Анна Дэй - Фандом 2.0

Набираю номер Тимоти. Нельзя допустить, чтобы кто-то из его писателей взялся за третью часть. Автоответчик. Вот и «звони в любое время». Слёзы снова грозят брызнуть из глаз, но я в который раз их отгоняю. Надо же, а я и правда поверила в небывалую отзывчивость Тимоти. Разозлившись, я отключаю телефон и ухожу проведать Нейта.

Младший брат Виолы лежит неподвижно, дышит ровно, как будто спит. Я присаживаюсь рядом и беру его за руку.

«Нейта надо бы побрить. Интересно, раз Виола теперь тоже в коме, может, мне разрешат поухаживать за Нейтом? Ви написала в той эсэмэске, что отправляется за Нейтом. И когда я сбежала из кафе, она говорила что-то о новом персонаже, которого мы придумали. Неужели мы и правда подарили Нейту жизнь в другом мире?» Невероятно и нелепо, однако я помню, как мы оказались в Колизее, как будто это случилось вчера. Я с трудом сглатываю ком в горле. Надо всё как следует обдумать. Надо вспомнить, позволить мыслям вернуться туда, в прошлое, в другую вселенную. Если не ради себя самой, то ради подруг. Мне кажется, я смогу им помочь.

Закрыв глаза, я выпускаю на свободу воспоминания и будто бы смотрю страшный фильм о событиях той странной, ужасающей и одновременно прекрасной недели.

«Неужели я переспала с Уиллоу? Невероятно. Во-первых, это всё-таки Уиллоу, тот самый невозможный красавчик Уиллоу, и я с ним переспала! А во-вторых… Ну и дрянь же я! Виола права. Это обыкновенное предательство. Одним поступком я могла сбить канон, главный сюжет, и дорога домой была бы нам закрыта. Что-то мне подсказывает, что тогда я ни о чём таком не думала. Мне было так хорошо, так удобно – меня приняли, безоговорочно и сразу, и никто не шипел мне в спину, завидуя красивой груди или длине юбки. Хорошо побыть среди своих.

А Уиллоу… добрый, милый Уиллоу…»

Я в отчаянии прячу лицо в ладонях и заливаюсь слезами.

Кое о чём я пока вспоминать не готова.

Рядом слышится чей-то голос, и я подскакиваю от неожиданности:

– Ох, я понимаю, так жаль, так жаль.

Это санитар, он ступает совсем неслышно, я его и не заметила. Смущённо вытерев глаза, я мысленно ругаю себя – нельзя так распускаться при посторонних. Но вошедший лишь сочувственно на меня смотрит.

– Ты с ним дружила? – спрашивает он.

Я молча киваю.

– И придёшь ещё раз, со всеми?

Не понимая, о чём он говорит, я всё же подыгрываю.

– Конечно приду.

– Вот и хорошо. Сестра-то теперь не сможет…

– Виола очень бы этого хотела, – говорю я.

Он печально улыбается и кивает.

– Я думал, они отложат, раз уж старшая тоже в коме… опять. Но они настаивают, ничего не хотят менять.

Я киваю, как будто зная, о чём речь.

Санитар гладит Нейта по руке.

– Сердце разрывается от одной мысли. Но вы хотя бы сможете его проводить и оплакать.

И вдруг до меня доходит, что этот человек имеет в виду. Нейта отключают от системы жизнеобеспечения.

– Напомните, пожалуйста, на какой день назначена церемония? – интересуюсь я.

– На среду.

Приезжают родители Виолы.

Её отец, Адам, тепло меня обнимает.

– Элис, милая, спасибо, что пришла.

От него исходит аромат мясной подливы и одеколона Old Spice – запах настоящего папы.

Мама Ви рывком, почти сердито заключает меня в объятия. Я понимаю, у неё есть на то веские причины. Почему, интересно, её дети прикованы к больничным кроватям, а другие разгуливают как ни в чём не бывало?

– Мне очень… очень жаль, миссис Миллер, – выдавливаю я.

В последний раз я называла маму Виолы «миссис Миллер», когда мне было года четыре, не больше. Она предпочитает, чтобы её называли Джейн. Но в объятиях чьей бы то ни было доброй мамы в мягком вязаном свитере, легко снова вернуться в детство.

– Ох, Элис, солнышко, как же так? – спрашивает она, и я виновато отвожу глаза.

– Не знаю, меня там не было.

Она подходит к кровати Ви и смотрит на дочь, не утирая струящихся по лицу слёз.

– Она написала, что идёт на «Комик-Кон», – объясняю я. – Я тоже поехала, но опоздала.

– Зачем ей понадобилось на «Комик-Кон»? – спрашивает Джейн. – И как ей только в голову такое взбрело после прошлого раза?

Мне хочется рассказать, что «Танец повешенных» не просто книга, а самый настоящий мир, и Нейт не может из него выбраться, и ещё объяснить, что Тимоти просит нас написать третью часть, продолжение. Я уже почти подбираю слова, но тут в палату входит доктор. Она тихо обращается к Джейн и Адаму, стараясь, чтобы я услышала как можно меньше. Что ж, я просто ухожу в комнату отдыха – общую для нескольких палат. Здесь пусто. Ни души. Я включаю чайник и сажусь за стол.

Часы тикают в полной тишине, звуки с каждой секундой отдаются всё громче от стен и потолка, превращаясь в удары молота о наковальню. Опасно оставаться одной, когда боишься собственных мыслей. Я закрываю глаза и снова прокручиваю воспоминания о днях в «Танце повешенных».

«Я переспала с Уиллоу, а Виола нас застала. Бог знает как она забралась на то дерево. В седьмом классе Ви чуть не вывихнула плечо, поднимая после школы рюкзак с учебниками. Но нас она застукала и разобиделась не на шутку.

А на следующее утро – от этих воспоминаний у меня саднит в горле – Уиллоу заботливо усадил меня рядом и сказал, что совсем не любит. Не может полюбить, потому что влюблён в другую. Я сразу поняла в кого. В Розу. То есть в Виолу. В мою лучшую подругу. Даже в этом другом мире, где меня приняли как свою, я осталась лишь восхитительной куклой, пустой оболочкой».

Входит заплаканная Джейн. Глаза у неё распухли, а на лице следы слёз.

– Приехали родители Кейти, – всхлипывает она. – Они, конечно, совсем расклеились. Я предложила им выпить чаю.

Я вытираю глаза.

– Я всё сделаю.

– Ты уже достаточно намучилась сегодня, – ласково отказывается она от помощи, похлопав меня по плечу. – Да и сейчас моя очередь исполнить роль мамы.

Джейн даже в голову не приходит, что она всегда прежде всего – мама: она не смогла бы перестать быть мамой ни на мгновение, даже если бы захотела – уж так она устроена. В отличие от моей мамы, которая иногда примеряет образ матери как очередное платье.

Джейн опускает в тостер два ломтика хлеба.

– Смотри-ка, в шкафчике и еда нашлась. Как будто специально для тебя.

Она знает, что я люблю поджаренный хлеб. Под тихий гул тостера, под звонкое тиканье часов я раздумываю, не рассказать ли Джейн правду о «Танце повешенных» и о Нейте, который в книге жив-здоров, только не может оттуда выбраться. Щёлкает тостер, поджаренные ломтики подпрыгивают, сбивая меня с мысли, и я опять ничего не говорю.

Положив хлеб на тарелку, Джейн принимается намазывать его маслом с таким усердием, как будто в неё вселились демоны. Останавливается она, только чтобы сказать:

– Поверить не могу, что всё повторяется. – Взгляд у неё растерянный. – Элис, это же просто безумие. Или и правда – проклятие?