Макс Мах - Черная луна [litres]

– Ты! – Герда вздернула с пола и подвесила в воздухе красавца Эугена. – Что скажешь?

– Кто ты? – прохрипел роанец, по мановению ее руки он перестал чувствовать сжигавший его заживо огонь.

– Богиня возмездия? – спросила Герда. – Как тебе такое предположение, друг мой Эуген? О! Извини, я совсем забыла. Ты ведь не друг мне, а господин. Что ж, посмотрим, чем ты там собирался командовать.

Она взглянула на него чуть пристальней, и одежда осыпалась с роанца, словно тысячелетний прах.

– Так, так, так! – задумалась Герда, рассматривая гениталии несостоявшегося господина.

– Ты хорош! – признала она через несколько мгновений.

– Прости! – взмолился Эуген, до которого, наконец, дошло, что роли переменились. – Я сделаю все, что захочешь. Стану твоим рабом. Буду служить…

– Замолкни, ублюдок! – Герда заткнула ему рот воздушным кляпом, и все, что он теперь мог, это мычать. – Люди без чести. Без совести. Без принципов. Сейчас от страха ты готов на всё, но чего стоит твое слово?

Герда очнулась под дождем. Она сидела под деревом, которое, разумеется, не могло укрыть ее от непогоды.

«Ох мне! – Она с трудом поднялась на ноги и поплелась к зданию, в котором жила. – И еще три раза “Ох!”»

Была ночь, и в коридорах главного корпуса было пустынно. Никто никуда не шел. Не было даже профосов на этажах, но откуда-то из левого крыла раздавались громкие голоса.

«У них там что, пирушка?» – Едва переставляя ноги, она все-таки доплелась до своей комнаты, но добраться до кровати не смогла. Где стояла, там и села на пол. Ее одолевала страшная слабость и одновременно терзал дикий звериный голод.

«Хочу есть!» – подумала она, и в то же мгновение прямо перед ней на полу появилась большая керамическая миска с мясной похлебкой. Ломти белого хлеба и ложка лежали на белой салфетке рядом.

Сначала Герда подумала, что у нее не хватит сил даже на то, чтобы взять в руки хлеб и ложку, но все у нее получилось, вот только и хлеб, и похлебка закончились подозрительно быстро. Сил, правда, прибавилось, но голод по-прежнему терзал ее желудок. Герда чертыхнулась, не понимая, что с ней творится, но додумать мысль до конца не успела, заметив «новую перемену». Керамическая миска исчезла, и вместо нее появился серебряный поднос с хорошо прожаренным на вертеле каплуном. Пахло горячее мясо так, что Герда едва не захлебнулась собственной слюной. Она поспешно разорвала тушку руками и, откусив первый самый желанный кусок, начала жевать. Потом увидела, что рядом с подносом стоит бутылка вина, и поторопилась наполнить кружку, чтобы запить проглоченное мясо. Ну, а дальше все случилось точно так же, как с похлебкой. Герда и оглянуться не успела, как от каплуна остались одни обглоданные кости. Да и вина в бутылке не осталось. Она было задумалось об этом, но надолго ее не хватило. Силы оставили ее, она прилегла прямо там, где сидела, на пол и практически сразу же заснула.

Герда проснулась от того, что ее кто-то тряс за плечо. Привычно – рывком – вырвалась из сна, распахнула глаза, готовая вскочить и бежать. Но оказалось, что, во-первых, вокруг светло – солнце уже встало и освещало комнату через узкое, похожее на бойницу окно, – а во-вторых, сразу же выяснилось, что спала она не раздеваясь, устроившись прямо на холодных плитах пола. Впрочем, имелось еще и в-третьих. В ее комнате было полно народа. Профосы, учителя, кто-то еще, в общем толкотня и суета.

«Что не так?» – испугалась Герда, но ей даже испугаться по-человечески не позволили.

– Живо за мной, Маргерит! – потребовала куратор курса профессор Говерн, силой вздергивая Герду на ноги. – Ну же, ученица, вставайте на ноги! Не заставляйте себя ждать!

Герда и хотела бы, но даже она, при ее годичном опыте не могла проснуться сразу вдруг. Так что пришлось просыпаться на ходу, вернее на бегу, потому что профессор Говерн не шла, а бежала и при этом тащила Герду за собой, крепко держа ее за руку. Все попытки понять, что происходит, ни к чему не привели. Герда только сообразила, что все отчего-то считают ее виновной в каком-то страшном злодеянии, но никак не сообразят, как ей, в смысле Герде, это удалось. Сама Герда никаких грехов, тем более тяжких преступлений, за собой не знала и не помнила, чтобы вчера с ней произошло что-то из ряда вон выходящее. Обычный день, и ничего более.

Бег закончился в кабинете настоятеля. Это была уже вторая их встреча, но теперь кроме него здесь присутствовали ректор, два незнакомых Герде колдуна – «мрачный» и «ироничный» – и куратор курса, которая ее сюда и привела. Минуту или две ничего не происходило. Герда стояла посередине кабинета, затравленно озиралась, пытаясь понять, чего ей следует ожидать, и с ужасом ощущала скрестившиеся на ней взгляды присутствующих.

– И вы хотите убедить нас в том, что это создание свело с ума четверых выдающихся студентов и оскопило пятого? – говорил один из незнакомых Герде колдунов, тот, что казался мрачным, смотрел он на нее при этом с брезгливостью и пренебрежением. – Да у нее силы – кот наплакал. Дар слабый, неразвитый…

– У нее вообще нет дара, – вступила в разговор куратор курса.

– Это вы просто смотреть не умеете, – отмахнулся от нее колдун. – Кто еще, кроме меня, видит ее дар?

– У нее есть дар, – подтвердил ректор.

– Значит, он проснулся недавно, – упорствовала в своем мнении куратор. – Раньше у нее дара не было. Вернее, был, но слабый и неактивный.

– Ну, сейчас-то он вполне активный, – вступил в разговор «ироничный» колдун. – Слабый, и вряд ли разовьется еще, но на низшую категорию вполне.

«Это они обо мне? – опешила Герда. – Низшая категория? Откуда?»

И в самом деле, еще вчера у нее активного дара не было и в помине, и что самое обидное – уже и не предвиделось.

– Повторюсь, – снова заговорил «мрачный» колдун, – дар у этой особи есть, но предполагать, что она способна победить в поединке пять колдунов высшей категории? Такого не может быть, потому что не может быть никогда! Dixi [24] Dixi – фраза, в переводе с латыни означающая «я сказал». Используется в смысле «я сказал, что нужно было сказать, и я уверен в своих аргументах». . Я все сказал.

– Если только у нее не было с собой артефакта, – заговорил молчавший до сих пор настоятель. – Какой-нибудь мощный артефакт, типа «Руки господней» и заранее заученная формула сложного заклинания.

– Вы это серьезно, господин настоятель? – удивленно поднял брови повернувшийся к настоятелю ректор.

– Один раз она уже пыталась искалечить моего племянника.

– Где нож и где высшая магия! – возразил «мрачный».

Они говорили и говорили, но разговор вели исключительно между собой. Никто даже не удосужился обратиться к Герде, спросить о чем-нибудь ее. Она просто стояла перед ними, как одинокий предмет мебели, и не понимала, что здесь происходит. В чем ее обвиняют? В том, что она оскопила Эугена? Серьезно? И как бы она могла это сделать? У нее даже ножа теперь нет, в прошлый раз забрали. И что там про сведенных с ума учеников и адептов?