Яцек Комуда - Якса. Царство железных слез [сборник litres]

Шла по следу Юношича. Жертва не была принесена. Тварь жаждала крови.

Стрелы пали как град каменной крошки. Свист их он почуял скорее душой, чем ухом. Первая пролетела над самой головой, вторая пробила правую полу красноватой стеганой сюркотты; к счастью, не задела тела, поскольку он откинул материю в сторону, когда садился на пень около костра. Третья попала! Воткнулась в левую руку, повыше локтя. Болезненная, словно поцелуй змеи; вокруг раны сразу выступила кровь.

Он подпрыгнул, хотел встать, но в тот же миг понял, что это было бы ошибкой – подставился бы прямо под стрелы. Потому он перекатился полуоборотом назад, упал животом на мягкий снег, при этом задел рану, завыл, стискивая зубы.

Стрелы продолжали свистеть – одна, вторая – над головой. Он выждал момент, пока град их иссяк, и на четвереньках кинулся вперед. Полз быстро, торил себе путь в белом пуху, словно ошалевший зверь, – лишь бы добраться до елки. Там был привязан седой, словно посеребренный конь, потряхивающий сухопарой благородной головой; злой и напуганный – ему тоже не нравилось это все.

В последний момент он вскочил и прыгнул к жеребцу. Хотел схватиться за стремя… Ему не дали такой возможности. Стрелы, одна со свистом, вторая с хихикающим звуком от костяного дырчатого наконечника, воткнулись в ствол дерева. Еще одна мелькнула над головой коня.

Жеребчик, пусть и боевой, всполошился. Дернул головой, почти встал на дыбы – так что лопнул плетенный ремень привязи. Освобожденный конь пошел тропой меж толстыми стволами деревьев, словно наперегонки со стрелами.

– Перу-у-ун!

Раненый увидел только удаляющийся зад коня, осыпали его мокрый снег и комья земли из-под копыт. Хотел ухватиться за стремя, но пальцы разминулись с ним на волосок. Падение, смягченное пухом, пронзительная боль в левом плече.

Он сразу вскочил, потому что нельзя было терять ни мгновения. Не побежал за конем – на тропе, на открытом пространстве ждала смерть. Согнувшись, он рванул в сторону, меж елями и смереками, нырнул в горную каменистую чащу: белую от позднего снега, из которого торчали ветки и камни. Прыгал по склону, от дерева к дереву. Не слышал, не видел стрел и стрелков-преследователей, но те наверняка шли следом. Он сползал все ниже и ниже, в яр к руслу горного потока. И вдруг поскользнулся, съехал на пятках, потом упал, скатился, рыча от боли. С каждым кувырком чувствовал страшную пульсацию в левом плече, потому что наконечник стрелы двигался в ране, раздирал кожу и мышцы, втыкаясь все глубже.

Удар лбом о камень был как кружка холодной воды после клеймения раскаленным железом. Мужчина некоторое время приходил в себя, ошеломленный и трясущийся; чувствовал на губах кровь, почву и снег. Нужно было идти дальше, бежать, хоть крылья себе склепать, если не хотел он сдохнуть тут, пришпиленный стрелами к земле или деревьям. Был он на самом краю пропасти, вырезанной в скалах потоком, рвавшим их в половодье всякую весну. Впрочем, сейчас тот тек в десяти локтях ниже – в расселине. Спуска здесь не было – хоть прыгай. Разве что…

Он свернул, склонившись к земле; увидел ствол ели – высохший, с голыми ветками, поваленный над потоком, словно кладка. Можно было перейти по этому стволу: он упал на колени и пополз, калеча ладони.

Боль в руке была жуткой – он почти не мог опираться левой ладонью. Остановился и схватил древко – хотел сломать его, чтобы не рвало рану, цепляясь за ветку…

Не сумел.

Еще одна стрела ударила в него – тихо, коварно. На этот раз в правый бок, сзади, косо. Крикнув, он потерял равновесие, обхватил ствол раскоряченными ногами, чувствуя, как сук или ветка раздирают колено – словно ему все еще было мало боли. Накренился влево, тщетно пытаясь схватить ветку левой, раненой рукой. Без сил, без шанса… Упал!

Удар о лед, холодный, твердый, будто камень. Охнув, он пополз вперед – наверняка бы добрался до края потока, возможно, собрав остатки сил, даже взобрался бы по камням на высокий берег. Но лед оказался тонким. С треском сломался, и мужчина канул в темную пропасть. Поток был глубоким, катился дном яра, тек подо льдом, но и давал облегчение от боли.

Он протянул руку, уцепился за припорошенную снегом гладь, хотел подтянуться, но лед ломался. Беглец погрузился почти целиком, крикнул, раздирая ногтями белую стеклянистую поволоку.

– Е-е-е-есса-а-а!

Исчез. Вода втянула его под лед, он исчез в кривой проруби, проделанной собственным телом.

Тишина. Жестокая горная тишина опускающейся тьмы. Мрачных отвесных пиков, солнца, что скрывалось за серой пеленой туч, садилось за синеватыми вершинами.

Внезапное сопение, приглушенные голоса. На левом берегу потока – движение. Из-за зарослей боярышника и терна выскочили приземистые фигуры в островерхих шапках. В панцирях из кусочков дубленой кожи, переплетенных ремнями, в стеганых кафтанах, набитых конским волосом. Меховые шапки и кожаные шлемы склонились над распадком. Внимательные раскосые глаза исследовали лед, заросли, берега замерзшего потока. Гнутые луки были уже в сагайдаках, широкие короткие сабли ходили из стороны в сторону. Хунгуры. Хуже волков в вымершей околице.

Самый старший – в кожаном шлеме с тремя опускающимися на щеки и затылок отворотами кожи – осторожно спустился вниз, поставил ногу в юфтевом сапоге на лед, попробовал, не проломится ли тот под его тяжестью. Покачал головой, взглянул вверх.

– Багадыр! Багадыр! Он погиб! О-о-о, солнце степи, он утонул.

– Дальше, Слоокарий! – захрипел сухой, высокий хунгур в богатом стеганом кафтане и в наброшенной на

плечи короткой деэле с соболиным воротником. Левую щеку его перечеркивал жутковатый шрам, выглядящий как продолжение рта. – Вперед. Этот воин – он как скала. Как меч. Ищите его!

Закашлялся, захрипел, прикрывая рот ладонью.

– Багадыр, где?

– Вниз, идем по течению.

Хунгуры побежали к берегу. Двое перескочили по поваленному дереву, как молодые рыси. Двигались быстро, держа наготове луки.

Расселина спускалась между двумя отвесно встающими стенами елей. По снегу и камням едва можно было пройти. Сперва было тихо, потом они услышали шум. Тот усиливался.

Наконец дошли; яр обрывался, как ножом отрезанный. Дальше была пропасть – на ее грани поток освобождался от ледяной шапки, летел шумным и гулким водопадом – на добрых тридцать стоп вниз. Там они увидели блестящее в полумраке озеро безо льда, где только по берегам стекленело прозрачное зеркало.