Мэделин Ру - Сияющий клинок [litres]

«Не поддавайся на эти штуки. Не забывай, кто он таков!»

– Давай, спрашивай, о чем хочешь. Вижу ведь: ты умираешь от любопытства.

Ярость в душе вскипела сильнее прежнего, но Малус был совершенно прав. Извернувшись, Арам попробовал дотянуться до рукояти Алмазного Клинка за поясом, но ничего у него не вышло: магия Ссарбика спеленала его – надежнее некуда.

– Где он? – пробормотал Арам. – Где дядя? Что ты с ним сделал?

Магия теней стиснула грудь сильнее, заставив закашляться. Казалось, ребра в любой момент могут треснуть. Ссарбик вновь разразился резким, пронзительным клекотом, следом за ним засмеялись Араму в лицо и все остальные, но на лице Малуса не отразилось ни тени улыбки. Разжав пальцы, он щелкнул языком и поднялся, оставив на Арамовом подбородке мокрый, холодный ошметок грязи.

– Каким только образом этот мальчишка ухитрился столько раз ускользнуть из моих сетей, когда он так непроходимо глуп? – вздохнул Малус, отерев о штанину грязную руку. – Раздражающе глуп, я бы сказал.

– Объяс-с-сни ему! – воскликнула Ссавра, захлопав оперенными ладонями и склонив птичью голову набок. – Рас-с-скажи!

– Да, босс, сказать мальчишке, сказать, – вторила ей и Затра.

Взгляд Малуса заставил обеих умолкнуть.

– Ну что ж, Арам… слов нет, как я разочарован. Тебе бы в восторг прийти, мальчик мой, тебе бы обнять меня, да покрепче!

– Если я до тебя и дотронусь, – вскричал Арам, – так только саблей, чтоб потроха тебе выпустить!

Однако улыбка Малуса – спокойная, безмятежная улыбка человека, только что одержавшего победу, причем, победу немалую – ему очень и очень не нравилась. Не хотелось бы радовать врага, выказав страх, но чем дольше Арам лежал здесь, в холодной грязи, тем сильнее, тем явственнее становился тошнотворный холод в желудке. Похоже, он чего-то не понимал. Похоже, дело было не только в засаде, не только в расставленной на него западне…

– Ну куда же это годится? – мягко и спокойно упрекнул его Малус. – Разве так говорят с родным дядюшкой?

Рейгол Уолдрид жалел мальчишку, сам того не желая.

Что такое отчаяние, что такое душевные муки, он знал, и знал превосходно. И в эту минуту, укрывшись в густых ветвях ближайшего дерева, наблюдал за юношей, только что пережившим обман самого подлого, самого низкого сорта. Стон Арамара Торна пробудил в нем сочувствие, хотя определенного мнения о мальчишке – хорошего ли, дурного – у него не сложилось… просто тягостно было смотреть, как некто столь юных лет страдает подобным образом. Воткни ему Малус нож в спину да покончи с этим раз и навсегда – пожалуй, было бы легче.

Шум дождя заглушал голоса, но Уолдрид, чтоб лучше слышать, склонил в их сторону ухо, и его грудь словно бы обдало тошнотворным ледяным холодом.

«Довольно. Кончай с этим. К чему время тянуть?»

Однако перед ним был не кто-нибудь – Малус, который с каждым днем становился все более самовлюбленным и непредсказуемым. Вот и этот здоровенный рогатый болван, огр Трогг, едва не швырнув на землю бесчувственную дриаду, начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу: очевидно, ему, как и самому Уолдриду, тоже сделалось не по себе. Ссавра и Ссарбик, похоже, откровенно любовались собой, отчего Уолдрид только проникся к ним еще большим презрением: ведь одолели они не какого-нибудь всесильного врага – ребенка! Торжествовать победу в таком случае просто вульгарно.

– Врешь! – крикнул мальчишка, рванувшись из волшебных оков.

Не отказав себе в удовольствии вновь посмеяться заодно с сообщниками, Малус снова присел на корточки, склонился над мальчиком так, что едва не уткнулся носом в его нос.

– Неужто ты вправду думаешь, будто разосланных тобой писем никто не заметил, дурень? У меня всюду глаза и уши!

«Вот, например, здесь, на дереве…» Уолдрид поморщился. Малусову сеть соглядатаев создал и возглавлял именно он. Проделку мальчишки с «Раком» Малус раскусил сам, а после Уолдриду потребовалось всего-навсего отсыпать деньжат самым слабовольным из прибамбасских гоблинов, и те живо навели его на настоящий след. След вел к Когтистым горам, а затем остыл, но Арамару Торну хватило ума разослать письма во все уголки Калимдора, что весьма облегчило Уолдриду задачу.

– Не верю я тебе. И никогда не поверю!

Измазанный грязью, мальчишка упорно боролся с черными плетями магии, не дававшей ему подняться. Девочка-тауренка встрепенулась, приходя в чувство, и тоже принялась яростно рваться на волю из колдовских пут. За этой придется присматривать в оба: ее одеяния свидетельствовали о принадлежности к Кругу Кенария. Друидка… да, эта в бою будет противником грозным. Но где же та Арамарова спутница, юная девушка, вооруженная цепью и гарпуном? Несомненно, каждый здесь понимает, что главной опасности следует ждать именно от нее.

– Что ты сделал с моим дядюшкой?

Поднявшись на ноги, Малус стряхнул с темных волос капли дождя.

– Я и есть твой дядюшка. Уверен, фамильное сходство ты видишь, хоть и очень не хочешь его замечать. Послушай, Арамар: убивать тебя и твоих друзей мне вовсе не по душе, но Алмазный Клинок – мой, а ты доставляешь мне слишком уж много хлопот. Нет уж, позволять тебе вольно разгуливать, где пожелаешь, я не намерен: ты ведь непременно продолжишь совать нос в мои дела.

Холодно. Ужасающе холодно…

«Интересно, – рассеянно подумал Уолдрид, – как Малус собирался выложить эти новости Арамару Торну?»

Спутникам Малус подробно поведал о планах и намерениях во время плавания к Когтистым горам. Остальные, конечно же, нашли его выдумку невероятно смешной.

– Возможш-ш-шно, я недоотс-с-сенивал тебя, Малус-с-с, – в восторге прошипел Ссарбик, очевидно, живо вообразив себе, как жизнь мальчишки перевернется вверх дном. – Этот твой замыс-с-сел – сама жестокос-с-сть! Чудес-с-сно, просто чудес-с-сно.

Затра с этим вполне согласилась, и даже ее питомица, скорпид Быстролапка, зараженная воцарившимся в кубрике весельем, защелкала, затрещала шипастым хвостом.

Трогг с самого дня расправы над «Раком» пребывал в самом отвратительном расположении духа – хмурился втихомолку, без меры пил, а после сбивчиво бормотал что-то о нарастающей неприязни к Малусу. Тот не обращал на него никакого внимания, недооценивая всякого, кого полагал недалеким, что, на взгляд Уолдрида, являло собой нешуточное упущение.

Ливень сменился вполне сносной моросью, а Арамар Торн, похоже, никак не мог смириться с мрачными откровениями. Накрепко – очевидно, чтоб не расплакаться – стиснув зубы, он все качал и качал головой, а время от времени беззвучно шевелил губами. Малус извлек из ножен палаш и не спеша оглядел его, дразня мальчишку неминуемой гибелью.