Александр Арсентьев - Короли Лероса [litres]

– Вы предполагаете, что… – удивлению Диамона не было предела.

– Я не предполагаю, – тихо и спокойно ответил Тулавр, – я ЗНАЮ! Мой учитель и духовный отец, Кассар, и подобные ему ревностные служители богам жили в скромности и смирении, сопоставимыми лишь с условиями выживания. Всю свою жизненную энергию и силу духа они использовали для помощи страждущим, утешения обездоленных. Они несли в сердца людей светлые лучи веры. Веры в справедливость, добро и милосердие! А их разжиревшие наставники превратили храмы в рынки по торговле благословениями. Ни одно великосветское мероприятие не обходилось без участия этих двуликих ренегатов. Прикрываясь тем, что они носители веры, эти подонки освящали роскошные дворцы и прогулочные корабли развращенной знати. А о простом народе, о бедняках и нищих они предпочли забыть.

– Именно поэтому вы покинули Итран? – осторожно спросил Диамон.

В глазах собеседника промелькнула такая ненависть, что на один короткий миг лекарю стало холодно в душном помещении.

– До поры я как-то мирился со всем этим, – задумчиво ответил Тулавр. – Как и многие из нас… Но однажды произошло событие, которое открыло мне глаза на то, что я и сам постепенно превращаюсь в тупого мула. – Катеон покачал головой, словно собираясь с мыслями. – Однажды я был вызван к верховному катеону Игнару, дабы взять у него важные свитки и доставить их в Санирад. Но я не смог немедленно предстать в его покоях, так как молился вместе с прихожанами. Закончив молитву и отпустив паству, я немедленно направился в комнаты Игнара. Едва приоткрыв золоченую створку ворот, я замер, услышав плач и сдавленные крики ребенка. Сердце мое забилось, и невольно я ускорил шаг, направляясь к дальней комнате, откуда раздавались тревожные звуки. Войдя, я на миг остолбенел, так как картина, представшая передо мной, никак не хотела укладываться в рамки привычной действительности…

Тулавр глубоко вздохнул и прерывающимся тихим голосом продолжил:

– На широкой постели, устланной шелками из Эталии, голый и обрюзгший верховный катеон пытался овладеть мальчиком лет восьми. Паренька с очами, залитыми слезами, вдавливал в постель, стараясь помочь своему господину, евнух – так мы называли женоподобных помощников верхушки катеоната, пухловатых, изнеженных, с тонкими писклявыми голосами. Мальчишка отчаянно извивался под тучным телом господина, и это еще больше распаляло изувера – похотливо улыбаясь, он прошипел: «Не дергайся, маленький ублюдок, все равно ты станешь сегодня моим».

В глазах моих потемнело, и, уже не владея собой, я молниеносно подлетел к страшному ложу, отшвырнул в сторону евнуха и, ухватив Игнара за жидкие седые волосы, сбросил верховного катеона на пол.

В моем распоряжении были считаные мгновения. Одним коротким ударом я лишил сознания евнуха, а Игнару вставил в рот обрывок простыни и привязал к ножке кровати. Я обернул голого мальчугана покрывалом, прошептал ему на ухо несколько ободряющих слов, поднял на руки и стремглав направился в свою келью. Там я собрал весь свой нехитрый скарб, съестные припасы в дорогу и, подумав, посетил соседнюю келью, чтобы проститься с учителем. Кассар, выслушав мой сбивчивый рассказ, лишь коротко кивнул: «Я провожу тебя. На всякий случай». На наше счастье, препятствий мы на своем пути не встретили. Вскоре мы уже прощались за воротами храма.

«Пусть Четверо никогда не оставят тебя, мой лучший ученик! Неси в этот мир добро, и никогда не проходи мимо того, кому требуется помощь!»

«Прощайте, учитель», – только и смог произнести я.

Мы пожали друг другу руки, и больше я не видел этого светлого человека.

Тулавр глубоко вздохнул и подлил вина в свой бокал. Когда он поднял глаза на собеседника, то уловил сочувствующий и слегка виноватый взгляд Диамона.

– Все так, мой уважаемый катеон, – грустно произнес лекарь. – Действительно, в последнее время и до меня доходили слухи о том, что верхушка катеоната давно уже не соответствует той светлой цели, ради которой она была создана. Признаюсь, есть в том вина и покойного ныне Эктора Торнола… Король, живший лишь войной, любовью красивейших женщин и молодецкими забавами, не уделял должного внимания служению Четверым. Вера покрылась налетом обычной формальности. После падения Архона, который нынешнее поколение считает страшной сказкой, уже не было потребности в истовом поклонении богам. Что делать – таковы все мы, люди. А король стремился лишь к завоеваниям, вину и женским прелестям…

– Кому, как не мне, это знать, – горько усмехнулся Тулавр.

– Представляю, как вы ненавидели его, – опустил взгляд лекарь.

– Было время, – тихо ответил катеон, – когда единственным смыслом моего существования была месть Эктору Торнолу. Не раз мне снилось, как я пронзаю его каменное сердце своей кривой саблей. От этого всепоглощающего чувства меня избавил мой учитель – Кассар. Этот человек сумел направить все мои помыслы на служение богам, избавив мою душу от пагубных стремлений. Он открыл мне видение тысячи вещей, которых я не замечал раньше. Больше того, он заставил меня взглянуть на мир по-другому. И я был потрясен, узрев истинную сущность окружающего…

Кивнув каким-то своим мыслям, Диамон, решив сменить тему, поднял на собеседника лукавый взгляд:

– Никак не возьму в толк, как вы, опальный катеон, едва появившись в столице, сумели подчинить себе ночных жителей Санирада?

Тулавр добродушно улыбнулся, и глаза его заискрились весельем:

– То был воистину промысел самих богов. Голодный и усталый, со спящим ребенком на руках, я брел по ночным улицам столицы. Внезапно из-за поворота на нас вылетел безногий человек, с поразительной скоростью перемещавшийся при помощи сильных рук. На один короткий миг его тело опиралось на культи ног, а потом словно взлетало вверх и вперед в мощном броске. За ним, ожесточенно ругаясь и понося калеку на чем свет стоит, бежали четверо задыхавшихся стражников, бряцая оружием и доспехами. Сомневаюсь, что им удалось бы нагнать беглеца, если бы он не подвернул руку. Словно пойманное в капкан животное, калека принялся кататься по земле, пытаясь принять вертикальное положение. В этот момент его и настигли преследователи, обрушив на бедолагу град ударов кованых сапог.

Я посадил мальчугана на какой-то ящик и направился в сторону озлобленных солдат, пытаясь увещевать их призывами о сострадании к несчастному калеке. Естественно, никто из них не пожелал слушать потрепанного катеона в рваном плаще. Тогда мне пришлось вмешаться и… мм… временно обездвижить поборников закона. Воспользовавшись тем, что мне никто не мешает, я произнес, вероятно, одну из лучших своих проповедей о любви к ближнему и сострадании к убогому. Когда я закончил, стражники уже могли двигаться, но больше не предпринимали попыток напасть на калеку, который не сводил с меня потрясенного взгляда. Смущенно извинившись, солдаты ушли восвояси, а Кастор – так звали беглеца, предложил нам ужин и ночлег. Впоследствии выяснилось, что спасенный мной калека слыл самым ловким карманником Санирада, и долгие годы королевская стража безуспешно пыталась поймать его.