Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

— Как дело дойдет.

Черт, как все обрыдло. Какое разочарование. Сколь крылаты были надежды у его отца! «Все для вас, — говаривал он, одну руку держа на плече у Кальдера, другую на плече Скейла. — Вам править Севером». Какой бесславный конец для человека, всю жизнь мечтавшего стать королем. Помнить-то его будут, несомненно. За самую кровавую кончину во всей чертовой истории Севера.

Кальдер прерывисто вздохнул.

— Все-таки жизнь имеет свойство складываться не так, как мы представляем, правда?

Трясучка с легким позвякиванием постучал перстнем по металлическому глазу.

— Порой. Но не часто.

— Вообще жизнь, если вдуматься, редкостное дерьмо.

— Лучше не ожидать многого. Может, тогда будешь в конце приятно удивлен.

У Кальдера ожидания сверзились, можно сказать, с небесной высоты в бездну, но приятным удивлением что-то не пахло. Он поежился, вспомнив поединок Девяти Смертей с отцом. Визг и рев одуревшей от крови толпы. Звон щитов по краю круга. Кольцо держащих их мрачных названных. Чтобы никто не ушел до тех пор, пока не пролито достаточно крови. Он и не помышлял, что когда-нибудь сам будет биться так же. Биться и умирать.

— А за меня щиты кто держит? — спросил он невнятно, только чтобы заполнить тишину.

— Я слышал, Бледный-как-снег вызывался, и еще старик Ганзул Белый Глаз. Кажется, еще Кол Ричи.

— Все же не смог устоять в сторонке? Как-никак, я женат на его дочери.

— Все же не смог.

— Они и щиты небось попросили для того лишь, чтоб моей кровавой требухой толпу не забрызгало?

— Небось.

— Кровь, требуха… Забавно все же. Кислое неудовольствие у тех, на кого она попадает, и горькая потеря для тех, кто ее лишается. Где же здесь середина? Скажи мне.

Трясучка пожал плечами. Кальдер пошевелил запястьями, чтобы эта самая кровь притекла к пальцам. Хорошо бы продержаться какое-то время, чтоб смерть хотя бы застала его с мечом в руке.

— Совет какой-то для меня есть?

— Совет?

— Ну да. Ты ж сам боец, если на то пошло.

— Если у тебя появится возможность, не колебайся. — Трясучка разглядывал рубин на мизинце. — Милость и трусость — одно и то же.

— А отец у меня всегда говорил: ничто так не показывает силу, как милосердие.

— Не на круге.

И Трясучка встал.

— Что, время? — спросил, протягивая запястья, Кальдер.

В луче рассвета гладко вспарывающий веревку нож розовато блеснул.

— Время.

— А нам что, просто ждать? — буркнул Бек.

Чудесница смерила его хмурым взглядом.

— Если хочешь, можешь сплясать, лучше чечетку с выходом. Народ, глядишь, развеселится.

Плясать не хотелось. Голый и пустой круг взрыхленной грязи по самому центру Героев выглядел неизъяснимо тоскливо. Вокруг выложенной камешками границы уже теснился люд. Вот в таком круге сходился в поединке с Девятью Смертями отец. Сражался и был сражен. И умер, да скверно так.

На стороне Доу держали щиты многие видные люди Севера. Помимо остатков дюжины Зобатого, на той стороне круга были Бродд Тенвейз, Кейрм Железноголовый и Глама Золотой, а рядом с ними целая куча названных. На противоположной стороне перетаптывались Кол Ричи и пара других стариков, по необходимости, а не по желанию. Незавидное зрелище в сравнении со стороной Черного Доу, если бы над ними, как утес над пригорками, не вздымался огромных размеров верзила.

— Это что еще за страшилище? — спросил вполголоса Бек.

— Стук Врасплох, — ответил шепотом Поток. — Вождь всех земель к востоку от Кринны. Там живут кровавые люди-дикари, и я слышал, он из них — первейший.

За спиной исполина и вправду топталась стая дикарей: жуткие космы, кости в носах и ушах, лохмотья обвешаны черепами, лица раскрашены. Как нелюди из старинных песен, вроде той, где Шубал Колесо похищает дочь повелителя скал. Как там, кстати, заканчивается?

— Вон они, — хмыкнул Йон.

Негодующий ропот, пара-тройка крепких словечек, но в основном тишина. Толпа по ту сторону круга раздалась, и показался Трясучка, волокущий под руку Кальдера. По сравнению с первым разом, когда Бек видел принца гарцующим на прекрасном скакуне перед пополнением Кола Ричи, спеси в Кальдере поубавилось. Но он по-прежнему ухмылялся — затравленно, жалко, но все же. Трясучка выпустил его руку, а сам небрежно протопал семь шагов по грязи, оставив за собой цепочку заполняющихся водой следов, и занял место возле Чудесницы, приняв щит от кого-то сзади.

Кальдер стал поочередно кивать всем, стоящим у круга, как будто каждый — из числа его закадычных друзей. Кивнул и Беку. В прошлый раз эта улыбка была полна гордыни и насмешки, но видно, что-то с той поры произошло. Если Кальдер сейчас и посмеивался, то только над собой.

Бек в ответ тоже мрачно кивнул. Он знал, что глядеть в лицо смерти и улыбаться при этом значило иметь кость. Да еще какую.

Кальдер был так напуган, что голова кружилась и лица вокруг сливались в мутное пятно. Тем не менее встретить великого уравнителя он рассчитывал как его отец, как брат. С гордостью. Он прикрывался ухмылкой как щитом, кивая мелькающим, смазанным до неузнаваемости лицам так, будто они пришли к нему на свадьбу, а не на похороны.

Неудержимо тянуло говорить. Заполнять время околесицей. Все что угодно, чтобы гнать от себя мысли. Кальдер ухватил за руку Ричи, который не успел убрать ее за видавший виды щит.

— Ты пришел!

Старик избегал встречаться с ним взглядом.

— Меньшее, что я мог сделать.

— А по мне, так самое большее. Скажи Сефф… в общем, передай ей, что я прошу прощения.

— Передам.

— И взбодрись давай. Это же не похороны, — он шутливо ткнул старика в ребра, — пока.

По толпе прокатилась волна смешков, отчего у принца почти прошло желание опростаться в штаны. Среди них был и мягкий смех откуда-то сверху. Кальдер поднял голову. О-па: Стук Врасплох. И как пить дать, на его стороне.

— Никак, держишь щит за меня?

Великан похлопал по крохотному деревянному кружку дубинкой-пальцем.

— А то.

— В чем же твой интерес?

— В столкновении мстительной стали и крови, орошающей жаждущую землю. В реве победителя и воплях гибнущего под ударами. Что может интересовать меня больше, чем зрелище, как люди отдают и берут все; как жизнь и смерть качаются на острие клинка?

Кальдер сглотнул.

— А почему на моей стороне?

— А тут места больше.

— А-а.

Вон оно что. Всего-то удобный пятачок, чтобы лицезреть его, Кальдера, умерщвление.

— Ну а ты? — спросил он у Бледного-как-снег. — Ты здесь тоже из-за места?

— Я здесь ради тебя, ради Скейла и вашего отца.

— И я, — подал голос Ганзул Белый Глаз.

После ненависти, которая на него обрушилась, эта малая толика верности была как глоток свежего воздуха.

— Мне… Слова эти в самое сердце, — сипло выдавил он.