Евгения Сафонова - Кукольная королева [litres]

Небо не могло отвергнуть, предать, исчезнуть. Оно открывало объятия всем, кто родился крылатым. Оно, в отличие от пристрастных людей, не делало различий между своими детьми.

…а стоит ли оно того? Возвращаться в жизнь, которая куда сложнее, чем должна выпадать шестнадцатилетней девочке, к боли, которая почему-то достаётся не тем, кто этого заслуживает? Искать законы, ответы, закономерности, ведь без них всё превращается в набор случайных событий, броски костей, где ничто не зависит от тебя, где любому может выпасть победа и проигрыш, одиночество и любовь, счастье и смерть – вне зависимости от твоих дел и твоих грехов; а жить в мире, полном хаоса и крови, жизнью, лишённой смысла…

…ведь можно просто полететь вперёд, зайти капельку дальше, забыть про маленькую, страдающую, вечно лгущую девочку – и оставить честную птицу с её простыми заботами, честный ветер, честное небо, честн…

«Таша».

Голос раздался так ясно, так близко, словно говоривший тоже сумел подняться в высь, доступную только крылатым. В голосе звучал шелест яблонь, тепло очага, солнце, скатывающееся с крыши далёкого дома.

Что голос принадлежит дэю, белая ланден вспомнила не сразу.

Что произнесённое имя принадлежит ей – тоже.

«Таша, возвращайтесь. Сейчас же».

Ещё миг ланден, не шевелясь, слушала шёпот ветра. Зов неба, обещавший покой.

Сложив крылья, камнем спикировала вниз.

Белый конь топтался на дороге между трактом и Криволесьем. Достаточно далеко, чтобы путники не разглядели обнажённую девушку, стыдливо выпрямившуюся среди мокрых маков. Арон так и не спешился, но отвернулся – лишь знакомое платье заботливо светлело позади седла, перекинутое через конский круп.

– Простите, – сказал дэй, пока Таша судорожно натягивала влажный хлопок на влажное тело. – Должен был предположить, что вам не стоит менять обличье. Думал, вы… в большем порядке.

Она потерянно смотрела на свои босые ноги: белые пальцы зарывались в серую, как далёкие тучи, прибитую к дороге пыль.

– Не знаю, что произошло. Вернее, знаю – не знаю, почему. Я иногда почти теряла контроль, но только если летала долго, и…

– После таких потрясений, какое испытали вы, оборотням трудно контролировать звериную ипостась. Внутренний зверь всегда норовит вытеснить «хозяина». Когда хозяин только рад быть вытесненным, зверю требуются моменты на то, что обычно занимает часы.

– Откуда вы…

– Я многое могу понять. Больше, чем самому хотелось бы, наверное. – Даже обернувшись, Арон отстранённо смотрел куда-то поверх её головы. – Слишком велик соблазн убежать от человеческих чувств. Зверь – тоже вы, но куда меньше вы. И боль его тоже меньше.

– Я перекидывалась в кошку, когда вытаскивала Лив…

– Совсем ненадолго. Лишь для того, чтобы выполнить конкретную задачу. И кошку вам контролировать легче птицы. Власть над детской ипостасью удержать проще всего. Если лететь часами, вы и в хорошем расположении духа рисковали бы… уйти слишком далеко. – Жест, которым ей предложили руку, другой придерживая Лив, был почти усталым. – Залезайте. Не волнуйтесь, льфэльские кони крепче, чем кажутся.

Таша угрюмо смотрела на гладкие узловатые пальцы, пока в нос бил маковый дурман и щекотный запах смоченной дождём пыли.

Теперь она даже своим ипостасям доверять не может. Единственное оружие – когти да крылья – у неё отняли вместе со спокойной жизнью. И остаётся бесполезным балластом прятаться за чужой спиной, причём не только в седле.

Поглоти её Бездна, если она с этим смирится.

– Вы сами сказали, что кошку мне легче контролировать.

– Сказал.

– Тогда я знаю, как облегчить Принцу задачу хотя бы на пару часов. Если вы… будете за мной присматривать.

Таша не стала разъяснять, что подразумевает под «присмотром». Как и свой план. Знала, что чтец всё поймёт и так. Судя по тому, как Арон безропотно отвернулся, чтобы его спутница могла снова стянуть только надетое платье – понял.

Если дэй без спросу следил за её мыслями, пока Таша парила в небе, на земле и с законной просьбой всё обещало быть куда проще.

Когда светлый, безнадёжно вымокший хлопок снова сняли с лошадиного крупа, чтобы спрятать в сумку, а Принц наконец двинулся дальше – из котомки, притороченной к седлу, выглядывали белые усы и розовый, как цветы миндаля, нос.

Котомка покачивалась в такт конскому аллюру, словно лодка на волнах. Свернувшись клубком в уютной тесноте, ощущая, как принимает тепло плотная потрёпанная ткань, чтобы согреть в ответ нежную шкурку под гладкой белой шерстью, Таша вдруг вспомнила кое-что очень важное. То, что с недавних пор ещё один человек в этом мире знает о ней всё. Возможно, больше всего, чем когда-либо смогла бы узнать мама.

Осознание, что под лунами есть человек, которому она может не врать, потому что врать всё равно бесполезно, вылилось в донёсшееся из котомки мурлыканье.

Даже играя роль балласта, стоит помнить: степень собственной бесполезности определяешь только ты сам. Облегчённый компактный груз определённо полезнее… грузного. Не говоря уже о том, что кошачье мурлыканье может скрасить самую унылую дорогу.

– Добро пожаловать в Венец, – сказал Герланд, пожимая протянутую руку цверга.

– Трогательная дружба народов, – пробормотал Алексас. – Кто-нибудь, дайте платок, а то расплачусь.

Скрыв тяжёлый вздох, Джеми обвёл взглядом собравшихся за столом. Новоявленный спонсор устроился по соседству с другим цвергом – тому явно не терпелось поскорее доложить обстановку в Торговой Гильдии и отправиться восвояси. Вокруг расселись Основатели и несколько колдунов из узкого круга (Джеми даже имена их плохо помнил: он почти не контактировал ни с кем из Венца, кроме Основателей). Круглый зальчик окутывал интимный полумрак, волшебные лампадки на стенах почему-то едва светили – видимо, отслужили своё. Обстановку можно было назвать скудной, овальный стол да книжные шкафы… но, с другой стороны, здесь не для вечернего чаепития собирались.

– Уладим формальности, и вы свободны. – Герланд следил, как Найдж роется в стопке бумаг на столе. – Это не займёт много времени.

– Ну да, ну да. Ты то же самое говорил про переговоры… два часа назад.

В другое время Джеми бы снова порадовался, что брата никто не слышит, но сейчас был с ним солидарен. Поймал себя на том, что со скуки снова крутит печатку на руке – скрещённые мечи, среди которых расправил крылья одинокий дятел, выточенный из цельного рубина.

Герб Сэмперов.

Алексас всегда надевал на советы кольцо отца, и Джеми решил последовать его примеру. Правда, особой гордости или ответственности так и не почувствовал: лишь то, как палец оттягивает непривычная тяжесть. Сам он привык таскать только одно колечко, лёгкий и тонкий детектор чар и нечисти. Серебряный ободок и сейчас обвивал безымянный палец, словно насмехаясь над вычурным соседом из червонного золота.