Гарри Гаррисон - Молот и Крест [litres]

«Хозяин машин, – подумал Шеф. – Когда-то я отдал бы все за возможность потолковать с этим человеком. А сейчас диву даюсь – ну что он мне скажет? Я вполне способен разобраться в устройстве его катапульт, да и всяко пойду их осматривать. Мне известны их скорострельность и сила удара. Я только не знаю, что еще понапихано в его голову и понаписано в книгах. Но вряд ли он скажет. И все-таки поп может пригодиться».

Слова Бранда неуловимо переваривались сознанием Шефа, преобразуясь в план.

– Хорошенько присматривай за ним, Бонифаций, – распорядился Шеф. – Проследи, чтобы с рабами из Йорка обращались достойно, и объяви, что отныне они свободны. Потом пришли ко мне Гудмунда. И Луллу с Озмодом. И не забудь еще Квикку, Удда и Озви.

– Мы не хотим это делать, – категорически возразил Гудмунд.

– Но можете? – поднажал Шеф.

Гудмунд замялся, не желая ни солгать, ни уступить.

– Можем. И все равно мысль неудачная. Вывести из войска всех викингов, посадить в ладьи Ивара, превратить его людей в галерных рабов и обогнуть побережье, чтобы встретиться с кем-то в этом Гастингсе… Послушай, господин! – взмолился Гудмунд, стараясь подольститься, насколько позволяла его натура. – Я понимаю, что мы с ребятами не всегда были справедливы с твоими англичанами. Обзывали их недомерками, скрелингами – заморышами. Говорили, что от них нет и не будет толку. Ну а они пытались доказать, что не лыком шиты. Но ведь мы сомневались в них неспроста, а теперь и вдвойне правы, коль ты собрался воевать с этими франками и их конями. Твои англичане наловчились стрелять машинами. Один трэлл с алебардой не хуже одного нашего с мечом. Но все равно они многого не умеют, как бы ни тужились. Силенок-то маловато. Теперь возьмем этих франков. Чем они так страшны? Все знают, что дело в лошадях. Сколько весит лошадь? Тысячу фунтов? Вот то-то и оно, господин. Для того чтобы сделать хоть несколько выстрелов по франкам, их нужно на какое-то время сдержать. Может, наши ребята и справятся – с алебардами и всем остальным. Может быть. Они никогда этого не делали. Но точно ничего не выйдет, если ты всех отошлешь. А вдруг между тобой и франками окажется только жалкий строй твоих коротышек?

«Ни сил у них, ни выучки, – добавил про себя Гудмунд. – Стоять и смотреть, как на тебя несутся вооруженные полчища, а после крошить их в капусту? Да куда им, тем более если это конница. Им всегда помогали мы».

– Ты забываешь о короле Альфреде, – возразил Шеф. – Он уже должен собрать свое войско. Знаешь же, что английские таны не слабей и не трусливей твоих воинов, им просто не хватает дисциплины. Но я об этом позабочусь.

Гудмунд неохотно кивнул.

– Вот и выйдет, что каждый займется тем, что умеет лучше других, – продолжал Шеф. – Твои люди поведут корабли. Мои вольноотпущенники будут обслуживать машины и стрелять. Альфред и его англичане – ждать и делать то, что им скажут. Доверься мне, Гудмунд. В прошлый раз ты не поверил. И в позапрошлый. Как и при набеге на монастырь в Беверли.

Гудмунд снова кивнул, теперь уже с чуть большей готовностью. Повернувшись к выходу, он напоследок заметил:

– Ты не моряк, господин ярл. Сейчас пора жатвы. Любой моряк знает: когда ночь становится такой же длинной, как день, погода меняется. Не забывай о погоде.

Известие о полном разгроме Альфреда дошло до Шефа и его урезанного войска на третий день похода на юг. Он выслушал изможденного, бледного тана, изложившего новости в заинтересованном кругу – Шеф положил конец традиционным секретным совещаниям, Гудмунд и его норманнские соратники взошли на борт захваченных кораблей. Пока он внимал, вольноотпущенники следили за его лицом, которое изменилось лишь дважды. В первый раз это случилось, когда тан осы́пал проклятиями франкских лучников, которые обрушили такой ливень стрел, что наступавшим воинам Альфреда пришлось остановиться и прикрыться щитами, – тут-то на них, неподвижных, и налетела франкская конница. Во второй раз – когда тан признал, что с тех пор никто не видел короля Альфреда и ничего не слышал о нем.

После рассказа повисло молчание, которое нарушил Квикка. Воспользовавшись своим положением неизменного спутника и спасителя Шефа, он выразил общую мысль:

– Что будем делать, лорд ярл? Повернем назад или двинемся дальше?

– Двинемся дальше, – немедленно ответил Шеф.

Той ночью мнения насчет разумности этого решения разделились, у лагерных костров разгорелись споры. Войско изменилось после ухода Гудмунда с викингами из числа идущих Путем. Вольноотпущенные рабы-англичане всегда побаивались своих союзников, которые свирепостью и силой напоминали былых господ, а воинской доблестью намного превосходили оных. Без викингов поход превратился в праздник: дудели волынки, в строю звучал смех, англичане окликали сборщиков урожая, которые больше не бросались врассыпную при виде передовых отрядов.

Но этот же страх был залогом успеха. Недавние рабы гордились чем угодно – своими машинами, алебардами и арбалетами, – но только не самими собой. И не имели той уверенности, которая приобретается ценой многолетних побед.

– Легко сказать «двинемся дальше», – посетовал кто-то невидимый в ночи. – А что начнется, когда мы дойдем до места? Альфреда нет. Норманнов нет. Уэссексцев, чью помощь нам обещали, тоже нет. Только мы. Что с нами будет?

– Мы их перестреляем, – уверенно заявил Озви. – Разгромим, как Рагнарссонов. У них, небось, и в помине нет таких машин, да и арбалетов, и всего прочего.

Ему ответил согласный и довольный гул. Однако воеводы ежеутренне сообщали Шефу все возраставшее число людей, улизнувших под покровом ночи и прихвативших серебряные пенни, которые каждому выплатили из отнятого у Ивара; посулом земель и иного имущества дезертиры не соблазнились. Шефу уже не хватало как обслуги для пятидесяти машин – камнеметов и крутопульт, – так и стрелков для двухсот арбалетов, изготовленных в кузницах Удда.

– Что будешь делать? – спросил у него на четвертое утро похода Фарман, служитель Фрейра: он, Ингульф и жрец Тира Гейрульф были единственными норманнами, которые остались с Шефом и вольноотпущенниками.

– Мне нечего сказать, – пожал плечами Шеф. – Я отвечу, услышав от тебя, куда отправились Торвин с Годивой. И зачем. И когда вернутся.

Теперь уже Фарман воздержался от ответа.

Альфгар и Даниил потратили много дней, в досаде и злобе разыскивая стан франкских крестоносцев, а после прорываясь через заставы к их предводителю. Вид у них был несолидный: двое бродяг в грязных и мокрых плащах, уже привыкшие ночевать под открытым небом да ехать без седел на похищенных Альфгаром жалких клячах. Первый же часовой изумился тому, что какие-то англичане добровольно приблизились к лагерю; все окрестные керлы давно разбежались, а кому повезло, те прихватили и жен с дочерьми. Однако он не потрудился позвать толмача ни для Альфгара с его английским, ни для Даниила с его латынью. Постояв у ворот частокола и послушав вопли гостей, страж задумчиво наложил стрелу и выпустил ее под ноги Даниилу. Альфгар мигом оттащил своего спутника прочь.