Сергей Ким - Орден геноцида [litres]

Остановились надежные швейцарские часы, компас перестал показывать на север.

Сквозь затянутое пыльными облаками небо перестало пробиваться солнце, все время царили багровые сумерки.

Время словно замерло, и я потерял счет дням.

Безумный выжженный мир вокруг сжался до единственной точки равновесия – ока бури, в котором все шагал и шагал я.

Куда я шел? Зачем я шел?

Два самых главных вопроса, что я задаю себе вот уже больше тридцати лет…

Сейчас я шел к гряде холмов впереди. То есть как и все годы до этого – в никуда. Это так привычно, что даже не составляет никакого труда – просто иди и придешь. Может быть. Когда-нибудь.

– Пришло время .

Земля идет вверх – холмы низкие, но местами приходится карабкаться. Интересно, что за ними?..

Хотя нет – неинтересно. За ними все равно что-то есть, но ничего интересного там не будет… Просто еще один этап в бесконечной гонке на выживание. В гонке, призом которой является не победа, а избавление от этого опостылевшего мира…

– Иди ко мне .

Истощенный не меньше тела разум начинает выкидывать странные фокусы.

Чтобы погрузиться в транс, больше не нужно ходить в Камделире. Чтобы видеть преддверие Той Стороны, больше не нужно погружаться в транс.

Перед глазами то и дело всплывают лица. Иных я помню, иных забыл, иных и не знал никогда.

Слышу голоса – они смеются, плачут, умоляют, угрожают… Иные из них я помню. Но поверх всего этого…

– Твоя цель здесь .

Голос… Нет, даже Голос звучит набатом в ушах и расходится гулким эхом в костях. Звучит набатом и бьется в унисон с черным сердцем Арафа.

Когда я начал его слышать, в какой момент? Уже даже и не помню. Может – это началось вчера, может – вечность назад.

– Путь завершен, человек .

Голос поднимает из памяти все новые и новые воспоминания.

Я вспоминаю и вспоминаю все, что было со мной.

Не самая долгая жизнь, не самая счастливая жизнь. Даже, наверное, не плохая – просто бессмысленная. Мне не хватило сил принять потери и продолжить жить дальше, а все, что я смог, – просто двигаться по инерции вперед. Не в будущее, а от плохого – к худшему.

– Иди ко мне .

Я вспоминаю свой первый наемный отряд и его командира – барон Пожарский навсегда стал для меня примером для подражания.

Вспоминаю службу Пакту. Бесконечную череду битв и войн, бесконечную череду лиц. Пески Аравии, ледяные острова Севера, леса Европы, поля России, джунгли Африки…

– Пришло время .

Я вспоминаю, как переметнулся к Сопротивлению.

Еще один поток сражений без конца и края, но теперь уже против вчерашних нанимателей и союзников.

То, чему меня когда-то учил дядя, пригодилось мне, когда пришлось ловить повстанцев – охота на людей мало отличается от охоты на гейстов.

То, чему я научился на службе Пакта, пригодилось, когда он стал моим врагом.

– Путь завершен .

Почему меня не расстреляли сразу? Наверное, просто повезло. У Сопротивления были ко мне огромные счеты – слишком многих я и мои «церберы» отправили на Ту Сторону… Но мне повезло, и мне встретилась тетя, о которой я никогда раньше не знал.

Еще одна Винтер – потерянная Винтер, ведь у цербера всегда три головы…

– Иди ко мне .

Машину Ингеборги подорвали спустя два дня после того, как она выдала мне это задание – последнее свое задание. И я тоже теперь остался последним.

Последним из клана Винтер.

– Пришло время .

Я погружаюсь все глубже и глубже в пучины памяти.

Учеба в Печорском училище. Похороны Вильгельмины. Потоп.

Гребень холма оказывается неожиданно тонким, я запинаюсь и кубарем скатываюсь вниз.

– Ты обретешь то, что желаешь .

Перед глазами разбивается калейдоскоп воспоминаний.

Мы соревнуемся в стрельбе. Я спорю с Хильдой, кому разбирать хлам в чулане. Я готовлю с Вилли ужин. Дядя рассказывает очередную смешную, но жутко пошлую историю. Мы гуляем на ярмарке. Мы сидим вечером перед камином, читая не очередной Охотничий дневник, а приключенческий томик Буссенара…

– Путь завершен, человек .

Я лежу на земле, глядя в затянутое пыльными облаками небо.

Осколки калейдоскопа воспоминаний догорают перед глазами, выжигая в памяти, будто на фотопленке, последние дни в моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив.

Хочется закричать, но из горла, будто стертого наждачной бумагой, не вырывается и звука.

Да и незачем кричать.

Здесь нет никого, кроме меня и пустого Арафа. И прошлого уже не вернуть, сколько ни кричи и ни сожалей. Все, нет его. Оно ушло.

Когда? Наверное, когда погибла Вилли. А может, оно умерло окончательно, когда я оставил Хильду в том аду…

– Как я могу быть в аду, – надо мной склоняется женщина, – если я навсегда в твоем сердце, Конрад?

На меня смотрит… Хильдегарда.

Не та, какой я ее запомнил – безбашенной шестнадцатилетней девчонкой. И не та, какой я встретил ее в последний раз – почти безжизненной куклой.

Хильда, что сейчас с мягкой улыбкой смотрела на меня, была не младше меня. В длинных, пшеничного цвета волосах хватает седины, но она все еще красива.

– Тебя нет… – прошептал я. – Тебя нет… Я убил тебя…

– Может быть, – усмехнулась сестра. – А может быть – это я убила тебя? Но сейчас и я, и ты – здесь, вместе.

Невесть откуда взялись силы, чтобы перевалиться на бок и подняться на колени. Я протянул руку, чтобы коснуться своего наваждения…

Пространство под моими пальцами пошло волнами, когда я натолкнулся на призрачную преграду.

– Не получится, – грустно улыбнулась Хильда, прикладывая к моей руке свою.

Нас разделяла невидимая стена.

Я смотрел на сестру… какой она могла бы стать , если бы дожила до сегодняшнего дня.

Длинные светлые волосы с сединой, морщинки в уголках алых глаз с вертикальным зрачком – не девочка все-таки: как и мне, ей уже пятый десяток должен был идти… Пустынный маскхалат, ремни и подсумки разгрузки, высокие прыжковые ботинки, пистолетная кобура на бедре и…

Герб Сопротивления на плече.

– Я бы тоже хотела тебя обнять, Конрад, но… не получится, – вздохнула Хильда и посмотрела мне за спину. – Ведь правда, малая?

– Да, сестренка.

Я обернулся и увидел… Вильгельмину.

И снова не ту, что я помнил. Мой младшей сестре было навсегда пятнадцать, а этой явно за сорок.

Коротко стриженные черные волосы с одинокой седой прядью, спадающей на лоб. Алые глаза с вертикальным зрачком… Точнее, только один – вместо левого, как и у меня, был магомеханический протез, а на щеке залегла паутина шрама. Из левого рукава вместо обычной руки выглядывал затянутый в перчатку с обрезанными пальцами точно такой же протез, как у меня.

Песочного цвета мундир, высокие прыжковые ботинки, ремни, разгрузка, пистолетная кобура на поясе… И снова герб Сопротивления на плече.