Ирина Фуллер - Лебединая башня

Принцесса глубоко вздохнула.

– Он неплохой кандидат. Действительно умный. Думаю, с ним есть о чем поговорить. И хитрый. Так что ты будешь в надежных руках.

Омарейл вздохнула еще раз, стараясь скрыть разочарование.

– Просто я почему-то всегда думала, что твой брак будет щемящей душу историей любви, – сказала она, контролируя голос, чтобы в нем не отразились ее истинные чувства.

– Это не один из тех романов, что я приносила тебе тайком, – с улыбкой ответила Севастьяна. – Это жизнь. И, как я говорила тебе, я влюбилась в него, это уже что-то. Это дает хотя бы небольшую надежду на то, что нас ждет счастливое будущее.

Взглянув на стену, которая разделяла их, Омарейл задумчиво спросила:

– А ваше общение с ним… как тебе кажется, как он к тебе относится?

С той стороны послышался тяжелый вздох.

– Я не знаю! – отчаянно воскликнула Севастьяна. – О, я так долго хотела поговорить с тобой об этом, потому что мне просто не с кем это обсудить!

– Погоди, я налью чай! – воскликнула Омарейл и вскочила с места.

Она поспешно подошла к чайнику, что стоял на углях в гостиной, налила себе чашечку, захватила печенье и вернулась на место.

– Ну давай, – произнесла она, вернувшись в свое кресло, – расскажи мне все, что было между тобой и Бериотом.

С той стороны сперва повисла пауза. Затем кто-то прочистил горло. И это была не Севастьяна. Последняя же сдавленно проговорила:

– Омарейл, Бериот говорит, что ему нужно обсудить что-то с тобой. Я, пожалуй, пойду и приду еще позже. Или завтра. – «Или никогда», домыслила Омарейл непроизнесенные слова. – Пока.

Через секунду Омарейл услышала звук захлопнувшейся двери. Чувствуя себя крайне неловко, она сказала:

– Добрый вечер, Бериот.

Ответное приветствие прозвучало совершенно невозмутимо.

Господин Даррит имел репутацию человека уравновешенного и даже бесстрастного.

У каждого учителя в школе были свои особенные черты, за которые их любили и не любили ученики. Госпожа Зарати славилась своей легкой манерой общения и нарядами с налетом эксцентричности. В господине Анделе многим не нравилась излишняя театральность и жесткость, однако все признавали его талант в организации праздничных шоу. Госпожа Гобейн была безусловным фаворитом среди воспитанников Астардара, ее уроки «Искусства» каждый раз были похожи на небольшой спектакль. Зато редкому ученику доставляли удовольствие лекции по «Логике». Хотя госпожа Мошен и была поглощена своим предметом, мало кто понимал, о чем она говорила.

Господин Даррит же ни у кого не вызывал никаких эмоций. Любой, с кем Омарейл начинала разговор об этом человеке, быстро терял интерес к беседе.

– Он вообще в школе третий год, – говорил Май, – еще не успел возненавидеть детей.

Это должно было объяснить, почему он никогда не повышал голоса и не требовал от учеников понимания изучаемого материала. Но это не объясняло его безразличия ко всему, и уж тем более не давало никаких намеков на то, почему он разозлился на Омарейл. Это не давало ей покоя.

– Мне кажется, он до сих пор на меня сердится, – сказала она однажды Маю во время обеда.

Тот лишь пожал плечами, откусывая большой кусок бутерброда.

– Вот объясни мне, что такого ужасного я сказала?

– Может быть, тебе спросить об этом самого Даррита? – предложил он, одновременно жуя.

– Он такой ранимый, – саркастично ухмыльнулась она. – Боюсь, даже мой вопрос может показаться ему оскорбительным.

Май снова дернул плечом. Ему это не казалось важным, а вот Омарейл никак не могла выбросить это из головы. Тем более каждый раз на уроках «Науки» ей казалось, что от Даррита веяло холодом, и это было неприятно.

– Знаешь, Май, я все-таки подумаю над твоим предложением, – заключила она в итоге. – Если через неделю его настроение не изменится, я подойду и напрямую спрошу, в чем дело.

– Ты больная на всю голову, – сообщил Май спокойно, отставляя в сторону пустой стакан из-под какао.

Сказать было легче, чем сделать: она решилась подойти к Дарриту только спустя две недели, когда он поставил девять баллов за почти идеальную домашнюю работу. Причиной снижения оценки на один балл стала помарка в самом конце. И Омарейл не обратила бы внимания на этот момент – в конце концов, оценки мало волновали ее, – но она прекрасно знала, что Даррит ставил десятки и при куда худших результатах.

– Господин Даррит, у меня к вам вопрос, – заявила она бойко, когда все остальные ученики покинули класс.

Говорила она нарочито смело, чтобы не дать себе шанса пойти на попятную. Ответом ей был мрачный взгляд с этой извечной кривой усмешкой. Даррит сидел за своим столом и выглядел так, будто заметил мелкое насекомое на рукаве.

– Мне кажется, что вы сердитесь на меня…

Он вопросительно поднял бровь, а затем перевел взгляд на сданные учениками тетради и начал складывать их в аккуратную стопку. Такое показное безразличие заставило Омарейл внутренне дрожать от злости, но ей еще удавалось держать эмоции под контролем.

– Я не сказала вам ничего особенного, а вы затаили на меня злобу.

Она похвалила себя за корректный, вежливый тон. Но ответ Даррита свел все ее старания на нет.

– Вам кажется.

Омарейл точно знала, что Даррит говорил неправду, и этот разговор только подтверждал ее подозрения.

– Я могу отличить равнодушие от явной неприязни. Если уж вы так хотели, чтобы я не заметила особого к себе отношения, не надо было выставлять его напоказ!

Она с хлопком опустила перед Дарритом свою тетрадь.

– Девять? Здесь нет ни единой ошибки. У вас есть иные определения для этого, кроме как «несправедливость» и «беспочвенные придирки»?

Еще на середине речи она поняла, что разговор пошел совсем не так. Не стоило срываться. Где было ее самообладание? В последнее время Омарейл начала думать, что напрасно всегда восхваляла свою способность к спокойному, рациональному восприятию действительности.

Даррит встал в полный рост и после нескольких секунд, во время которых он, очевидно, пытался выбрать подходящие слова, которые не вышли бы за рамки приличий, сказал:

– Вы знаете, где дверь.

Его самообладание было при нем. Омарейл даже немного позавидовала тому, как Даррит сумел справиться с эмоциями и холодно попрощаться с ней. С другой стороны, ей совсем не понравилось то, что он отказался разговаривать.

– Не лучше ли решить все разногласия? Это не последняя наша встреча.

Его взгляд метал молнии, но лицо оставалось бесстрастным. Он просто молча дождался, пока она выйдет в коридор.

Ситуация стала еще хуже через два дня.

Омарейл не могла перестать думать о том, как несправедливо Даррит вел себя по отношению к ней. Ее угнетало то, что он испытывал к ней неприязнь. И она пока не знала точно, что задевало ее больше – неведение относительно причин или антипатия в целом.