Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

И тогда окровавленный король Сасал Умрапатура увидел, что он обречен. Он упал на колени и стал молиться, чтобы его святой пророк победил… чтобы его любимая жена и множество детей пережили грядущий ужас.

Он поднял глаза и увидел, как падает на землю один из магов, как пылают волны его одеяния.

Шранки схватили его и изнасиловали, пока из него вместе с кровью утекала жизнь.

Сорвил едва мог дышать. Его слюна гравием царапала ему горло, когда он глотал.

Две бледные фигуры на фоне глубин серого и водянисто-зеленого, одна, легкая, на другой, твердой, заключившие друг друга в крепкие, дрожащие объятия.

Целовавшиеся так, словно у них было одно-единственное дыхание на двоих.

Их изголодавшиеся чресла слились друг с другом.

Никогда еще он не был свидетелем такого зрелища – захватывающего дух, наполненного яростью, ужасом и властной похотью. Он перестал быть самим собой, увидев это. Ни одна из его забот не сохранилась в его памяти после того, как он вторгся в чужие владения. Он не помнил об отце. Не помнил о Слезе Господней, которая могла отомстить за него.

Ничто не имело значения, кроме этого…

Дети бога спаривались. Женщина, которую он любил, предавала его…

Его «младший брат» дал о себе знать. Он нашел его, схватил холодными пальцами и горящей ладонью.

И он совокупился с движущейся картиной, извивающейся перед ним, выгнулся дугой в ответ на урчание черноволосого мужчины, пролил свое семя в тот момент, когда рядом зазвучал высокий крик белокурой девушки.

Холмистые высоты Ирсулора дымились и кишели ползающими людьми и шранками.

Маги повисли в воздухе, обрушивая смерть на своего злобного врага. Они плакали даже тогда, когда говорили об огнях, потому что, когда они смотрели вниз, весь мир кружился и кипел от мерзких шранков. И из десятков тысяч тех, кто был их братьями, все они были мертвы и осквернены…

Растоптанные щиты. Пронзенные трупы, покрытые сгустками гниющих тел, как муравьи на яблочной кожуре.

Маги бичевали насыпи, колотили по склонам, пока Ирсулор не встал на дыбы, как гора, сожженная дотла, покрытая обгоревшими, почерневшими трупами. Люди, шранки, башраги…

И все же толпы людей устремились вперед. Орда бросилась в темноту, их поток, похожий на гигантский плащ из извивающихся личинок, с воем метнулся за горизонт. С воем.

А маги были так одиноки.

Багровые одеяния Саккаре почернели от грязи и огня, и он спустился вниз, ступил на обугленную вершину в отчаянной попытке найти тело Умрапатуры. Но он едва мог отличить шранка от человека, не говоря уже о том, чтобы отличить одного человека от другого. Он смотрел вдаль, поверх ярусов дымящихся трупов, сквозь гребень сверкающего колдовства, на охваченные суетой равнины, и ему казалось, что он смотрит в будущее, на то, что произойдет с миром, если его святой пророк потерпит неудачу…

Безумие. Пороки. Никакого смысла и милосердия.

Маги услышали его прежде, чем увидели – выкрикивающий заклинания голос, похожий на раскат грома, единственный голос, который мог перекрыть бремя рева Орды. Он пришел с запада, аспект-император, искрящийся ослепительной синевой сквозь мили заслоняющей ее грязи. Там, где он шел по воздуху, целые участки земли взрывались под ним, как будто сам бог колотил размолотую землю. Шранки падали искалеченными тысячами, пролетев сотни шагов, прежде чем обрушиться дождем на своих нечеловеческих собратьев.

Анасуримбор Келлхус приблизился к магам и велел им следовать за ним домой.

Она опустила голову ему на грудь и лежала неподвижно в чувственном изнеможении. Ее груди словно целовали его тело, а спина изогнулась, как устричная раковина. Сорвил уставился на них, не двигаясь от потрясения, вызванного его угасающим пылом. Стыд. Ликование. Страх.

Понимание того, что он не может пошевелиться, не дав им о себе знать, лишило его возможности дышать. Он стоял ошеломленный, когда она повернулась к нему и улыбнулась.

Он рухнул в кромешную панику и стыд.

– Кто мы такие, – воскликнула она с сонным смехом, – чтобы ты так над собой издевался?

Он неловко застегнул штаны, а затем встал, зная, что тень его похоти все еще отчетливо видна. Но это было почти то же самое, как если бы их бесстыдство требовало, чтобы он был наглым в ответ. Она слезла с обмякшего брата и встала в пятнистом солнечном свете, совершенно нагая, в полном единении с дикой природой.

«Как? Как она могла так поступить со мной?»

Слезы жгли ему глаза. Любил ли он ее? Так ли это было? Неужели сын Харвила был таким заблудшим глупцом?

Она стояла перед ним, совершенно обнаженная, с гибкими руками и ногами, узкими бедрами и бледной кожей, раскрасневшейся от неистовой страсти. Солнечный свет отбрасывал тень от ее груди на белые ребра, подчеркивая золотыми нитями ее принадлежность к женскому полу.

– Ну? – спросила она с улыбкой.

Безразличный, Моэнгхус воспользовался этим промежутком времени, чтобы начать одеваться позади нее.

– Но… – Сорвил услышал свой голос и понял, что плачет, как дурак.

Ее взгляд был одновременно скромным и высокомерным. Моэнгхус мрачно оглянулся через мускулистое плечо.

– Вы брат и сестра! – выпалил король Сакарпа. – То, что вы… сделали… это… это…

Он мог только стоять и недоверчиво смотреть на них.

– Кто ты такой, чтобы судить нас? – воскликнула она, смеясь. – Мы плод гораздо более высокого дерева, Лошадиный Король.

В первый раз он понял, какое презрение и насмешку его спутники скрывали в этом имени.

– А если ты забеременеешь?

Серва нахмурилась и улыбнулась, и впервые Сорвил понял, что все тепло, которое она ему продемонстрировала, было всего лишь игрой. Что несмотря на всю человеческую кровь, текущую в ее жилах, она была и всегда будет дунианкой.

– Тогда, боюсь, мой святой отец убьет тебя, – сказала она.

– Меня? Но я же ничего не сделал!

– Но ты был свидетелем, Сорвил, и твое бедро липкое от этого! И это еще далеко не все.

Застегнув штаны, Моэнгхус шагнул следом за сестрой, обнял ее и положил свою покрытую шрамами лапу на ее лоно. Он поцеловал горячую шею девушки и закрутил тонкие светлые пряди ее лона между большим и указательным пальцами.

– Она права, Сорвил, – сказал он, ухмыляясь и как будто совершенно не замечая безумия между ними. – У людей есть привычка умирать вокруг нас…

Король Сакарпа стоял, щурясь от охватившего его смятения. Вместо крови его сердце наполнилось яростью.

– Как и народы! – Он сплюнул, прежде чем повернуться на каблуках.

– Сын! – крикнула ему вслед великий магистр свайали, и ее голос был мягким и чарующим. – Сын. Дочь. И еще – враг!

Он едва не забился в конвульсиях, настолько сильна была охватившая его дрожь. Это мучило его всю обратную дорогу до лагеря на мысе. Он поймал себя на том, что боится упасть с края обрыва. Никогда еще ему не было так стыдно… так унизительно.