Ирина Фуллер - Лебединая башня

Омарейл вынуждена была признать, что не слышала последних слов учителя.

– Я сказал, что беру вас в команду для «Листопада».

В ужасе она смогла лишь кивнуть в знак понимания.

Вероятно, родители не лгали, когда говорили, что Омарейл хорошо двигалась, и, разумеется, ей было приятно, что ей оказали такую честь. Но она постоянно напоминала себе о том, что стоило привлекать поменьше внимания.

Стоило отказаться от участия…

Однако соблазн был слишком велик. Быть частью команды, ходить на дополнительные репетиции – это так напоминало то, что она слышала в радиоспектаклях!

После урока Андель велел задержаться всем, кто оказался в команде. На перемене подошли участники из других классов.

– Сегодня вы стали самыми близкими друг другу людьми, – оповестил он. – Вам дарована уникальная возможность, но также на вас возложена огромная ответственность. У нас есть два месяца, чтобы выучить и отрепетировать танец, с которым мы должны покорить «Листопад».

В команде, помимо Омарейл и Шторм, оказалось еще шесть человек, включая Мая. Последний выглядел не слишком счастливым.

– Тренировки четыре раза в неделю, – продолжил Андель, – в понедельник вместо «Атлетики», на большой перемене во вторник и пятницу, и во время урока «Танцев» – по четвергам.

Май опешил. Он очень любил урок «Атлетики», где играл в разные спортивные игры со своими приятелями. Еще он любил есть, и делал это во время больших перемен.

– Это только на два месяца, – попыталась успокоить его Омарейл.

Впрочем, ее тоже волновало обеденное время: она привыкла хорошо питаться. В Орделионе за этим всегда строго следили.

Все оставшееся время до начала следующего урока Май страдальчески закатывал глаза к потолку и вздыхал.

– Луна и солнце! Откажись! – не выдержала Омарейл, когда он в очередной раз промычал, будто его мучила зубная боль.

– Ничего не выйдет! Если уж Андель что-то задумал… Он ведь пойдет к директору. А тот начнет задавать дурацкие вопросы. «Неинтересно, господин Джой? А что именно вам интересно?» Или вот это: «Вы чувствуете свою полезность?» Я не готов терпеть разговор с Дольвейном, уж лучше потерпеть два месяца подготовки к конкурсу.

Омарейл лишь покачала головой.

– Зато ты сможешь ходить на «Атлетику» по четвергам, – заметила она, в то время как они направлялись к школьному стадиону.

Там, у раздевалок, они разошлись в разные стороны.

«Атлетика» у девочек мало отличалась от этого урока у мальчиков, хотя вели ее разные учителя. Омарейл была в хорошей форме, так как часто занималась на тренажерах, которые специально для нее создали придворные изобретатели. Она даже помогла своей команде выиграть эстафету. Шторм осталась этим крайне недовольна, хотя они и были в одной группе. Кажется, госпожа Эдельвейс не выносила не только поражений, но и вообще любого вида конкуренции.

Уже оказавшись в своих покоях, Омарейл снова вспомнила странный разговор с Дарритом. Ей не давала покоя загадочная реакция молодого учителя. Ее замечание могло показаться ему дерзким или неуместным, но его взгляд, будто она что-то скрывала, его вопрос… Омарейл вдруг стало не по себе. Существовала ли вероятность, что Даррит догадался, кем она была на самом деле? Что, если он раньше не замечал какого-то таинственного символа, указывавшего на ее принадлежность к королевскому роду, но теперь, когда они остались наедине, увидел его и все понял?

Увы, она не знала, как можно было выяснить правду.

Взяв в руки лалу, она обняла ее ладонями и принялась бережно цеплять большими пальцами металлические язычки. Игра увлекла принцессу. Как это всегда бывало, волшебное звучание инструмента быстро успокоило ее.

Вторая неделя прошла вслед за первой, ее сменила третья. Омарейл нравилось ходить в школу.

Предметы давались ей легко. Программа домашнего обучения оказалась гораздо сложнее: от нее требовали более глубокого знания истории, общество не обходилось изучением понятий и определений, химию и физику преподавали солидные ученые, которые зачастую не видели необходимости объяснять «элементарные вещи». Омарейл приходилось изучать «основы» самостоятельно по книгам.

Но в школе ей не было скучно! Конечно, некоторые уроки могли быть и более содержательными, но, если ей становилось совсем неинтересно, она просто занимала себя каким-нибудь делом. В остальном же наблюдение за тем, как тот или иной учитель вел урок, взаимодействие между ним и классом, участие в дискуссиях с другими учениками – все это воодушевляло Омарейл.

Отношения с учителями у нее тоже по большей части складывались хорошо. Ей удавалось найти общий язык даже с теми, с кем, по словам Мая, не мог никто. Даже директор. Необъяснимым образом Омарейл будто чувствовала их настроение. Точно знала, когда можно пошутить, а когда стоит промолчать.

Она постепенно знакомилась и с одноклассниками. Среди них оказалось много интересных личностей. Омарейл поняла, что по натуре была общительным человеком, ее тянуло к людям, ей нравилось с ними разговаривать. Похоже, они чувствовали это и платили симпатией в ответ.

Вот только Шторм вела себя холодно, впрочем, как и со всеми. Омарейл заметила, что из-за этого многих тянуло к той еще больше. Красивая внешность, флер загадочности и величественная манера общения делали Шторм Эдельвейс принцессой Астардара. Все хотели быть как-либо связанными с ней. Предметом гордости мог быть факт совместного распития кофе или даже мимолетного разговора. Об этом шептались, писали друг другу в записках и говорили, стоило Шторм выйти из помещения.

Даже учителя вели себя с ней будто бы почтительнее, чем с другими учениками. Кто-то исподволь, а многие явно отдавали ей предпочтение.

Омарейл и сама испытывала к ней интерес. Ей хотелось знать, что скрывалось за этим фасадом утонченной язвительности и надменной сдержанности.

А вот Шторм прониклась к Омарейл явной антипатией. Если к остальным она была в худшем случае равнодушна, то Омарейл доставались такие колючие взгляды и едкие комментарии, что впору было бросать школу и «уезжать в свою Агру», как порой ей и советовала Шторм. Любое, даже мнимое, превосходство воспринималось как личное оскорбление. Омарейл физически чувствовала исходившее от Шторм раздражение, когда учитель по литературе отметил высокое качество сочинения Мираж и зачитал несколько отрывков.

В то же время если кому-то еще доставались похвалы, Шторм демонстрировала равнодушие или снисхождение. Порой она и сама могла сделать комплимент кому-то из одноклассников – и это становилось темой для обсуждений на два последующих дня.

Осложнялось дело тем, что Омарейл и Шторм были в одной команде по танцам и регулярно взаимодействовали на тренировках. Те зачастую проходили в весьма напряженной атмосфере.