Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

— Чего?

— Принципы.

— О, я их большой-пребольшой приверженец. И брат мой тоже.

Мелкий оторвался от яростной чистки ногтей кончиком ножа.

— Мне они нравятся с молоком.

Неловкая тишина. Кальдер повернулся к Железноголовому.

— Когда мы с тобой последний раз беседовали, ты держался за Доу. Потом ты обоссал мне сапоги. — Он поднял один, за истекшие дни еще более побитый, обшарпанный и заляпанный, чем сам Кальдер. — Неделю назад еще лучшие, черт их дери, на всем Севере. Стирийская кожа. Полюбуйся вот.

— Охотно куплю тебе новую пару.

Кальдер, вставая, поморщился от ломоты в ребрах.

— Тогда уж сразу две.

— Как скажешь. Может, и сам обзаведусь.

— Пожалуй, тебе к лицу что-нибудь из стали?

Железноголовый покачал головой.

— Стальные сапоги в мирное время? Душа не лежит. Что-нибудь еще?

— Просто держи пока своих людей наготове. Нам нужно хорошее представление перед Союзом, пока им это дело не наскучит и они не смоются по-тихому. Уже недолго осталось.

— Ты прав.

Кальдер отошел на пару шагов, но повернул обратно.

— И жене моей подношение сделай. Что-нибудь красивое: у меня же скоро ребенок родится.

— Устроим.

— И не бери в голову. Ведь все кому-то служат.

— Что верно, то верно.

Железноголовый даже не почесался. Немного огорчительно: Кальдер-то рассчитывал, что Кейрма бросит в пот. Ну да ладно, до этого руки еще дойдут, когда уберется Союз. Настанет время для всяких-разных дел. Поэтому он ограничился величавым кивком и, ухмыльнувшись, пошел. По одну сторону тенью следовал Ричи, по другую — Бледный-как-снег. Последний недавно перемолвился с Чудесницей, а она в свою очередь — с карлами Доу, отчего их прежние убеждения пошатнулись. Большинство людей Тенвейза разбрелось, а Ганзул Белый Глаз проявил своекорыстие и вымутил себе что хотел. Железноголовый с Золотым по-прежнему ненавидели друг друга слишком сильно, чтобы представлять собой угрозу, а Стук Врасплох по причинам, для Кальдера непонятным, относился к нему как к давнему и почтенному другу. Смех сказать: один взмах меча, и из презренного шута он сделался королем мира. Удача. У кого-то она есть, у кого-то нет.

— Ну что, время измерить глубину преданности Гламы Золотого, — довольным голосом объявил Кальдер. — Или хотя бы его корыстолюбия.

Они шли вниз по склону в густеющей тьме, на чернильных небесах проглядывали звезды. Кальдер с ухмылкой представлял, как заставит Гламу юлить и извиваться. Как этот напыщенный мерзавец прикусит язык и станет подлизываться. А он будет медленно, с наслаждением вкручивать ему болт. Они достигли развилки, и Глубокий повернул налево, вокруг подножия Героев.

— Вообще-то стан Золотого направо, — заметил Кальдер.

— Точно, — не переставая шагать, отозвался Глубокий. — Ты хорошо различаешь, что слева, а что справа. Что ставит тебя на лестнице познания на голову выше моего брата.

— А я бы сказал, мы на одной ступени, — бросил из-за спины Мелкий.

Кальдер почувствовал, как что-то кольнуло в затылок — холодное и на удивление твердое. Не сказать чтобы больно, но неприятно до ужаса. Прошла секунда, прежде чем он понял, что это, а когда до него дошло, все ухарство как волной смыло, будто острие уже проделало дыру. Как мимолетна спесь: требуется лишь кусок заостренного металла, чтобы вмиг свести ее на нет.

— Мы идем налево, — сказал Мелкий.

Острие ткнуло снова, и Кальдер пошел с поднятыми руками; никчемная в сумраке ухмылка сошла с лица.

Вокруг было людно. В свете костров играли в кости, самозабвенно врали о своих подвигах в битве; еще кто-то сыпал спьяну угольки на плащ кому-то еще более пьяному. Стая нетрезвой черни вразвалку прошла вблизи, но даже не обернулась. На спасение Кальдеру не спешил никто. Лезть из-за кого-то там на рожон они не обязаны, а если и обязаны, то гори оно синим пламенем.

— Куда мы идем?

Хотя правильный вопрос — выкопали они ему могилу или начнут собачиться насчет этого позже, когда дело будет сделано.

— Увидишь.

— В каком смысле?

— Потому что мы туда идем. — Оба прыснули со смеху, как будто в этом вся соль шутки. — Или ты думаешь, мы случайно за тобой следили тогда, у стана Кола Ричи?

— Нет, нет, — нараспев сказал Мелкий, — и еще раз нет.

Они отдалялись от Героев. Меньше людей, меньше огней. Считай что никакого света, только факел Глубокого выхватывает из темноты круг колосьев. Всякая надежда на помощь таяла позади, вместе с песнями и невнятной похвальбой. Если он рассчитывает спастись, то придется это делать самому. Они даже не позаботились отнять у него меч. Хотя кого он думает надуть? Даже если бы была цела правая рука, Мелкий десяток раз успел бы перерезать ему глотку, пока он тот меч вытаскивает. Вдалеке к северу за темными полями угадывалась линия деревьев. Может, бежать…

— Нет. — Нож Мелкого кольнул Кальдера в бок. — И думать не моги.

— В самом деле, не надо, — согласился с братом Глубокий.

— Послушайте. Может, как-то договоримся? У меня есть деньги…

— Нет таких карманов, чтобы вместить весь куш за нашего кормильца. Так что лучше ступай себе прямо, как хороший мальчик.

Кальдер насчет этого сомневался, но, несмотря на то, что он считал себя умным, более подходящих мыслей не приходило.

— Мы, сам понимаешь, сожалеем. Мы тебя уважаем, как и твоего отца.

— Что мне толку от вашего сожаления?

Глубокий пожал плечами:

— Толку, возможно, и нет, но мы всегда так говорим.

— Он думает, что это добавляет ему галантности, — пояснил Мелкий.

— Благородства.

— А, ну еще бы, — съязвил Кальдер. — Два сапога пара, герои драные.

— Жалок тот, — изрек Глубокий, — кто ни для кого не является героем. Хотя бы для самого себя.

— Или для своей мамочки, — вставил Мелкий.

— Или для своего брата, — ухмыльнулся Глубокий. — Что, например, твой брат чувствовал по отношению к тебе, мой маленький повелитель?

Кальдеру подумалось о Скейле, о его неравном бое на мосту в ожидании помощи, которая так и не пришла.

— Думаю, он в конце на меня обиделся.

— Ты об этом слезы не роняй. Так или иначе, редок тот молодец, кто ни для кого не является негодяем. Хотя бы для самого себя.

— Или для своего брата, — сказал шепотом Мелкий.

— Ну вот и пришли.

Из темноты возник разоренный сельский дом. Большой и молчаливый — камень затянут плющом, ставни свисают с окон на петлях. Тот самый дом, в котором он, Кальдер, провел две ночи, только до неузнаваемости зловещий. Как и все, на что смотришь с ножом у спины.

— Сюда, если не сложно.

На терраске сбоку, где в козырьке недоставало черепицы, стоял гнилой стол и валялись стулья. На крюке облупленного столба болтался фонарь, свет разгуливал по двору, освещая спутанную траву, завалившийся забор.