынен и негостеприимен: и Морвен не было там. Опустел ее дом, разрушенный и продрогший, и ни одна живая душа не обитала поблизости. Потому Турин ушел оттуда и явился в дом смуглолицего Бродды, что взял в жены Аэрин, родственницу Хурина; и там от старого слуги узнал он, что Морвен давно уже нет в Дор-Ломине, ибо она и Ниэнор бежали, и никто, кроме Аэрин, не знает куда.

Тогда Турин прорвался в зал, где пировал Бродда, схватил его, обнажил меч и потребовал сказать, куда девалась Морвен; и Аэрин объявила ему, что она ушла в Дориат на поиски сына. «Ибо, – молвила она, – край тогда был свободен от лиха, благодаря Черному Мечу с юга, который ныне, говорят, пал». Прозрел тогда Турин, и рухнули последние узы заклятья Глаурунга; и от боли и гнева на ложь, которой он поверил, а также от ненависти к притеснителям Морвен черное бешенство овладело им, и убил он Бродду, а также других изменников, что гостили там. Затем он бежал, и за ним гнались, но те люди племени Хадора, что уцелели и знали тропы в дебрях, помогли ему, и с ними бежал он в метель и добрался до прибежища изгоев в южных горах Дор-Ломина. Так Турин вновь покинул свою родину и вернулся в долину Сириона. Горько было у него на сердце, ибо принес он в Дор-Ломин лишь бо́льшую беду для уцелевших своих соплеменников, и они были рады, что он ушел; утешало его лишь то, что доблесть Черного Меча проложила Морвен путь в Дориат. И сказал он себе так: «Не всем, стало быть, принесли зло мои деяния. А куда же еще я мог бы отправить своих родных, даже если бы явился ранее? Ибо Завеса Мелиан рухнет лишь вместе с последней надеждой. Нет, пусть все остается так как есть: ибо, где бы я ни появился, тень следует за мной неотлучно. Да охранит их Мелиан! Я же оставлю их в мире, пока еще не затененном».

Спустившись с Эред-Ветрин, Турин тщетно искал Финдуилас и бродил в лесах у подножия гор, одичавший и чуткий, как зверь: он обшарил все дороги, что вели на север к Теснине Сириона. Но он опоздал – ветер развеял все следы, а зима укрыла снегом. Но вот как-то к югу от Тейглина Турин наткнулся на людей Бретила, которых обложили орки, и спас их, ибо не могли орки выстоять пред Гуртангом. Он назвался Лесным Дикарем, и люди просили и уговаривали его поселиться с ними; но отвечал он, что не исполнил еще своего дела – отыскать Финдуилас, дочь Ородрета Нарготрондского. И тогда До́рлас, предводитель лесных людей, поведал горестную историю ее смерти. Ибо люди Бретила как-то на Перекрестье Тейглина напали на орков, ведших пленников из Нарготронда, надеясь спасти несчастных. Но орки тут же жестоко умертвили всех пленных, Финдуилас же они пригвоздили к дереву копьем. Так умерла она, вымолвив напоследок: «Скажите Мормегилу, что Финдуилас здесь». Потому ее погребли в кургане неподалеку отсюда и нарекли это место Ха́уд-эн-Эллет, Могила Эльфийской Девы.

Турин велел провести его туда и, увидев курган, впал в черное отчаяние, подобное смерти. Дорлас же по черному мечу, слава о коем дошла даже в глушь Бретила, а также по тому, что Турин искал дочь короля, понял, что Дикарь этот на самом деле Мормегил из Нарготронда, который, по слухам, был не кто иной, как сын Хурина из Дор-Ломина. Потому лесные люди подняли Турина и принесли его в свое селение. Хижины их размещались в лесу, на холме, обнесенном крепкой изгородью, и называлось это место Эфел-Бра́ндир на Эмон-Обель: ибо племя Халет уменьшилось из-за войн, а Брандир, сын Хандира, что ныне правил ими, был человек мягкого нрава, да к тому же хромой с детства, и верил он, что не битва, а скрытность спасет их от мощи Севера. Потому весть, принесенная Дорласом, испугала Брандира, а когда взглянул он на Турина, лежащего на носилках, предчувствие омрачило тенью его сердце. Тем не менее, тронутый горем Турина, он взял его в свою хижину и долго лечил, ибо искусен был во врачевании. С началом весны Турин посветлел, воспрял духом и выздоровел; и подумал он, что мог бы остаться в Бретиле, сокрытый ото всех, и избавиться от своего темного рока, забыв о прошлом. Потому он взял себе новое имя – Тура́мбар, что в Высоком наречии эльфов означает Властелин Судьбы, и просил лесных людей забыть о том, что он чужой им и некогда носил иное имя. Все же не мог он совсем отречься от воинских дел, ибо не смирялся с тем, что орки могли появляться на Перекрестье Тейглина либо шнырять у Ход-эн-Эллета; и стало то место для орков страшным, так что они избегали его. Однако Турин отложил свой черный меч и вооружился луком и стрелами.

Новые вести о Нарготронде пришли в Дориат, ибо те, кто уцелел после разгрома и разорения и пережил в дебрях Суровую Зиму, явились в поисках убежища к Тинголу; и стражи провели их к королю. Иные говорили, что все враги отступили на север, иные – что Глаурунг по-прежнему обитает в чертогах Нарготронда; одни твердили, что Мормегил жив, другие – что он обратился в камень под чарами дракона. Но все в один голос говорили, будто бы многие в Нарготронде знали, что Мормегил на деле был Турином, сыном Хурина из Дор-Ломина. Морвен была вне себя от горя и, вопреки совету Мелиан, одна отправилась в дебри, дабы разыскать сына или хотя бы верные вести о нем. Тингол послал за ней Маблунга с отрядом закаленных воинов, чтобы отыскали и сберегли ее, а также разузнали все что можно. Ниэнор, однако, приказано было остаться. Но в ней жил бесстрашный дух ее рода, и вот, в недобрый час, надеясь, что Морвен вернется, если увидит, что дочь ее намерена делить с ней опасность, Ниэнор оделась в мужской наряд и с воинами Тингола отправилась в злосчастный этот поход.

Они отыскали Морвен на берегу Сириона, и Маблунг умолял ее вернуться в Менегрот; но она словно не слышала, и невозможно было ее переубедить. Тогда же обнаружили Ниэнор, и, несмотря на веление Морвен, она отказалась вернуться; и пришлось Маблунгу провести их к потайным переправам на Полусветных Водах, и они пересекли Сирион. И вот после трех дней пути пришли они к Эмон-Этир, Холму Дозорных, что много лет назад с великими трудами воздвигли в одной лиге от врат Нарготронда по велению Фелагунда. Затем Маблунг оставил несколько всадников с Морвен и Ниэнор, запретив им двигаться дальше. Сам же, не увидя с холма ни одного признака врагов, со своими разведчиками бесшумно спустился к Нарогу.

Но Глаурунгу ведомо было все, что они предприняли, и вот он, пылая гневом, спустился к реке и лег в нее; поднялся пар, и зловонный дым ослепил Маблунга и его спутников, а Глаурунг тем временем переполз через Нарог.