Анна Дэй - Фандом

– Ох ты го-осподи! – стонет Нейт. – Ты втюрилась не в того парня. Я так и знал. Сразу заметил, как ты на него пялилась.

– Но он… и это… просто… То есть как это – пялилась?

– Сестрёнка, ты у нас Золушка, Уиллоу – прекрасный принц, а Эш…

– Баттонс, – говорю я, вспоминая персонажа пантомимы «Золушка», которую мы с родителями смотрели на прошлое Рождество.

– Да. Чёртов влюблённый слуга Баттонс.

– Нейт, ты ещё мал, чтобы так ругаться.

Брат раздражённо мотает головой:

– Золушка выходит за принца, а не за слугу и отправляется во дворец и… и на танец повешенных, чтобы мы все могли оказаться дома.

– Ладно, хватит. Всё ясно. – Я перекатываюсь на спину, заканчивая надоевший разговор.

– Выброси его из головы, – не отстаёт Нейт. – Думай о важном, не бей крыльями, бабочка.

Он прав, я знаю. Надо следовать сюжету, а не испытывать судьбу. Принцессы не влюбляются в дворецких. «Золушка» всегда была одной из моих самых любимых сказок, и симпатяга Баттонс из пантомимы запал мне в сердце.

– Спокойной ночи, Виола, – шепчет Нейт, хотя за окном вовсю светит солнце.

– Угу, ночи… Сладких снов.

– И тебе.

Но сны я вижу совсем не сладкие. Мне снится, что я стою коленями на холодных каменных плитах и отскребаю от красной краски очаг. Мою жёсткий скребок в воде и без устали оттираю камни, но краска не поддаётся. Вдруг слышится голос, читающий мою любимую сказку. Папин голос. «Несчастная Золушка отчаянно хотела поехать на бал, но злая мачеха ей не позволила». Смахивая со щеки слезинку, я оставляю на коже красный след. Голос рассказчика меняется, он будто бы разговаривает с кем-то за сценой. «Я себя глупо чувствую с этой книгой. Вы уверены, что она меня слышит?» – спрашивает он, а женский голос отвечает: «Да, я уверена. Читайте дальше».

Пахнет лекарствами, свежестью, папиным одеколоном и кофе. «Золушка проплакала всю ночь, мечтая о красивом платье итанцах». Оторвавшись от очага, я кричу:

«Папа! Где ты, папа?!»

Я вскакиваю, сбивая ведро с водой, и по каменному полу растекается лужа. Это не вода, а красная краска. Откуда-то доносятся приглушённые стоны и стук капель. Подняв голову, я вижу под потолком цепочку подвешенных дефов, как в низкопробном фильме ужасов. С мёртвых дефов на пол к моим ногам падают тяжёлые капли крови.

Мои руки, окрашенные кровью, сжимают верёвочную петлю.

Захлебнувшись криком, я просыпаюсь.

Через три дня меня повесят.

Осторожно спустившись с койки, чтобы не разбудить Нейта, я иду к умывальнику. За окном клонится к закату солнце. По крайней мере я проспала почти весь день. Умывшись холодной водой с коричневыми крупинками ржавчины, я вспоминаю недавний сон, в котором всё кажется таким настоящим. Неужели сейчас мне снится сон, а настоящая Виола спит где-то в мягкой постели? Однако вода на моём лице слишком холодная, а спину сильно ломит от жёстких досок. Доносящиеся до меня разговоры дневных и ночных дефов тоже слишком страшные – такого моему подсознанию самостоятельно не выдумать. Здесь всё слишком реальное, слишком логически последовательное, слишком подробное. «А жаль», – думаю я про себя.

– Мы кое-что получили из штаба, – сообщает мне Саскья.

Я оборачиваюсь к ней, не успев вытереть лицо. Саскья помахивает истрёпанным конвертом, будто размышляя, отдавать письмо или нет. Наконец, проиграв битву с собственной совестью, она со вздохом протягивает мне конверт.

– Это от твоей рыженькой подружки.

– От Кейти?

– У тебя не так уж много друзей, не прикидывайся. Конечно, от Кейти.

– Как она?

– Читай своё чёртово письмо – там всё написано.

Молнией взлетев на койку и задёрнув занавеску, я снова прячусь в своём маленьком мирке. Только бы с Кейти всё было в порядке, только бы… Пальцы дрожат, запечатанный конверт не поддаётся. Кое-как я наконец вынимаю письмо.

Почерк Кейти, исписана целая страница! Как здорово! Она будто рядом со мной, явилась утешить своими шуточками. Эти мелкие аккуратные буковки я часто вижу на уроках английского, когда Кейти пишет мне в углу тетрадной странички комментарии вроде «Этот гадский урок когда-нибудь закончится? Слона бы съела! Сейчас бы куриных крылышек с картошкой!». Странно видеть до боли знакомый почерк на грязном листке старинного пергамента и читать послание за занавеской на деревянной койке. Развернув письмо и приказав рукам не дрожать, я читаю:

«Ви, Торн сказал, что я должна написать тебе пару строк. Он считает, мои слова помогут тебе сосредоточиться на выполнении порученного задания. Ну хоть какое-то дело. Знала бы ты, как мне ску-у-учно! Я так и сижу в этой кошмарной маленькой комнате. Правда, Торн притащил старый замызганный диван и помог вымыть окно. Теперь я смотрю на закат, так что жизнь налаживается.

Как бы я хотела тебе помочь! Толку от меня здесь – ноль без палочки. Я теперь ем на обед крысиное рагу. Ты права, как ни странно, вполне съедобное варево. Так вот, я всё думала, чем бы тебе помочь, кроме того, что предложила Элис, и мне пришли в голову слова кое-кого, гораздо мудрее нас всех. Слушай.

Я что хочу сказать, Ви, у тебя всё получится, вот увидишь.

Кстати, ты знала, что Шекспир придумал словечко „трёхнутый“? (Дурында Элис верила в это целую неделю!)

Удачи тебе, моя дорогая Виола! Всё сбудется. Выше голову, нацепи улыбку шлюхи – и все дела!

Целую, К. ***

P.S. Торн, если ты это читаешь… Убедился, что я умею писать?»

Виола. Для Кейти это имя навсегда связано с героиней из «Двенадцатой ночи», одной из её любимых пьес. Та Виола притворялась мальчиком. Я тоже притворяюсь – играю чужую роль. Честно говоря, не помню, чем заканчивается «Двенадцатая ночь». Надеюсь, Виоле не пришлось погибнуть страшной смертью.

Аккуратно свернув письмо, я прячу его под комбинезон. Слова Кейти греют, как грелка с горячей водой. Что ж, по крайней мере Кейти жива и здорова и прислушалась к совету Элис насчёт флирта с Торном. Надеюсь, она знает, что делает. В этом мире Торн ещё больший психопат, чем в книге. Если она перестарается с любовными намёками, он может перейти от слов к делу. Даже вообразить такое не могу – тошнит.

Из-под занавески показывается растрёпанная голова Нейта.

– Что у нас сегодня вечером, сестрёнка? Какая сцена? – зевая, спрашивает он.

– Уиллоу учит Розу читать. – Какая ирония! Прочла письмо от Кейти и пойду прикидываться, что не знаю букв.

– Ну, с этим ты легко справишься.

Я киваю в ответ.

– Кейти жива-здорова, – сообщаю я брату. Показать ему письмо или обойдётся? Всё-таки подруга моя и письмо адресовано мне. – Пришло сообщение из штаба. Она в порядке, только помирает со скуки.