Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

– Он всегда так делает, – сказала она в ответ на его встревоженный взгляд. – Притворяется мертвым.

– Почему?

Девушка нахмурилась, снова став слишком хитрой и мудрой для своего юного лица.

– Конечно же, Кайютас сказал тебе, что он сумасшедший.

Юноша разинул рот, а она рассмеялась над его непониманием и снова уставилась на сверкающую воду.

Внезапно Моэнгхус со сдавленным криком вырвался из священной Аумрис. Его волосы были распущены и казались черным ореолом вокруг его лица, шеи и мускулистых плеч.

– На вкус она как грязь! – рассмеялся он сквозь шум текущей воды.

Святая Аумрис.

Как самый восточный элемент Великой Ордалии, армия Юга была последней, кто прошел от бесконечных плит Истиульской возвышенности до более разрушенных земель на северо-западе. Овраги и гребни холмов покрывали некогда ровные места. Чудовищные обрубки камня, разрушенного засухой, образования, вырастающие из вершин в форме седла. Люди Кругораспятия смотрели на руины, возвышающиеся над голыми скальными вершинами, и мельком видели тень древних заросших дорог, рассекающих горизонт пополам. Как и их собратья на западе, они приняли эти знаки близко к сердцу, удивляясь тому, что такие далекие места когда-то могли быть самым сердцем человеческой цивилизации. Ощущение чужого владения исчезло с них, испарилась аура отчуждения, которая заставляет путников перенимать тревожные привычки чужака. Впервые они поняли, что возвращаются, а не просто рискуют – и их души укрепились.

Они чувствовали бы себя самими освободителями… если бы не завеса пыли, опущенная над горизонтом вокруг них.

Они прошли через высокое сердце древнего Шенеора, самого слабого и самого эфемерного из трех царств далекой античной славы, пограничного брата сурового Аорси на севере и густонаселенного Куниюри на западе. Маги школы Завета, которые каждую ночь видели Сны об этих землях во времена их упадка, смотрели на запустение и скорбели. Где те побеленные башни? Вьющиеся вымпелы синего и золотого цветов? Отряды рыцарей в бронзовых доспехах – вождей, жестоких и гордых? И они удивлялись, что дожили до того, чтобы увидеть эту землю своими бодрствующими глазами.

С разломом суши началось оживление рек, а вместе с ним и возрастающие сложности переправы через них. На другой стороне высокогорной равнины засуха настолько уменьшила поток воды, что переход вброд превратился в обычную прогулку по болоту. Но теперь армия ползла вниз, в более крутые долины, где они находили обнаженные тополя, ветки с которых пошли на копья отступающей Орды. Люди Кругораспятия уютно устроились у своих костров – впервые за много месяцев – и пировали той рыбой, которую ловцы добывали в реках. Они слизывали жир с пальцев и произносили тихие молитвы, благодаря войну за их кратковременную передышку. Короли-верующие тем временем спорили о передвижении войск и обсуждали опасности перехода через коварные воды в тени Орды. Сами броды найти было несложно: шранки буквально переделывали ландшафт, когда совершали многочисленные переходы, так огромно было их число. Берега превратились в наклонные плоскости, воды – в широкие болота. Но солдаты представляли себе корчащийся, визжащий мир, небо, покрытое пылью, бледные, как черви, толпы людей, топчущихся и подпрыгивающих, тысячи людей, барахтающихся в мутной воде, и это их тревожило. Земля, казалось, трепетала от воспоминаний о хриплых массах шранков, похожих на простыню, снятую с тела мертвеца. Все вокруг пропахло грязью.

Страх заключался в том, что Орда нападет, пока армия стоит на обоих берегах, – страх, который так и не материализовался. У первой же такой реки Кариндусу фактически остался позади с несколькими сотнями своих бело-фиолетовых Вокалати, думая, что они смогут использовать броды, чтобы избавиться от скопления шранков на своем заднем фланге. Они убили многих, точнее тысячи, посылая клубы зловонного пара в и без того темный воздух, но шранки обнаружили другие переправы, а возможно, они бросили свои доспехи и просто поплыли. В любом случае нильнамешские маги обнаружили, что отступают через бурлящие земли.

Король Умрапатура продолжал принимать меры предосторожности. Но он все больше убеждался в том, что разлив реки по этой земле был в гораздо большей степени благом для ее хозяев, чем обузой. Он не мог предвидеть грядущей опасности.

Все трое расположились лагерем в развалинах крепости, наполовину разрушенной обвалившимися скалами, которые когда-то были причиной ее строительства. Даг’мерсор, как назвала ее Серва. Зазубренные и полые остатки цитадели висели над ними – рваный силуэт на фоне затуманенных звезд. Выли невидимые волки.

Сорвилу выпало дежурить первым. Он выбрал позицию над умирающими укреплениями, где горы земли вздымались под его свисающими ногами. Ночные леса. Одинокие деревья поднимались отдельно от своих собратьев, опираясь на выступы земли и на скалы, их кроны серебрились под Гвоздем Небес, а ветви были покрыты черными прожилками. Шум пронзил черноту в миллионе невидимых мест – скрипучий, ползучий хор, который поднимался от темного лица окружающего мира, растворяясь во все расширяющейся тишине, которая была пустотой небес.

И это заставляло Сорвила тяжело дышать.

В этом путешествии по разрушенным ландшафтам затерянного Куниюри была своя красота, которую создавали как эти моменты одиночества, так и извилистая местность вокруг.

Его мысли блуждали, как это часто бывало, по бесчисленным зрелищам, которые он видел после смерти отца. И юноша удивлялся, что такой хрупкий человек, как он, может участвовать в таких легендарных событиях, не говоря уже о том, чтобы двигать ими. Те вещи, которые он видел… Он представлял себе, каково это – вернуться в Сакарп, раскопать все остатки своей прежней жизни и попытаться объяснить то, что произошло – что происходит – за Пределом. Удивятся ли его соотечественники? Будут ли они смеяться? Примут ли они эпическую величину того, что он опишет, или отвергнут ее, приняв за простое тщеславие?

Эти вопросы привели его в смятение. До сих пор его возвращение было необдуманным предположением: он был сыном одинокого города – значит, конечно, он вернется. Но чем больше он думал об этом, тем более невероятным это начинало казаться. Если бы он исполнил божественную волю богини, убил аспект-императора… Конечно, это означало бы и его гибель. А если бы он отрекся от богини, то стал бы королем-верующим, рискуя своей бессмертной душой… Разве это не означало бы другой конец света для него?

А если он вернется, то как сможет описать, не говоря уже о том, чтобы объяснить то, чему он был свидетелем?