Мэделин Ру - Сияющий клинок [litres]

И они пустились бежать. От тряски Мурчаль на плечах заскакал вверх-вниз, древко его копьеца застучало по локтю. Деревья вокруг сгрудились еще теснее; то тут, то там с ветвей их свисали на толстых, точно канаты, нитях паучьего шелка такие же странные, белые, продолговатые штуки, и с каждой новой еще один волосок на затылке поднимался торчком. Одна из таких штуковин, попавшихся путникам на глаза, мерно подрагивала, и Макаса могла бы поклясться, что изнутри доносится сдавленный сип. А вдруг Арамар с остальными тоже забрели сюда и встретили здесь ту же жуткую смерть? От этой мысли Макасу охватила дрожь. Конечно, в висящих над головами коконах вполне могли оказаться кролики, или птицы, а то и какое-нибудь зверье покрупнее, однако Макаса решила вернуться немного назад и взрезать один-другой: что, если там, внутри, вправду окажется задыхающийся, беспомощный Арамар?

– Постой-ка, – негромко сказала она, с трудом нагнав Клока. Его сложение, особенно задние лапы, подходило для быстрых странствий по лесу как нельзя лучше, и сравняться с ним в скорости было нелегкой задачей.

– Не останавливаться. Только бежать!

– Клок! Что, если в одной из этих штук наши друзья? Надо проверить…

– Нет!

Однако Макаса замедлила шаг, вгляделась во мрак в поисках коконов, оглянулась назад, убеждаясь, что они не собрали за собой толпы преследователей. Нет, позади ничего примечательного не нашлось – лишь листья, трепещущие на легком ветру, да меркнущие на глазах лучи солнца. Прицелившись, она взмахнула гарпуном и рассекла толстые, липкие нити ближайшего кокона. Взрезать его оказалось трудней, чем она ожидала, а уж от ощущений ее чуть наизнанку не вывернуло. Нити разошлись, и внутри, насколько позволял видеть узкий разрез, не оказалось ничего, кроме блестящей кости – черепа, уставившегося на нее пустыми глазницами.

– Клок не чует друзей! Бежим! Бежим! Вверх не смотреть!

Прежде, чем с губ Макасы успел сорваться удивленный визг, гнолл поспешил назад, ухватил ее за руку и поволок вперед. Обнаружить в коконе скелет она вовсе не ожидала. От ужаса по спине пробежал холодок.

Придется довериться Клоку. Если гнолл говорит, что не чует Арама с Дреллой, остается одно – положиться на его чуткий нос. Не самый приятный поворот, однако выбор был небогат, и бежать без оглядки вдруг показалось Макасе самым разумным решением.

– Урка! Урка-урка-урка! – в панике зашептал Мурчаль, все сильней и сильней стуча по макушке Макасы, будто череп ее был его собственным барабанчиком-бонго.

– Прекрати! Прекрати немедля! Клок, что он лопочет?

Тонкая прядь паутины коснулась ее лица. Ахнув, Макаса слепо нащупала невероятно клейкие нити, намертво прилипшие к пальцам.

– Он говорит: «сверху». Много раз говорит: «сверху». Не слушай, просто беги.

Клок вновь схватил ее за руку и поволок за собой, но мурлок колотил, барабанил по темени, пока Макаса, выругавшись, не потянулась за спину, чтоб дать ему сдачи.

– Урка, урка, урка, урка!

Что могло привести мурлока в такое исступление? Уступая ему, Макаса взглянула вверх, оставив призывы Клока без внимания. Ледяной холод, заструившийся вдоль спины, заставил ее замереть, неодолимый ужас приковал ноги к земле. Чаща леса вокруг не шла ни в какое сравнение с лесным пологом над головой, оплетенным затейливым лабиринтом тенет, паутинных дорог и туннелей, настоящей крепостью, сотканной из блестящих нитей цвета слоновой кости. Там, в этой крепости, безмолвно ждали своего часа, мерцая кроваво-алыми глазками в наступающих сумерках, сотни, если не тысячи пауков, а поблизости, прямо над путниками, спускался вниз самый большой, самый мохнатый паучище из всех, которых Макасе когда-либо доводилось видеть. Огромный, с добрую лошадь величиной, он быстро скользил к ним.

– Мурчаль! – крикнула Макаса, как только мерно колышущееся паучье брюхо нависло над самой головой, а цепкие лапы оказались так близко, что их жесткие волоски защекотали кожу.

Мурчаль пронзительно завопил, Макаса пригнулась, но поздно. Сейчас обоих потащат наверх, в жуткое царство паутины и проголодавшихся пауков…

«Ну нет, – подумала она. – Еще раз я этим треклятым чудовищам в лапы не дамся».

Казалось, мурлок прочел ее мысли. Вмиг изготовив к бою свое копьецо, он изо всех сил вонзил его пауку в брюхо. Паук оглушительно заверещал, взбрыкнул лапами, в глазах его вспыхнуло жаркое пламя ярости.

Мурчаль колол и колол, но вопль паука переполошил остальных.

Покрепче ухватив мурлока за тонкие ножки, Макаса рванулась вперед, бросилась в заросли, затянутые липким паучьим шелком. За спиной зашуршали, сухо зацокали лапы тысячи голодных пауков, спешащих на угощение.

– Молодец, Мурчаль! Теперь держись крепче, да наверх не смотри! – крикнула Макаса, сама удивившись собственным словам.

Кто б мог подумать, что однажды ее спасет от чудовища какой-то мурлок?

Восходящее солнце озарило сиянием флаги лагеря экспедиции Северной Стражи, и полотнища их засверкали, будто огни маяков в штормовой мгле. Вбитые в землю, знамена трещали, развевались на крепком ветру, к утру подувшем с юга.

– Дождь скоро начнется, – объявила Галена, подняв кверху короткую тупоносую морду.

Уклоняясь от патруля тауренов, они свернули с пути, отошли от главной дороги к востоку. Галена сказала, что ее таурены из Кром’гара могут и пропустить, но дриаду с человеком задержат наверняка: в конце концов, Кром’гар – ближайшая крепость Орды.

– А вон там – знамена Северной Стражи, видишь? – ответил Арам, указывая наверх. – Подъем будет крут, но, может, грозу опередить и успеем.

Дрелла, не торопясь, шла позади, а на ходу плела из цветов и трав венки для него и Галены. Правду сказать, Арам предпочел бы идти один или только с дриадой, однако не мог отрицать: пользы в пути тауренка принесла немало. Пуская в ход науку друидов, она обращалась к силам природы и находила самые укромные, безопасные места для ночлега, удерживала на расстоянии ползучих тварей, кишащих во тьме, а перемены погоды чувствовала, будто по волшебству. Конечно, Дрелла была мила и силами в своем роде обладала немалыми, но уж очень легко отвлекалась на пустяки.

Разговоров о его влюбленности она, к счастью, больше не заводила. Мало-помалу Арам сообразил, в чем состоит светлая сторона мечтаний о дриаде: те не воспринимают влюбленность на ожидаемый, предсказуемый манер. Дрелла ничуть не стеснялась его, ничуть не конфузилась, а попросту оставалась прежней – счастливой, непоколебимо уверенной в самой себе. Наверное, этого следовало ожидать. Сам Арам до сих пор чувствовал, как наливаются жаром щеки, стоит ей только взглянуть на него, однако с течением времени смущение проходило, и порой ему удавалось выдержать ее взгляд. «Жизнь не стоит на месте», – думал он. Рано или поздно он поймет, в чем штука с той самой уткой… Да, идея сделаться ее «самой совершенной уткой в мире» выглядела заманчиво, но Арам знал: для Дреллы это значило вовсе не то, чего ему бы хотелось.