Виталий Храмов - Темные тропы [litres с оптимизированной обложкой]

– А это? Чьё это? – кричит, красный от злости. – Искушаете меня? Грешно это!

Вот тебе и «деревенский». И все остальные – перетыкиваются. На меня. А я даже и не сразу въехал в тему – не могу понять, о чём разговор и страсти кипят? Беру. Накопитель и кинжал. Я же совсем забыл про эти безделушки! Накопитель сразу, не глядя, бросил Сирусу. А он – от неожиданности – не поймал. Уронил на землю, пришлось ему спешиваться, поднимать кристалл.

А вот кинжал стал мне любопытен. Он стал тоньше, стал более узким, сохранив длину и прямоту свою. И узкий дол на клинке – остался. Но не это было поразительно. И даже не рисунок узорчатый металла. Не знаю, почему, но я чувствовал сталь клинка. Как? Тоже затрудняюсь ответить. Понял только, что вчера, под воздействием моей прихоти и неведомых мне сил и стечений обстоятельств, сталь эта сильно изменилась. Вплоть до поразительной перестройки кристаллических решёток ферритовых. Эко меня несёт! Могу лишь предполагать, что температурное воздействие (клинок раскалён был до белого яркого свечения) и воздействие чудовищного давления (я же «не велел» металлу «утекать», зажав его чем-то, предположительно силовым полем) так преобразили сталь, что слои разной плотности из разных строений кристаллических состояний железа и соединений железа так причудливо перемешались, что диковинный узор этого мгновенно застывшего течения сталей поражает эстетическим совершенством. При этом выдавив из металла неизбежные чужеродные примеси, воздушные полости, настолько малые, что глазом увидеть их невозможно.

От удивления – спешиваюсь. Упирая клинок в камень – наваливаюсь. Гнётся упруго, но не ломается. Металл стал однородным, плотным, не имел внутреннего напряжения и вызванных этим микротрещин, что и приводит к хрупкости твёрдой стали. Отпускаю – возвращается в прежнее положение. Упругость – на высоте. При этом острие кинжала оставило в диком, отёсанном камне глубокую отметину, не оставив отметин на себе, на пике клинка, твёрдость и плотность – поразительные.

Маню к себе стража с топором. Бью по клинку топором. М-да! Жаль! Хороший был топор. Ах да! Я же «погасил» свечение клинка вчера, как гасят свечу. Быстрое, почти молниеносное остывание клинка как раз и привело к тому, что поверхность лезвия дополнительно уплотнена, а глубже, где остывало чуть дольше, пусть и на пару секунд, но дольше, – не так тверда, относительно, конечно, внешнего слоя, что и даёт клинку гибкость всего лезвия и сверхтвёрдость поверхности. Этакая закалка получилась. Вещество поверхности клинка находилось в каком-то невиданном мною раньше состоянии сверхплотной и сверходнородной упорядочности какой-то чудной структуры, что должна быть кристаллической решёткой стали, но – не решётка, хотя кристаллическая. С твёрдостью, присущей как раз кристаллу алмаза, например, а никак не стального изделия.

– Мне понравилось, – говорю я. – Хорошая сталь. Береги ножичек, девочка!

И протягиваю кинжал хозяйке – Серолапке Волчице.

– Не теряй, а сломать, даже у тебя, не получится.

Девушка принимает кинжал с этаким благоговением – с торжественным лицом, двумя руками, бережно, кланяется, говорит, с дрожью в голосе:

– Я назову его Дар Смерти!

И тут же в меня устремились мечи, кинжалы и прочие колюще-режущие предметы. Не дёрнулся даже – лишь потому, что всё это устремилось в меня рукоятями ко мне. И оглушающий рёв стремящихся перекричать друг друга людей, общий смысл которого – в совершенно понятном, по-детски простом желании: «Хочу такую же игрушку!»

– Молчать! – тихо сказал я. Кричать в таком случае совершенно бессмысленно. Люди совершенно неадекватны, страсть обладания чудесной штучкой стоит поперёк головы, аж вон – глаза повытараскивались, рты распахнулись от внутричерепного давления инородного предмета в голове. А вот такой тон, неожиданно спокойный и тихий, заставляет удивиться, несвойственный содержанию черепа предмет исчезает, его заменяет мысль: а что случилось? А почему?

Вот – тишина. Смотрят, ждут.

– Я понимаю ваше желание, – говорю я, – и с радостью помог бы вам. Но! Понимаете, что этот клинок – случайность? Вчерашнее было просто мозголомным и выбивающим из душевного равновесия. Потому я был в особом состоянии духа и разума. И просто не помню в точности, что и как сделал! Вы хотите, чтобы вот твой, Волк, клинок, семейная реликвия, меч твоих предков растёкся по земле раскалёнными каплями? Или – взорвался, как Шар Огня?

Волчонок невольно отводит меч, украшенный узорами, выполненными серебром и самоцветными камнями драгоценными.

– И я понимаю ваше жгучее желание обладания удивительной игрушкой – немедленно, но – не к спеху. Совсем. Ничего же не требуется, кроме заготовок для экспериментов. Если у нас получилось – случайно, в мойне, как побочный результат душещипательной беседы, то почему не получится на стойбище в Пустоши, когда и заняться особо нечем, кроме расплава полосок железа, а лишних глаз – просто нет? А вот вернуть ноги Малышу мы можем только тут, возможно, только сейчас. Теперь – есть вопросы? Тогда, может быть, всё же приступим к исполнению наших планов?

Фух! Шумною толпою вываливаем за ворота. Опять – затык. Останавливаю отряд. Даже не спрашиваю – кто организовывал выезд? Раз не я, то – никто. Знать – верхом. Даже Волчица – в особом седле, сидит как-то необычно, не видел подобного раньше. Женщины – в повозке. А вот охрана наша – пешком. И коней больше нет – конюшня Пашке пустой осталась.

Пламя, как котёнок, болтая лапками, взлетает в воздух, поднятая моей рукой, как краном, с визгом оказывается на моём коне, передо мной.

– Оскал, тебе точно с нами надо? – спрашиваю я. Пока он, удивлённый, размышляет, спрашиваю у старшей дочери Лилии: – А тебе?

Видя, что меня никто не понял, пришлось пояснить:

– Какой смысл нам отправляться верхом, если стража – пешая?

Оказалось, положено так. Статус. Представительство. Знати не положено ножки сбивать о грязные вонючие булыжники мостовой. Говорят, что быстрее пешей стражи всё одно не получится ехать.

Выяснив этот момент, снял вопрос с повестки дня. Тронулись. И буквально на следующей улице в подтверждение слов ребят – встали, не в силах проехать сквозь сплошную людскую реку.

Но буквально тут же из головы моей вылетел этот вопрос «конно-пеший». Потому как путь нам преградила не просто река людей, а религиозное шествие. Отчего скулы мои свело судорогой, зубы заскрипели, а кулаки сжались. Сплошной белой вереницей текли Чистильщики с вязанками хвороста на плечах и топорами на длинных рукоятях в руках. Самих приговорённых к сожжению я не успел увидеть. Но, судя по пояснениям Пламени, ритуал един для всех земель, где имеются церковники, потому девочка предположила, что в полдень будет массовое народное развлечение – Казнь без Пролития Крови. Ох, какое вычурное название для дикого, варварского обычая! А сейчас – тоже народная забава – вождение приговорённых по городу, чтобы каждый смог плюнуть им в лицо. И судя по текущей толпе городских бездельников, народ это воспринимает крайне положительно и находит очень забавным. Унизить пока ещё живых приговорённых к сожжению заживо. Ходят за Чистильщиками массами, как на первомай!