Анна Дэй - Фандом

Я его тоже забуду.

Ховеркрафт снижается, и до нас доносится необычный вибрирующий шум. Он всё нарастает и нарастает, превратившись наконец в бесконечный вопль гнева.

– Это кричит толпа, – говорит Эш.

Я и забыла о зрителях. Гемы кричат, топают, толкаются – требуют крови дефов. Моей крови. Нашей. Ховеркрафт приземляется, и мы оказываемся в центре океана ненависти.

Подошедший охранник смотрит только на Эша.

– Тебе сегодня повезло, обезьяна. Президент приказал повесить только одного из вас. Говорит, для пущего эффекта, что бы это ни значило.

Меня будто окатывает волной облегчения. Президент хочет, чтобы на эшафот я взошла одна. В книге и фильме Роза в тот день у виселицы тоже одна. Стоунбек хочет, чтобы нити сюжетов переплелись как можно туже. Круг надо замкнуть. Элис должна вернуться в свой мир. Я знаю, Эш не умер бы по-настоящему. Он проснулся бы дома у Ма, принялся бы помешивать крысиное рагу и собираться на работу в поместье. Но я рада, что ему не придётся испытать боль казни. Ужасную боль! От страха я еле держусь на ногах.

– Подождите, – просит Эш. – Если надо повесить одного, возьмите меня!

Не слушая его, охранники снимают с меня наручники.

– Подождите! – кричит он. – Возьмите меня! Оставьте Виолу!

– Не плачь, – смеётся в ответ охранник. – Посмотришь на подружку из загона для дефов.

– Нет! – Эш тянется пнуть охранника, но тягаться с мускулистым гемом бессмысленно. И тогда, глядя мне в глаза, Эш произносит: – Виола, я тебя люблю!

Мой мозг словно отключил все эмоции. Я ничего не чувствую. Эш говорит, что любит меня. Мой Эш. Но я ничего не чувствую. Внутри у меня пустота. Скоро мы забудем друг друга. Забудем навсегда. Станем друг другу чужими. Между нами встанет не маленькая ложь, а целая вселенная, две реальности, два мира. История нашей любви закончится трагически, как история любви Розы и Уиллоу. Какая ирония!

Эш повторяет эти слова снова и снова, пока охранники тащат его наружу.

– Я люблю тебя, Виола!

Его голос теряется в рёве толпы и вскоре затихает.

Он не вернётся.

Эта мысль возвращает меня к реальности. Я с ужасом понимаю, что больше никогда его не увижу.

– Я люблю тебя! – кричу я ему вслед.

Слишком поздно.

Охранник снимает с меня наручники. Мне трудно сосредоточить на нём взгляд, черты его лица расплываются, но глаза горят ненавистью. Охранник тащит меня к двери, и я мысленно готовлюсь увидеть вопящую толпу. Однако за дверью меня встречает лишь серая стена. Ховеркрафт приземлился в городе, возле Колизея. Они хотят, чтобы я прошла сквозь ворота для приговорённых дефов, как в книге.

На улице привычно пахнет дохлыми птицами. Я замираю и почти радостно оглядываюсь. Неподалёку возвышаются стены Колизея. Эша нигде не видно. Наверное, его уже увели в загон для дефов. Других дефов поблизости нет: разбрелись по хижинам и прилипли к экранам телевизоров. Ворот тоже не видно: всё загораживают тесно обступившие меня со всех сторон охранники.

Из-за стены слышатся звуки фанфар. Через десять минут меня повесят. Колени подгибаются, и охранники волоком тащат меня вперёд, словно мешок с картошкой. У ворот меня ставят на ноги. Выскочивший откуда-то парикмахер быстро проводит щёткой по моим волосам, заново красит мне губы и промакивает ватным тампоном веки, вытирая размазавшуюся от слёз тушь.

За стеной вещает пронзительный голос президента Стоунбека. Он произносит ту самую речь из канона. Только на этот раз он говорит обо мне.

– Дорогие друзья! Дорогие гемы! Добро пожаловать на танец повешенных! Сегодня на наших глазах казнят дефа номер семьсот пятьдесят три тысячи восемьсот одиннадцать. Это девушка, ночной деф, которая совратила невинного юношу-гема, внушив ему ложные чувства. Она пробралась в его сердце, чтобы похитить важные секреты гемов. Грязная шпионка! Она хотела разрушить нашу жизнь, свергнуть правительство гемов!

Толпа встречает его слова гневными воплями.

Стилист и солдаты отшатываются от меня. Я дрожу на холодном ветру перед неприступными металлическими воротами. От страха меня трясёт даже сильнее, чем когда меня выловили из реки. Сердце бьётся в груди, будто перепуганная птица в клетке.

Снова слышится голос президента:

– Итак, встречайте шпионку-соблазнительницу!

Ворота медленно открываются. Толпа за стеной замирает в безмолвии. Кусочек яркого мира гемов всё ширится перед моими глазами, и я даже улыбаюсь при мысли о том, что мой самый чёрный час наполнен такими яркими цветами. Гемы одеты в разноцветные платья и костюмы, их волосы блестят, идеальная кожа сияет. Однако все лица кажутся одинаковыми – симметричными, идеальными… и жаждущими возмездия.

В полной тишине я смотрю на нарядных гемов. Меня захлёстывает ненависть. Чувство куда более сильное, чем любовь. Кажется, ненависть волнами расходится от моего тела, как круги от камешка, брошенного в воду. Во мне проснулась та самая стальная матрёшка, и я будто надела доспехи, придающие мне сил.

Они хотят меня повесить? Пусть попробуют.

– А вот и она, дамы и господа. Осуждена по двум статьям. Виновна в государственной измене и в совращении гема. Жаль, что повесить мы её можем только один раз.

Толпа захлёбывается хохотом. Я медленно иду к эшафоту. Ненависть придаёт мне сил. Я словно слышу голос Нейта, который говорит: «Ты храбрая, Виола! Ты сможешь».

Не смотрю на верёвку, не ищу взглядом Эша в загоне для дефов. Мне нельзя сбиться с шага, надо помнить о главном – о моей цели. Стараюсь не вспоминать горящий вертолёт, упавший на эту арену лишь вчера, не думать о Нейте. Я просто смотрю в эти одинаковые злые идеальные глаза.

В толпе, у самого эшафота, стоит Уиллоу. На его лице странное выражение, что-то вроде страха, смешанного с любовью. Рядом с ним Элис нервно теребит цепочку на шее. И я вдруг понимаю, что Элис я ненавижу ничуть не меньше, чем гемов.

Палач уже на своём месте, держит руку на рычаге. Я знаю: мои воображаемые доспехи не позволят мне свалиться на пол – я выстою. Медленно поднявшись по деревянной лестнице, я встаю на люк в полу. Палач набрасывает мне на шею верёвочную петлю. Возможно, в поисках последнего утешения я стискиваю в кармане половинку сердечка с зазубренным краем – мой кулон. Дом, милый дом…

Президент снова что-то говорит:

– За совершённые преступления тебя приговаривают к казни!

Я отыскиваю взглядом Элис. Её глаза полны слёз, она то и дело вытирает лицо. Как, наверное, тяжело сознавать, что канон всё-таки завершится и ей придётся покинуть это забытое Богом место. Она и не знает, что дома до неё доберётся президент гемов и заставит написать нужную ему книгу. Я стискиваю челюсти, чтобы не застонать от боли в груди. Отведя взгляд, я вижу загон для дефов, и там, за решёткой, рядом с Эшем стоят Саскья и Кейти.