Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Теперь наиболее осажденной оказалась армия Юга под командованием короля Умрапатура из Нильнамеша. По мере того как Великая Ордалия ползла все дальше на север, Нелеост, знаменитое туманное море, укрывало его на западе, в то время как Истиульская возвышенность зияла все более обширным пятном на северо-востоке. Весть об исраз’хорулах, сияющих людях, далеко распространилась среди высоких северных кланов, и шранки толпой хлынули из-за горизонта – нескончаемый поток нечеловеческой похоти и злых рук. Они грызлись и выли. Они рыскали по истощенной земле. Они сражались за трупы убитых, пожирали свое потомство. Они запятнали землю своим множеством.

В течение нескольких недель Великая Ордалия придерживалась северного курса, огибая более разрушенные земли на западе. Но, поравнявшись с Нелеостом, четыре армии повернули на запад, вынудив короля Умрапатура развернуться по отношению к своему врагу, и таким образом безумные массы шранков оказались перед ним на его правом фланге. Он понимал опасность, ибо, будучи давним ветераном войн за объединение, участвовал во многих смертельных кампаниях. Тащить врага на свой фланг было равносильно катастрофе. И все же он верил в своего святого аспект-императора, зная, что его Господин-и-Бог понимает этот риск гораздо лучше, чем он сам. Но его люди не были столь оптимистичны. Король Гиргаша Урмкатхи особенно беспокоил его своими страшными заявлениями на совете. Как и зловещий Кариндусу, великий магистр Вокалати. Ибо они проводили свои дни в тени песчаной бури, борясь с вопящими толпами.

– Когда мы гнали их перед собой, – сказал Кариндусу, высоко подняв смазанное маслом лицо, – страх был их заразой. Теперь, когда мы тащим их позади себя, они все больше и больше отвечают на свой голод.

Действительно, кланы нападали на них все чаще, и не только те, кого гнал крайний голод, но и те, кого они убивали так же легко, как воющих собак. Вскоре уже не проходило и дня без известий о том, что какой-нибудь вельможа или сатрап умирает на пыльных полях. Тикиргал, вельможа Макреба, который всегда держался на совете с видом бессмертного и потому еще больше был потрясен своей кончиной. Мопураул, воинственный сатрап Тенд’хераса, чьи властные манеры сложно было не заметить.

И ни одна ночь не проходила без какого-нибудь ожесточенного сражения по периметру лагеря, без безумных случайных стычек, которые часто будили всю армию и тем самым способствовали ее нарастающему истощению. Вокалати никогда не переставали ходить по низкому небу к северу, их пышные волнообразные одеяния извивались, как гнездящиеся змеи, их рты и глаза пылали. Коршуны – так стали называть их люди Кругораспятия. От заката до рассвета они бросали свет на бесплодные равнины и безошибочно находили когорты шранков – иногда тысячи, – ползущих к лагерю с хитростью рептилий. Многие смуглые маги привязывали себя к своим мулам в течение дня, чтобы можно было таким образом спать. Все меньше и меньше их собиралось для обрядов при дневном свете.

И все же Умрапатур упрямо отказывался призывать священного аспект-императора. Когда сигнальщики спрашивали, какое сообщение они должны передавать через горизонт каждый вечер, он честно описывал их положение, поскольку не был настолько высокомерен, чтобы притворяться, но всегда заканчивал словами: «С армией Юга все в порядке».

Они меняли горизонт за горизонтом, перемещаясь от пустыни к пустыне и обратно.

Поскольку великий магистр свайали должна была видеть те места, куда она доставляла своих спутников, это путешествие было множеством гигантских шагов – если безумие магии можно было так назвать – с одной возвышенности на другую. Это превращало их проход в череду захватывающих дух пейзажей, большинство из которых после первых трех дней пути были густо покрыты лесом. Непонятный голос Сервы как будто звучал из кожи Сорвила, связывал воздух вокруг них светом, превращал его физическую форму в пепел, а затем доставлял их на совершенно новое место на краю предыдущей территории. Обычно, когда ее не одолевали тайные усилия, она рассказывала обоим своим спутникам что-нибудь о земле, лежащей под их немигающим взглядом.

– Когда-то это была провинция Носири, древние охотничьи угодья умеритских богов-царей… Там… Видите эту линию тени между деревьями? Это был Сохольн, великая дорога, проложенная королем Нанор-Уккерией Первым, чтобы ускорить продвижение его войск к границе.

И каждый раз Сорвил смотрел вокруг с каким-то недоуменным удивлением, пытаясь представить, каково это – обладать воспоминаниями о столь далекой эпохе. Моэнгхус же просто сердито смотрел на сестру и восклицал: «Ба!»

Только Нелеост оставался неизменным – туманная полоса тьмы на севере. И несмотря на крики птиц, земля, казалось, притихла из-за того, что так долго терпела потери.

Прыжки по возвышенностям продолжались. Линия хребта искривилась, как артритный палец. Миновали уступ, возвышающийся над лесами, – по сравнению с их деревьями самое большое дерево, какое Сорвил когда-либо видел в засушливых окрестностях Сакарпа, казалось карликом. Однажды Серва перенесла их на вершину разрушенной башни, с которой оказалось невозможно спуститься. Колдовство в этот раз оказалось особенно трудным делом, настолько трудным, что Моэнгхус едва успел подхватить сестру, когда она балансировала на краю пропасти. Двое мужчин оказались выброшенными на разрушенную вершину, ожидая, пока Серва придет в себя. А в другой раз она перенесла их на остров из обрубков скал в реке, не зная, что за ним простираются мили болотистой местности. Все трое превратились в сплошные волдыри от укусов комаров до того, как им удалось покинуть это место.

Обычно они совершали свои «скачки», как называл их Моэнгхус, дважды в день, хотя великий магистр свайали часто пыталась – и иногда ей это удавалось – переместить их еще и в третий раз. Первый прыжок был рано утром, вскоре после пробуждения, следующий – в середине дня или позже, в зависимости от того, с каким успехом Серва дремала днем. Они не зажигали огня, полагаясь вместо этого на колдовство принцессы, чтобы приготовить дичь, которую Моэнгхус подстрелил из своего великолепного лука. Каждую ночь они дежурили по очереди. Сорвил никогда не забудет залитые лунным светом миры, на которые он смотрел во время своих дежурств, прислушиваясь к хору ночных звуков. Не проходило ни одной ночи, когда он не видел бы мельком спящую Серву. Она казалась чем-то вроде полированного мрамора под свободной тканью, чем-то более плотным, чем окружающий мир. И он удивлялся, что одиночество может быть так прекрасно.

Иногда принцесса Империи не столько засыпала, сколько падала в обморок, таким сильным было ее изнеможение после некоторых прыжков. Она часто хныкала или даже вскрикивала, находясь в бессознательном состоянии, что заставляло Сорвила спрашивать Моэнгхуса, что с ней случилось.