Виталий Храмов - Темные тропы [litres с оптимизированной обложкой]

– Да, что там за история была? – спрашиваю я.

Опять смущается.

– Перепили мы. До беспамятства. Вот, попутав, Волчонок и вставил сестре. Та спросонья – подмахивать. А как глаза продраили, поняли, что натворили.

Покачал головой, вздохнул, спрашиваю:

– А Огнянка чего ярится?

– Так глаза-то и продраили, что она их ведром воды колодезной окатила, как сцепившихся собак. Проведать пришла поутру. А тут – такое! И объясни ей, что это – ошибка, случайная и единственная.

– Ну что единственная – вопрос открытый. Могли так же не запомнить, перепив. А вот, что не случайная – железно! Так с перепоя Волк и тебе вставит, по ошибке.

Сирус вскочил, кулаки сжимает, скулами играет.

– А Горан? Тоже Волчицу покрывал? – спрашиваю, будто не вижу агрессии Сируса.

– Нет, – буркнул Сирус, отвернувшись к стене, всё так же – весь напрягшийся, подышал, чуть опустились плечи, уточнил: – Насколько я помню. А как там Лапка – не знаю.

– Ты всё же не веришь ей, – кивнул я.

Сирус резко развернулся, открыл рот, хотел, видимо, воскликнуть, что как ей верить? Но захлопнул рот, сел, уронил руки меж коленей.

– Понял? – спросил я его.

Он кивнул.

– Мы в ответе за тех, кто нас полюбил, – говорю я. – Так-то, мальчик. Она тебя полюбила, а ты её сделал той, какая она сейчас. И с этим тебе жить.

– Знаю я! – простонал он. – Но что мне теперь делать?

– Смотря чего ты хочешь? – пожимаю я плечами. – Продолжать такой свальный грех, или чтобы она любила только тебя? Но при втором выборе ты должен учесть, что она уже вкусила греховного плода и может изредка срываться. А может, и не изредка.

Сирус фыркнул:

– Мать ребёнка прижила при живом отце. И ты, извиняюсь, конечно, но срок траура, даже формально – не прошёл. А я теперь нос буду драть в небо? Сам нагадил в свою кашу – сам и расхлёбывай!

– Слова не мальчика, но мужа! – невольно воскликнул я, даже гордый за парня – И пара вопросов напоследок. Первый: а я тебе зачем? Ты же всё сам знал, что всё произошедшее – твоя ответственность, всё сам и решил, что готов принять её такую, какая она есть.

– Это я решил. А не она. А как – она? – мнётся Сирус.

– Понятно. Она там ждёт? Значит, она уже всё решила. Мне надо, как с тобой – выслушать её, покивать и благословить?

Улыбается, но напряжённо.

– Вот, собственно, и пришли ко второму вопросу – почему именно сейчас так остро встал этот вопрос, устраивающий всех? И почему исповедовался мне, как перед смертью?

Лицо парня внезапно ожесточилось:

– Именно – перед Смертью. Ты, очищая мойню, снял своё прикрытие магии. И мы все увидели – кто пожаловал в наш Дом, Вестник Смерти! Прости, не хотел срывать с тебя покров таинственности. Но все мы в тот момент поняли, до глубины души прониклись – пониманием, что возврата к прежнему уже не будет. Что нас ждёт впереди, мы не знаем, но Смерть – уже здесь. А перед Смертью хочется подвести итог и исправить хотя бы те ошибки, которые можно исправить. И быть готовым встретить Судьбу так, чтобы не было мучительно больно от досады, что не сделал того, что должен был.

Блин! Вот это да! Настолько поразил он меня, что я не заметил, как вместо высокого Сируса передо мной оказалась стройняшка Волчица со своей чарующей красотой хищной кошки. Волосы распущены, тонкая рубаха на голое тело прилипла к взмокшему от волнения телу, обрисовав её стремительные формы гимнастки. Напряжённо смотрит на меня.

Что-то мне не хочется выслушивать от неё её версию одних и тех же событий. Хочется совсем другого.

– Присядь, красавица. Выслушал я этого болвана. Всё верно ты сделала! Так этому козлу и надо! И – сильнее! Ишь удумал! Ты ему, дерёвне медноголовому, всю себя отдала, а он нос воротит! И правильно ты сделала! Живи в своё удовольствие!

Как же мне доставила игра чувств на её удивлённом лице!

– А как же Сирка? – выдавила она.

– А он сам виноват! И вообще – ты-то чего голову забила? Куда он денется? Медной Горе не выстоять в Смуте без Волков! Он тебя и чумную возьмёт. Так что наслаждайся, девонька, жизнью! И даже не сомневайся – поведёт он тебя под венец, тут без вариантов. Если лучшего не найдёшь.

Задумалась, но упрямо мотнула головой.

– Нет, мне он нужен. Он – моё!

Я махнул рукой:

– Это вопрос решённый. Лилия задружилась со Старой Волчицей, а я сам отведу Сирку под венец. Так что смело гуляй сколько хочешь, с кем хочешь! Хоть в подоле принеси – все одно он от тебя никуда не денется!

Смотрит на меня огромными глазами.

– Да, – продолжил я, – времена наступают странные – надо успеть нагуляться. Хотя! И замужем гулять можно – не пикнет! Кто он, а кто – ты! А там – битвы, глядишь – сгинет, смело гуляй, уже не скрываясь! Не пискнет – не смотри так. Ему приходится за свой Дом думать – куда он денется?

– Мне тоже надо за свой Дом думать, – шепчет она.

– Тем более, что тогда вцепилась ты в этого демона? Бери пример с Огнянки – найди себе старого богатея, у которого уже не стоит, да живи себе богато и в своё удовольствие. Раз в месяц поразишь его своей красотой, своим умением и сладостью – свободна! И Дом свой поддержишь. И это тебе как помешает навещать своего красноголового демона, раз так уж он тебе так нравится? Да и что на нём свет клином сошёлся? Ты – умна, красива, свободна! Бери от жизни всё, пока молода и свежа! Будешь когда, как вдова Медного Властителя, придётся спать со старыми тощими уродами.

Смотрит на меня, прищурившись, взвешивая мои слова.

– Кстати, – говорю я, достаю камешек накопителя, кладу его на перевёрнутую бадейку липовую, – о Доме – думать надо.

Одним движением снимаю с себя рубаху, говорю ей:

– Свежая, юная, сочная, сладкая, покажи, чему научилась – твой камень!

Задыхается, молча хлопая ртом и выпучив глаза.

– Подумай – никто даже не узнает. Я же старый, пара минут – и камень твой. Даром!

Но она кинулась на меня, с ногтями, как когтями, с оскаленными зубами, с вырывающимся сквозь них рычанием, с кинжалом, невесть откуда выхваченным. Кинжал летит в угол, Волчица хрипит зажатая, скрученная так, что вздохнуть не могла. Но и я не могу удержаться – трещит ткань от подбородка до внутренней поверхности бёдер, разрываю разом и рубаху и штаны. Вот она вся передо мной! Её злость, её сила, её запах сводят с ума. Её жизненная сила, её кровь пьянят и дурманят. Её Сила была вкусной – тщетно она пытается вызвать Молнию на меня – вытягиваю из неё всю её Силу. Не могу удержаться – целую её в сочные молодые губы. А моя рука у её уха – шепчет ей на ушко:

– Да ладно, чё ты, чё ты? Подумаешь, разок? Выплюнешь – вся недолга!

Влетает Сирус. И со всего разгона – как натыкается на стену. Хотя почему – как? Пусть её, стену эту, и не видно, но она крепче стены мойни.

– Пшёл вон! – реву я.