Виталий Храмов - Темные тропы [litres с оптимизированной обложкой]

– Именно поэтому он поддержал незначительный род Порубежья, на который обрушился гнев, казалось, всего Мира. Да, наш Дом заплатил за это. Вы – правы. За всё приходится платить. И я очень гневился на отца за его, казалось мне, безрассудные, сумасбродные решения и поступки. Но только сейчас я понял, что Благословение Богов – дороже мечей и квадратов пашни. И по этому фактору Дом Медной Горы более велик, чем какой-то там Дом Волков. Какие силы откликнулись на крик Медной Горы, что и подумать, трепетно!

– Сегодня определённо день открытий! – воскликнул я. – Всё оказывается не тем, чем казалось! О каких силах ты говоришь, князь?

– Вы, Красная Звезда и её легендарные основатели, Благословение Богов, Престолов…

– Хорошо «благословение» – опустошить земли Порубежья Святым Воинством и убить самый цвет порубежной знати! – возмутился я.

– Отец, старый мудрый Волчара, поддержал Светогора, разбив его на поле брани, наказав за несвоевременное властолюбие, но дал мне целый выводок верных спутников на всю жизнь – красноголовых магов! Этим начав объединение наших Домов. Именно мне, хотя наследником Дома я не был. Тогда. И не собирался даже, хотел полки под стягом волчьим водить. А оно вон как всё вышло. Пришла пора делать следующий шаг – соединить наши Дома – кровью и семенем. Я бы очень хотел сам взять Огонёк в жены, но боюсь однажды оставить Дом на совсем малых братьев, проснувшись с клинком в паху – Огонёк ещё более дикая, чем моя сестра, но скрытная. Упрямая – своего добивается не горлом, а хитростью. И мстит так же. Прирежет ночью. За то что – не по её. Не девка, а Светогор в юбках!

Оскал вздохнул, продолжил:

– Теперь-то я понимаю, почему Старые Волки потворствовали союзу Лапки и Сируса, зримо и яро – осуждая их единение. Потому надо загнать их под венец, пока моя сумасбродная сестричка опять не выдумала чего сбивающего с ног! Это с вида она – чихни – снесёт. Хребет у неё – стальной. Чего задумала – не вытравишь из головы и кислотой. Не мытьём, так катаньем, но добьётся своего!

– Почему тогда не осадил Сируса в его разрушающем заблуждении? – спрашиваю я.

– То, что очевидно мне сейчас, было скрытым тогда. Боюсь, что то, что я упускаю сейчас, отзовётся болью и потерями – завтра. Как не хватает мне отца! – воскликнул Оскал, поклонился мне, пошёл, понуро повесив голову.

– Постой, – тихо говорю я. Мне его даже стало жалко, – так и быть, подскажу тебе то, что будет очевидно тебе чуть позже. Количество штыков, то есть копий, это, безусловно, важно. Да, тут я обязан просветить тебя. Лилии не было при штурме детинца Логова, ничего она не видела. Размер вашего двора ты должен помнить. И он был битком забит вашими врагами. Ворота выламывало порождение Тьмы. Не знаю, что это, но его оружие мы бы и втроём с Сирусом не подняли бы. И там были Тёмные маги. Нет, не смотри так. Магов я убил, сброд во дворе раскидал одним заклинанием, которому меня научил один знакомый демон. Ну, а порождение, думаю, воины вашего Дома оприходовали. Я от него просто сбежал. Как видишь, я тоже мараю штаны от ужаса. Я тебе это рассказал, чтобы ты мог представить уровень угроз, с которыми придётся сражаться. Не сотни пахарей с вилами в руках, а – Тьма, в полный рост. И главное то, на что ты, скорее всего, не обратил внимания, но самое коварное – почему ты узнал о случившемся из наших уст, а не из письма матери? Или ты думаешь, мать может забыть предупредить детей о подобном?

Волчонок тёр подбородок:

– Отец всегда боялся удара в спину, – сказал он, – но погиб не в бою. И брат – вообще нелепо, на охоте.

– Не верь никому. Коварный удар в незащищённое место отравленным клинком – много дешевле и эффективнее. Сколько Волков погибло в мясорубке бунта? Ни одного! А сколько сложило лапки на груди вроде как случайно? Никому не верь. Даже мне. Никому!

– Даже родным? – набычился княжич.

– Никому! Если хочешь быть живым и довести дела до того положения, какое хочешь. Никому! – жёстко отвечаю я.

– Даже матери и сестре? – упрямо твердит Оскал. Потом восклицает: – Да как так жить?

– Да откуда я знаю? – психанул я. – Я что – князь? Знаю, что безоговорочно верить нельзя никому, а вот как жить и чувствовать себя человеком при этом – не знаю! Блин! Нашли советчика! Да я в этом Мире всего…

И я заткнулся. А вот это ему не нужно. Говорю вслух, больше себе, чем юноше:

– Нельзя никому верить. Нельзя показывать своей уязвимости – никому. Если ты слаб – покажи, что ты велик, если силён – пусть думают, что ты – пыль, недостойная внимания. Если ты рядом – покажи, что ты далеко. И – наоборот. То же с твоими слабыми и сильными сторонами. Нельзя быть сильным всюду и всегда. Особенно надо скрывать свои слабости и уязвимости.

– Да, это основы стратегии. Но как-то я не рассматривал их применительно к жизни. – Опять чешет подбородок Оскал.

– Вся жизнь – бой. Всё вокруг – схватка. Если тебе нравится девушка – завоюй её, как крепость, не можешь силой, возьми осадой или хитростью. Привлеки её внимание к себе, но покажи отсутствие своего интереса к ней. Тем заставь её добиваться твоего внимания, думать о тебе. Любовь, постель, семья, хозяйство – всё действует по единым законам. Воинская хитрость – наиболее зримое отражение этих законов. Слушай, князь, эта тема очень обширная, а у меня от вас сейчас голова лопнет! Давай – позже! Этой ночью, к счастью, жизнь не заканчивается.

Он откланивается. Но после его ухода начинаю чувствовать взгляды стражи. Кажется, все не спят, смотрят на меня. Проклятие!

Перепрыгиваю стену нашего подворья, грохот моего приземления и ухода от удара отдачи земли – перекатом, гася инерцию, заглушил вздохи удивления. Встаю, оттрясаю пыль с одежды.

Улица пуста и тиха. Лишь луны освещают туннель стен и спящие окна. Наконец-то!

Прижимаюсь спиной к камню внешней стены дома. Хорошо, камень твёрд и холодно равнодушен. Плохо, что в спину больно упирается какой-то выступ. Камень, из которого сложены стены, обтёсан только с пяти сторон, видимо. Чтобы можно было их в кладку складывать. Внешнюю сторону оставили такой, какая сама собой получилась. Вот такой острый выступ и упирается мне в лопатку.

Достаю штык. Я уже в таком состоянии сознания, что разгонять мозги не надо. Лишь сконцентрироваться. Для контроля глубины деструкции штыка. Смахиваю выступ. Всё одно – неровно. Ещё смахиваю. И ещё. Увлёкся.

Настолько увлёкся, что только когда свет утра лёг на стену, отступил я от неё, стены, понял, что уже утро. «Сегодня» плавно и без разрыва пришло из так и не закончившегося для меня «вчера». А на сегодня я запланировал большое количество мероприятий и действий, разговоров и воздействий. На молодёжь.

Чем ещё мне заниматься? Мне, непонятному существу? Не мертвому, но и не живому, осознающего себя младенцем менее года глубиной памяти, но чувствующего себя старцем, древним, как дерьмо мамонта? Точно знающему, что всё в этом Мире – уже было. И гарантированно уверенному, что весь Мир – свалка отходов жизнедеятельности, все люди – отходы собственной жизнедеятельности, что лучше уже не будет. Никогда. Потому что за дело взялись люди, азартно и страстно стремясь всё кругом переделать под себя, под свою натуру – превратить в выгребную яму отходов жизнедеятельности.