Р. Дж Баркер - Костяные корабли [litres]

Но сейчас он находился в каюте ветрогона, которого, как ему казалось, никогда не сможет понять, в окно на него смотрело такое огромное существо, что он с трудом мог осмыслить то, что видит, и ему предстояло убивать ненавистных ему людей или самому быть убитым. Джорон взглянул на говорящего-с-ветром. Маска, скрывавшая слепые глаза, соскользнула, совсем немного, с ближней к нему стороны, открыв круглые серые перья вокруг глаза и розовое веко с длинными густыми ресницами.

Джорон положил веревочную корзину и подошел к ветрогону. Он решил, что неправильно оставлять его глаз открытым, ведь Джорон знал, как существо сердилось, когда с маской что-то случалось. Прежде он никогда не пытался понять причину. Может быть, они считали свои невидящие глаза священными или чем-то постыдным? Может быть, просто не хотели, чтобы другие видели их уродство? Джорону доводилось встречать слепых людей, но он никогда не задумывался о ветрогонах. Неужели им действительно выкалывают глаза при рождении? Теперь, когда существо находилось рядом, у Джорона не появилось такого впечатления; нет, ему казалось, что под веками не скрывается пустота. Возможно, их лишали зрения каким-то другим способом? А хотел ли он знать, что люди делают с ветрогонами?

Он не был в этом уверен. Джорон содрогнулся, и его разумом завладело старое, почти забытое воспоминание.

Горный хребет на острове, где вариск и джион давно умерли, и осталась лишь голая скала. Серое небо превратилось в воронку гнева Северного Шторма. Глаз Скирит казался тусклым серебряным диском. На хребте он видел силуэт женщины с палкой в руке, она вела ветрогонов от глинодвора. Они шли, склонив головы, их одежды развевались на ветру, они с трудом переставляли ноги, позвякивали сковывавшие их цепи – черная, соединявшая диковинных существ линия, – и этот звон таил в себе предостережение.

– Не смотри, сын.

Рука отца, грубая и теплая на его шее, и он отводит взгляд от скованных говорящих-с-ветром к волнам, что вздымались и падали, разбиваясь о береговые скалы, которые удерживали в плену корабли, стоявшие в гавани, так же верно, как цепь ветрогонов.

Джорон заморгал. Тряхнул головой, чтобы избавиться от воспоминаний. Быть может, они поступают неправильно? Ветрогоны являлись даром богоптицы Матери, частью жизни, и их судьба была предопределена, как судьба изгоев дарнов.

Возможно, это неправильно?

Что, если так?

Джорон протянул руку, чтобы поправить маску.

Глаз ветрогона открылся, и Джорон едва не отпрыгнул назад. Под веком оказался такой же белый и горячий глаз, как у аракисиана, который рассекал воду рядом с «Дитя приливов». А затем, точно спираль на вращающейся вершине, из адского огня появился зрачок.

– Ты жив! – едва слышно прошептал Джорон.

Сердце билось у него в груди, словно колокол, призывающий к действию. И в тот момент, когда он уже собрался повернуться, чтобы бежать на палубу и рассказать Миас, что ветрогон пришел в себя, его клюв открылся и появился острый язык.

– Ш-ш-ш.

Неужели он заговорил? Джорон опустился рядом с ним на колени.

– Ш-ш-ш? Ты сказал ш-ш-ш?

Он кивнул? Шевельнулась ли его голова – совсем чуть-чуть?

Джорон не был уверен.

Он сидел и смотрел на ветрогона.

И молчал.

Потом слегка переместил ветрогона, чтобы тому было удобнее. Открытый глаз с вращающимся зрачком исчез за опустившимся веком, и его сияние погасло. Джорон осторожно вернул раскрашенную маску на место. Чем ближе он подбирался к странному существу, тем больше у него возникало вопросов.

– Хранитель палубы! – послышался крик сверху.

Джорон выбежал из каюты, стараясь забыть о ветрогоне и не думать о том, что ждет, когда они высадятся на острове Арканнис.

Арканнис рядом с Хребтом выглядел совсем маленьким; горы тянулись вверх, высоко в небо, и их крутые склоны исчезали в тучах. Тут и там разноцветные вспышки указывали на места, где растениям лишь с огромным трудом удавалось цепляться за камень. Над Хребтом кружили стаи птиц, которые временами бросались вниз за добычей, вили гнезда на узких карнизах и в расселинах, покрывая черные скалы гуано. Даже издалека Джорон слышал их крики на фоне постоянного поскрипывания и позвякивания, которое издавал «Дитя приливов», когда шел к своей цели.

Миас стояла рядом с Джороном и разглядывала остров в подзорную трубу.

– Он закрывает вид на свою башню, а также на башню, расположенную на Хребте, – сказала она так, словно остров делал это ей назло.

Чем ближе они подходили к Арканнису, тем больше он не нравился Джорону. У берега в огромном изобилии росли ярко-синие растения с множеством раскачивавшихся ветвей. Мертвенно-бледные, розоватые лианы вариска, извиваясь, тянулись вверх, оплетая джион цвета пурпурных кровоподтеков высотой с главные позвонки корабля «Дитя приливов». Еще выше неровная земля острова расступалась в стороны, открывая белые скалы внизу. Остров походил на язву: сверху синева синяков, агрессивный пурпур и красная плоть, и мертвенная белизна внутри.

– Тошнотворное зрелище, не так ли? – спросила Миас.

– Да, супруга корабля, – ответил Джорон.

– Подожди, когда окажешься на острове, – сказала Миас. – Говорят, на Арканнисе воняет гнилыми яйцами. Как и на многих других островах Хребта. А еще там бьют горячие ключи, в которых женщины и мужчины могут свариться заживо, если в них упадут.

– Звучит восхитительно, – сказал Джорон.

– Не сомневаюсь, что так и есть. – Миас сложила подзорную трубу. – А теперь посмотри на остров. Видишь, какие у него крутые склоны – но ближе к вершине два плоских участка. Ты можешь разглядеть сквозь джион тот, что находится выше; нижний расположен за ним, за перевалом. Там стоит башня.

– Да, супруга корабля.

– Ветрошпиль находится на более высокой площадке, – продолжала Миас. – Ты возьмешь десять членов команды и отнесешь к нему ветрогона. Будем надеяться, что вас не заметят. Я с отрядом в двадцать человек атакую башню; этого должно хватить, чтобы разобраться с рейдерами. Когда доставишь ветрогона к ветрошпилю, приведи ко мне своих людей, чтобы помочь навести порядок.

– А что, если рейдеры обнаружат беспомощного ветрогона одного? – спросил Джорон.

– Будем надеяться, что этого не произойдет.

– Супруга корабля. – Она обернулась.

На палубе стоял Коксвард в одной набедренной повязке, поясе с инструментами и грязных бинтах. Его мощное, покрытое потом тело стало розовым, точно свежие листья вариска. Диадема пота венчала лоб, он выглядел мрачным, как человек с опухолью, ставшей слишком большой, чтобы ее игнорировать, и пришедший к Руке Старухи от нее избавиться. Миас убрала подзорную трубу в куртку.