Джосайя Бэнкрофт - Король отверженных [litres]

– Приди, Король Ходов! Приди, Король Ходов!

Фраза эхом прокатилась по площади, усиленная криками сотен других ара, разоравшихся посреди необитаемых улиц. Хотя это и казалось лишь мелким хулиганством, от их негодующих воплей у Эдит мурашки побежали по коже.

– Смотрите! – сказал Охряник, указывая на завиток дыма, поднимающийся над зеленой шелковой изгородью Придворного Круга.

Они обнаружили, что витые железные ворота распахнуты настежь. Внутри животные покинутой карусели застыли в прыжке, их парад вокруг белой пирамиды завершился. Из потемневшей двери монумента шел дым. Золотые буквы над перемычкой теперь покрывала копоть.

– Что значит «Незаконченное рождение»? – спросил Охряник.

Эдит не ответила, ее внимание было поглощено телами у входа в пирамиду. Их было четверо, седовласых и лысых от старости; их тела сплелись вместе в знак того, что они пытались спасти друг друга. Среди них она узнала тощую фигуру Луиса Осмора. Помощник блюстителя умер, зажимая рот синим кепи. Головной убор был в черных пятнах от дыма.

– Наверное, какая-то стычка, – сказал Охряник, но Эдит покачала головой и указала на пистолеты в кобурах убитых мужчин.

Ни один не вытащил оружия.

– Нет, это было что-то другое, – сказала она, оглядывая жуткий пустой двор – безжизненные фонтаны и фальшивую зелень. – Похоже на саботаж.

Они все еще поднимались по двухцветным ступеням пестрого дворца, когда массивные двери со скрипом отворились. Король Леонид протиснулся в щель, придерживая одной рукой открытую створку. Другой рукой он ухватился за ворот халата, словно защищаясь от холода. Он был похож на человека, которого вытряхнули из постели поздно ночью ради неожиданного гостя.

– У меня нет картины Сфинкса! – рявкнул король. – Вы уже должны знать, что у меня ее нет! Она потеряна, или украдена, или я не знаю что – но она исчезла. – Король посмотрел мимо Эдит на Красную Руку. Леонид сразу узнал бывшего блюстителя Купален. Охряник улыбнулся, облизывая передние зубы. Король содрогнулся. – Вам нужно золото? Так вот из-за чего все это было? Деньги? Нас держат в заложниках?

– Вы напали первыми, ваше величество, – холодно сказала Эдит.

– А ты убила моего брата и моего генерала. Погубила мой военный корабль и разбомбила мой двор. Город может никогда не восстановиться.

– Не делай вид, что ты здесь жертва несправедливости, Леонид. Ты затеял драку и проиграл. И это не мы подорвали двор.

Король вздернул подбородок, словно желая прогнать ее с негодованием:

– Думаешь, я поверю, что ты не заодно с фанатиками?

– Так вот что случилось? – спросила Эдит, не поддаваясь на провокацию короля.

Она пришла не для того, чтобы выслушивать оправдания или защищать свои действия. Теперь все это было в прошлом.

– Не притворяйся, что не знаешь! Есть свидетели, которые видели, как маленький ход забрался в «Блуждающий огонек» с брезентовым мешком – не прошло и десяти минут, как взорвалась бомба, и под землей начался пожар. До твоего прихода Король Ходов был просто слухом. Теперь птицы выкрикивают его имя на улицах!

– Очевидно, агенты Марата воспользовались тем, что вы бросили все силы на захват моего корабля. Но если бы я была на их стороне, если бы хотела положить конец вашему правлению, я бы довершила эту работу сейчас.

Все высокомерие, которое король сумел донести до двери, враз улетучилось. Он вжал голову в плечи халата:

– Чего же ты хочешь?

Эдит ожидала, что он пригласит ее войти, чтобы выслушать требования, но довольствовалась тем, что произнесла их у него на крыльце.

– У меня есть три условия. Во-первых, я хочу, чтобы вы дали слово, что бойцы из Колизея не пострадают. У вас есть тюрьма, используйте ее. Вы закроете арену и перестанете посылать ходов, чтобы сдвинуть с места солнце. И больше никаких казней, публичных или иных. Вы разжигаете огонь войны, в которой не готовы сражаться.

Король слабо кивнул:

– Ладно.

– Во-вторых, в течение часа вы пришлете курьера на мой корабль и доставите все снимки схемы Короля Ходов, сделанные вашим фотографом. Затем сотрете доски, опечатаете библиотеку и обеспечите ее охрану.

– Но ты должна пообещать защищать мой удел, если ходы привезут сюда этот движитель. Я видел его размеры. Он огромен. Некоторые мои ученые считают, что он способен прогрызать камень насквозь. – Умоляющие нотки в голосе не напоминали ни одно его предыдущее выступление.

Эдит задалась вопросом, не разговаривает ли она наконец с подлинным Леонидом.

– Мы защитим все уделы, которое заслуживают нашей защиты, – сказала Эдит, и это, похоже, не очень-то успокоило короля. – И в-третьих, я доверяю вам тело блюстительницы Джорджины Хейст. Я хочу, чтобы ее похоронили в мавзолее, который охраняется круглосуточно. Положите ее в собственный склеп, если придется. Я вернусь, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и, если ее тело или движитель каким-либо образом пострадают, я позабочусь о том, чтобы вас похоронили в безымянной могиле в пустыне – желательно живьем.

– О ней позаботятся. – Леонид с огромным трудом посмотрел ей в глаза.

Когда он наконец встретился с ней взглядом, она ответила ему признательной, хотя и недружелюбной улыбкой.

– Хорошо. Да, и еще кое-что. Мне нужен адрес.

Дворецкий, принимавший Эдит и Охряника, заявил, что они не смогут встретиться с герцогом без предварительной договоренности и уж точно не раньше обеда. Эдит положила руку на дверь и без дальнейших споров протиснулась внутрь. Слуга поспешил доложить хозяину о вторжении, а Эдит и Охряник тем временем направились в гостиную дома герцога Вильгельма Пелла.

В отличие от многих аристократов, герцог не делил потолок или стену ни с кем другим. Его трехэтажная резиденция могла похвастаться собственным внутренним двориком и фонтаном, а штат сотрудников состоял из девяти человек. Кроме королевского дворца, этот дом считался самым роскошным в уделе.

Эдит всегда чувствовала, что есть определенный момент, когда чистота и порядок в комнате превращаются из опрятности в тиранию. Так было и здесь. Бархатный диван был вычищен, подушки взбиты; на книжных полках не увидишь ни щелей, ни безделушек; на журнальных столиках – ничего столь постыдного, как блюдце или газета. И все же огромные «дедушкины часы», висевшие на стене между эркерами, казалось, подчеркивали все недостатки комнаты: неужели это волосок на пуфике? Может быть, на каминной решетке тлеет зола? А тут что, царапина на лепнине?

Поначалу Эдит даже не заметила служанку, которая стояла на четвереньках и расчесывала бахрому ковра с кисточками. Форма женщины была безукоризненно выглажена и жизнерадостно бела, но у нее было мрачное выражение лица человека, привыкшего к военному времени. Едва они взглянули друг на друга, служанка встала, сделала реверанс и убежала.