Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

Размашистым ударом Кроткий сбил Золотого с ног, но, прежде чем тот упал, поймал за щеку и, резко дернув, разорвал ее. Кровь брызнула на ближайших зрителей.

— О Боже… — пробормотал Карнсбик, прикрывая глаза ладонью. — Надо уходить.

Но Маджуд не видел пути для отступления. Кроткий, взяв руку Гламы в захват, давил, вынуждая противника встать на колени. Свободная рука Золотого бессильно шарила по сторонам. Раздался прерывистый крик, громкий треск, и локоть Гламы вывернулся в обратную сторону, сломанный сустав натянул кожу пузырем.

Кроткий насел на него, как волк-убийца. Хохоча, схватил за подбородок, запрокинул голову и ударил лбом в лицо, разбивая его в кровь. Еще и еще раз. Толпа вопила от радости или от ужаса.

Вдруг Маджуд услышал крик, увидел, как человеческие тела взлетели над скамьями, как будто их кто-то ударил. Распустившийся цветок оранжевого пламени осветил небо, настолько яркого, что даже на расстоянии казалось теплым. Мгновение спустя гулкий грохот потряс театр. Напуганные зрители бросились врассыпную, прикрывая головы руками. Кровожадные крики сменились испуганным воем.

В круг, шатаясь, вышел человек, держась за живот, и упал неподалеку от Кроткого, продолжавшего увлеченно крушить голову Золотого. Огонь метался на стороне Папаши Кольца, дождем сыпались искры. Какому-то парню, всего в двух шагах от Маджуда, осколком камня разбило голову.

— Взрывчатый порошок, — пробормотал Карнсбик. Его очки отражали огненные сполохи.

Схватив за руку компаньона, Маджуд поволок его прочь вдоль каменных сидений. Сквозь просветы в толпе он видел кривую усмешку Кроткого, освещенную единственным факелом. Северянин разбивал чью-то голову о каменный столб, почерневший от крови. Маджуду показалось, что это Камлинг. Недолго тот пробыл судьей.

— О Боже… — повторял Карнсбик. — О Боже…

Маджуд обнажил клинок, который когда-то вручил ему генерал Мальзагурт в благодарность за спасение жизни. Он терпеть не мог проклятое оружие, но радовался теперь, что оно у него есть. При всей своей изобретательности человек еще не придумал лучшего инструмента для лишения жизни, чем полоса отточенной стали.

Волнение переходило во всеобщую панику со скоростью лавины. По одну сторону от круга недавно построенные ряды сидений накренились. Люди спешно покидали их, топча друг друга. И вот с мучительным скрипом шаткая постройка начала заваливаться, складываясь. Подпорки ломались, как сухой хворост. Люди переваливались через неумело сбитые поручни и улетали во тьму.

Маджуд тащил Карнсбика, стараясь не обращать внимания на царящее вокруг насилие. Какая-то женщина, опираясь на локоть, смотрела на острый обломок кости, торчавший из ее ноги. Но сейчас каждый был сам за себя. Если кому-то не хватило удачи, лучше оставить их молить о ней Бога.

— О Боже… — талдычил Карнсбик.

Происходящее на улице больше не походило на сражение, оно им стало. Люди бились с безумными и непонятными криками, сторона Папаши Кольца горела. Сверкали клинки, люди набрасывались друг на друга, катались по земле, падали в ручей. Кто был на чьей стороне? Кто-то забросил горящую бутылку на крышу. Стекло разбилось, огненные змейки побежали во все стороны, впились в солому, несмотря на сырость.

Мэр продолжала наблюдать за бушующей улицей с балкона. Спокойно отдавала распоряжения людям, стоявшим рядом с ней, указывала рукой. Маджуд уверился, что она не намерена успокоиться и довольствоваться ролью стороннего наблюдателя.

Сквозь тьму летели горящие стрелы. Некоторые втыкались в землю в опасной близости. Раздался еще один раскатистый взрыв. Обломки разлетались во все стороны, клубы густого дыма вздымались в плачущее небо.

Кто-то схватил женщину за волосы и тащил ее по навозу.

— О Боже! — в который раз уже повторил Карнсбик.

Чья-то рука схватила Маджуда за лодыжку. Он ударил мечом плашмя и высвободился. Продолжал упрямо прорываться, держа курс на крылечки домов со стороны улицы, подчинявшейся Мэру. На вершине ближайшей колонны виднелись трое — двое с луками, а третий поджигал обмазанные смолой стрелы, чтобы они могли спокойно пускать их в дома через дорогу.

Дом с вывеской «Дворец траха» огонь охватил полностью. С громким криком с балкона выпрыгнула женщина и рухнула в грязь. Неподалеку лежали два трупа. Рядом стояли четверо с обнаженными мечами. Один из них курил трубку. Маджуду показалось, что это — крупье из Игорного храма Мэра.

— Мы должны… — Карнсбик попытался вырваться.

— Нет! — отрезал Маджуд, продолжая тянуть его. — Мы ничего не должны.

Милосердие вкупе с прочими атрибутами цивилизованного образа жизни стало роскошью, которую они не могли себе позволить. Маджуд сорвал с пояса ключ от их лавки и сунул в руку Карнсбику, продолжая внимательно следить за улицей.

— О Боже, — бормотал изобретатель, ковыряясь в замке. — О Боже…

Они забежали во все еще безопасный полумрак лавки, озаряемый багровыми, желтыми и оранжевыми сполохами. Маджуд захлопнул дверь, повернул ключ в замке, вздохнул с облегчением и… почувствовав ладонь на плече, обернулся, едва не зарубив Темпла.

— Что, к дьяволу, стряслось? — Свет из окна выхватил половину испуганного лица зодчего. — Кто победил?

— Кроткий порвал Гламу Золотого. — Маджуд опустил меч и упер острие в пол. — Без преувеличения.

— О Боже, — всхлипнул Карнсбик, сползая по стене.

— А Шай?

— Понятия не имею. Вообще я ничего не знаю. — Маджуд выглянул сквозь «глазок» на двери. — Но полагаю, что Мэр занялась зачисткой.

Пожары на стороне Папаши Кольца освещали уже весь город, прорисовывая все с небывалой четкостью. Белый дом пылал от фундамента до крыши. Голодное и беспощадное пламя рвалось к небу. Горели деревья на склоне долины. Пепел и мерцающие угольки сыпались дождем.

— Разве мы не должны вмешаться? — прошептал Темпл.

— Настоящий деловой человек всегда сохраняет нейтралитет.

— Пока не возникает миг и ты понимаешь, что довольно быть настоящим деловым человеком. Пора стать просто настоящим человеком.

— Все может быть, — отошел от двери Маджуд. — Но этот миг еще не настал.

— Ну ладно! — крикнул Папаша Кольцо, сглотнул и прищурился на солнце. — Вот и все, я полагаю! — Капельки пота блестели на его лбу, но Темпл и не подумал бы осуждать толстяка. — Я не всегда поступал правильно! — Кто-то вырвал серьгу из его уха, и разорванная мочка свободно болталась, когда он обернулся. — Осмелюсь предположить, никто из вас не будет скучать по мне! Но я по крайней мере прилагал все усилия, чтобы держать слово! Вам следует сказать — я всегда держал…

Мэр щелкнула пальцами, и ее человек столкнул Папашу с помоста. Петля затянулась, Кольцо дергался и боролся, веревка скрипела, а моча, сбегающая из штанины, дополнила пляску повешенного. Мелкие люди и крупные, храбрецы и трусы, сильные и слабые — все они умирают в петле одинаково. Сейчас болтались одиннадцать. Папаша Кольцо, девять его ближайших прихвостней и женщина, которая была главной над шлюхами. Нерешительные крики одобрения послышались из толпы. Скорее по привычке, чем от воодушевления. События минувшей ночи более чем удовлетворили жажду крови обитателей Криза.