Яцек Комуда - Якса. Царство железных слез [сборник litres]

– Да-ай мне силы, госпо-о-оди… чтобы я убива-а-ал си-и-ильно… Когда я бил Дра-а-ажка, до крови… кнутом… жену он мне да-а-ал… я взял… на гумно потянул, кровь на лоне… А он сам мне ее давал. Хотел жребия.

– Хочешь слушать дальше?

Дрогош стиснул кулаки, кровь отлила у него от лица.

– Ты врешь! – кинулся он к мертвому телу. – Врешь, проклятый потрох! В этом не было моей воли!

Уста Берната сжались, а глаза зажмурились, проступили под ними темные пятна. Что-то тихонько щелкнуло, будто кости и сухожилия растягивались на ложе.

– Ты прав, нечего ждать. Убьем его раз и навсегда, – простонал Дрогош. – До конца света. Сделаешь?

– Мудрые слова. Сделаю, но не задаром, мой будущий… володарь. Даю тебе, чтобы ты мне дал, как говорят боги.

– Какой же хочешь платы?

– Я не диакон, чтобы брать дань. Я спасу имение, чтоб ты помог мне иначе.

– Как?

– Придет день, когда тут снова появится священник, инок или пустынник. Придет сам-один, на худых ногах, во власянице. Это будет знак, что мир леса уходит. За ним вернутся лендичи, сожгут святые деревья, устроят новую охоту. Из идолов богов сложат костер во славу единого Ессы. Найдут и уничтожат храмы, вырубят святые рощи, а вас превратят в рабов от плуга и сохи. Там, где ныне ходят святые звери, поставят они замки, грады и палации. Тогда, Дрогош, мне понадобятся такие как ты, как нынче я нужен тебе! Они уже сильны, уже собираются к бою, потому что хунгуры разделены и слабы. Лендия возрождается после Рябого поля.

Дрогош молчал. Почувствовал, что Знак Копья, которого он не показал волхву, тянет его вниз, словно камень. Услышал собственные деревянные слова:

– По… помогу тебе. Клянусь в том и приношу присягу.

– Хорошо. Я уничтожу для тебя вещуна.

– Как?

Зорян достал из-за пояса большой железный гвоздь. Со стуком положил его на лавку.

– Стрыгону достаточно вбить такой в сердце или голову. Отрубить башку топором. Но для вещего – это ничто. Вервие сгниет в могиле, земля вымоется, гвоздь кто-то да вытащит, голова может прирасти вновь. Мы свяжем ему руки и сожжем на огнище.

– А если узнает диакон…

– А у вас тут есть такой?

– Был перед приходом хунгуров. Потом в сборе обитали лишь птицы. И звери.

– Значит, никто и не узнает. Ничего не говори слугам, не рассказывай об изменении. Ты – наш пестун, господин и владыка. Как и хотел старик.

Дрогош встал, но как раз в этот миг перед дворищем застучали конские копыта, раздались какие-то голоса.

– Приехал Преслав из Жданца и остальные дядья, – простонал Дрогош. – Слишком долго мы говорили!

– Слетаются вороны на трупы! Ступай, я останусь сторожить при мертвом.

Но это был не Преслав. Перед двором стояли вооруженные люди. Четверо, словно каменные статуи. Во главе – человек на коне благородных статей, что выделялся бы меж селянских кляч. Конечно, не был это стройный, большеглазый скакун королевской линии кухайланов или румельцев, был это гордый шренявит. Жеребчик, каурый, но обсыпанный сединой, с сухой, округлой головой, с лебединой шеей. С сильным крупом, на котором мышцы сходились в треугольник, с круглыми копытами. В седле сидел мужчина. Высокий, худой, с подбритыми висками – словно кто-то надел ему на голову котелок. Еще молодой. В кольчужном доспехе, с наброшенной на грудь красной сюркоттой. На ней, как и на миндалевидном щите, виднелся герб: вьющаяся лента, вышитая серебристой нитью на красном поле. Дрогош узнал герб: Дружица. На бедрах у сидящего – сегментированный пояс, будто бы из змеиной чешуи. Рыцарь, понял пестун. Он склонился в поклоне, потому что чувствовал себя неуверенно и… что тут долго говорить – бедно рядом с тяжеловооруженным и достойным пришлецом.

– Слава богам, – сказал он. – Кого ищите?

– Слава, – рыцарь ударил кулаком по сюркотте с гербом.

Интересно, но герб его был надщерблен – лента обрывалась вдруг, словно не хватило серебристой нити. Ущербок? Знак позора?

– Не тебя, кмет. Хочу говорить с Бернатом!

– Не захочет он разговаривать.

– Что ты крутишь, холоп! – рявкнул новоприбывший. Соскочил с коня, так что звякнули шпоры, бросил поводья товарищу. Тот тоже не был доходягой, хотя и сидел на пестром мерине. Из-под защитной планки простого блестящего шлема с кольчужной бармицей смотрели на Дрогоша умные синие глаза. Борода и волосы его были собраны в косички – белые, словно снега на вершине Короны Гор, но на руке, которой тот держал поводья, темнел браслет невольника.

Боги! Скандинг! Невольник, дикий человек севера?! Это все равно что держать во дворе на охране волка-людоеда. Кто был настолько силен, чтобы взять его живьем в неволю?! При всем уважении, но рыцарь не выглядел победителем столемов.

– С вашего позволения, – сказал Дрогош, – я не ваш слуга, но – свободный. Не приказывайте, но просите.

Рыцарь ударил как тур. Просто схватил Дрогоша под шею, толкнул – да так, что парень ударился спиной в дверь.

– Слушай, кабан, на свинском навозе зачатый! – рявкнул приезжий ему в лицо. – Я, Якса из Дружичей, не прошу, даже когда молюсь. Где володарь?

– Он вас слушать не станет! – выдавил Дрогош.

– Тогда я покорную просьбу мою выпишу ему кнутом по морде!

– Он погиб! – простонал Дрогош.

Бронированная рука затряслась.

– Где он лежит?

– В зале на марах.

Лендич одним движением отбросил Дрогоша, дернул за вторую створку двери и ворвался в усадьбу. Двинулся прямиком к постели, на которой почивал прикрытый шкурами Бернат. На лавках горели светильники, Евна и Ганжа тихо плакали в изголовье.

Якса зашел внутрь, дыша такой яростью, что девицы даже подпрыгнули. Зорян сорвался с лавки, отступил под стену.

Рыцарь же подступил к мертвому, взглянул на его бледно-серое лицо. И вдруг, совершенно неожиданно, ухватил за шкуры, отбросил, раскрывая труп, взглянул на кровавую рану на боку.

– Как это случилось?

– Хунгурская стрела, – пробормотал Дрогош. – Не нарушайте его покоя!

– Стрела?! – рыцарь указал на широкий шрам слева. – А выглядит как рана от корда, копья или кинжала!

Дрогош схватил шкуры и укрыл ими покойника. Руки его тряслись.

– У хунгурских стрел – разные наконечники.

– Да что ты знаешь, холоп! – рявкнул Якса. – Говори, только когда я спрошу, или и сам тут ляжешь. Что он говорил перед смертью?

Дрогош вздрогнул, дочки Берната крикнули, когда рыцарь положил руку на меч.

– Вместе с людьми из око´ла он убил Орхана и весь его аул, – сказал Дрогош. – Перед смертью еще сказал о своей последней воле – и все.

– Говорил, как убили хунгуров?

– Не было времени. Ступайте, господин, не мучайте нас, ради всех богов. Мне что, село созвать? Биться тут с вами?!

И тогда мертвый заговорил. Тихо, не открывая рта. Они явственно слышали шепот, который становился все громче, выходя из тела.