Анна Дэй - Фандом

– Через пять минут у меня всё отмёрзнет! – хмурится Элис.

Каменная громада больницы растёт с каждым шагом, превращаясь из детского кубика в блестящую на морозе кирпичную башню со множеством окон. Мне всегда хочется отыскать наше окно – окно палаты, в которой полгода назад я проснулась, где хватала ртом воздух, вцепившись в шею и дрыгая ногами, пока вокруг меня хлопотали врачи. Интересно, пытаются ли подруги найти то самое окно, высматривая, к примеру, знакомую вазу?

Элис и Кейти вышли из комы почти одновременно со мной. Журналисты окрестили нас «четвёркой с „Комик-Кона“», когда мы потеряли сознание в выставочном павильоне во время почти незаметного землетрясения. О нас писали все газеты. Загадка медицины! Ни одной раны! А когда спустя неделю мы втроём одновременно пришли в себя, то стали местными знаменитостями. Правда, вскоре одна из сестёр Кардашьян сделала себе новую пластическую операцию, и все заговорили только о ней.

Мы переходим дорогу. Новый порыв ветра взмётывает снег с тротуара и машин и швыряет нам в лицо. Есть в этом что-то знакомое. Снежинки кружатся над нами, как пух, как семена чертополоха, а мы будто заключены в маленький стеклянный шарик. Или это перья птиц, белые и коричневые, взлетают и медленно опускаются на землю под чей-то звонкий смех.

Мне часто приходят в голову странные воспоминания. Иногда неожиданно, взрывая сознание яркой картинкой, а порой воспоминание складывается постепенно, из кусочков каких-то образов, звуков, запахов. Как незаконченная мозаика. И сколько бы я ни старалась, понять их значения мне не дано. По крайней мере пока не дано. Во снах мне является удивительная старуха с зелёными глазами. Она хочет помочь, шепчет что-то о дальних странах, о путешествиях.

– Ты как, Ви? – спрашивает Кейти.

– Ничего, нормально, – отвечаю я.

Но подруги понимают, что я лгу. Схватив меня под руки, они согревают меня своим теплом. Мы полубежим-полускользим через автомобильную стоянку к больничному входу. По дороге я то и дело бросаю взгляд на зимнее небо. Сегодня оно удивительно голубое, похоже на огромное стекло, в котором отражаются тени Лондона. Иногда мне кажется, небо напоминает мне о чём-то… или о ком-то. Не знаю.

Мы взбегаем по ступенькам и с удовольствием подставляем лица тёплому воздуху в больничном вестибюле. В больнице пахнет как обычно – лекарствами и чистотой. Иногда мне хочется спросить подруг, не напоминает ли им о чём-то этот запах, о чём-то полузабытом. Мы снимаем шапки и приглаживаем волосы. По коридорам снуют одетые во всё белое медсёстры и пациенты в полосатых больничных халатах.

Заметив меня, администратор за столиком в углу приветливо машет рукой. Я знаю всех администраторов на всех этажах, но не по именам, а по коротким описаниям. Говорят, так мыслят настоящие писатели. Сейчас нас встречает «Та женщина с вечно усталыми глазами, всегда будто только из парикмахерской». Я приветливо машу ей в ответ, и она принуждённо улыбается, будто знает, как мне тяжело, но облегчить мою ношу не в силах. А может быть, она думает, что на месте Нейта в больнице должна лежать я. Возможно, она видит мою чёрную ауру вины, знает, что, будь я сильнее, быстрее, умнее, Нейт проснулся бы вместе со мной. Чепуха, конечно. Но как знать?

Скользя подошвами по линолеуму, мы быстро идём по коридору. Мы всегда проходим этот отрезок очень быстро, подруги тоже не любят лишних встреч с медсёстрами и врачами.

– Что ты принесла ему на сей раз? – спрашивает Кейти, когда мы останавливаемся у лифта. – Опять сказки?

– Нет, кое-что получше, – отвечаю я, нажав на кнопку вызова лифта.

Мы смотрим на светящиеся цифры над дверью. Кабина быстро приближается.

– Как интересно! – говорит Кейти.

– Кое-что футуристическое, антиутопическое! – ухмыляется Элис.

– Боже мой! – взвизгивает Кейти. – Вы закончили?

Двери открываются, и мы входим в маленькую металлическую коробку. Лифт рвётся вверх, и я ловлю себя на мысли, что мне совсем не страшно, я не думаю о тяжеленном механизме, который уносит нас прочь от безопасности первого этажа. До комы я в лифте всегда напевала что-нибудь весёлое, отгоняя безотчётный страх, но в том сне со мной что-то произошло. Я стала увереннее, сильнее, я изменилась. Не знаю, как это объяснить, но мне такой побочный эффект даже нравится.

Элис вытаскивает из сумочки планшет.

– Мы закончили рабочую версию. Правда, Виола?

Я согласно киваю:

– Да, закончили. Но наш дорогой редактор наверняка внесёт поправки.

– Ах да, дорогой наш редактор, – с королевским прононсом отвечает Кейти, позабыв на время свой ливерпульский акцент.

– Ой, хватит, не могу! – хохочет Элис.

– Честно, я так рада за вас! Настоящий контракт на настоящую книгу. И не на какую-нибудь – на продолжение «Танца повешенных»!

Элис смущённо опускает глаза.

– Ну, нам кое-кто помог… – бормочет она.

Нам помог Рассел Джонс. После того фото с актёром на «Комик-Коне» популярность Элис Аниме взлетела до небес. Заключить контракт на продолжение популярной книги, даже в соавторстве с никому не известной лучшей подругой, не составило большого труда. Однако идея написать продолжение была моей. Эта мысль появилась у меня вскоре после встречи во сне с зеленоглазой старухой. Я помню тот сон так хорошо, точно видела его прошлой ночью.

Я стояла в залитом солнечным светом саду, слушала пение птиц и вдыхала аромат спелых яблок.

Потом появилась пожилая женщина и что-то вложила мне в руку. Её тонкие, почти незаметные губы раздвинулись, и она заговорила странно знакомым голосом.

«Ты не случайно явилась в наш мир вместе с Элис. Тебя привела я. У президента был свой план. У меня – свой».

Не очень понимая, о чём она говорит, я всё же спросила:

«А в чём был ваш план?»

«Разрушив эшафот, дефов не спасти, дитя моё. Этого мало».

«А как их спасти?»

И она с улыбкой ответила:

«Нет лучше места на земле, чем милый дом, крошка цветок».

В кулаке у меня остался крошечный цветок фиалки.

В то утро я проснулась и ощутила непреодолимое желание написать продолжение любимой книги вместе с Элис. У меня было чувство, что от этого зависит чья-то жизнь или даже будущее всех дефов. Только как следует позавтракав тостами и апельсиновым соком, я убедила себя, что дефы – выдуманные персонажи, не более того.

Сначала я нервничала, представляя, как Элис отреагирует на предложение писать книгу вместе. Она никогда не любила делиться. Но кома изменила и её. Элис стала немного мягче, добрее. Теперь она нередко выходит из дома без макияжа, краснеет, если её хвалят, а несколько дней назад даже пошла на концерт послушать выступление Кейти. Причём пианист-аккомпаниатор был не такой уж и симпатичный. Однако Элис обняла меня тогда и сказала, что это была великолепная идея и ей безумно понравилось.