Джастин Колл - Мастер печали [litres]

Сразу за кустарником открывался вид на широкую равнину с разбросанными тут и там рощицами и низкими холмиками. За нею чернела сплошная полоса леса.

«Щедрый Предел, – вспомнил Аннев. – Выходит, я у северной стены Банока».

А это значит, что ему крупно повезло: не нужно пробираться через весь город, шарахаясь от стражников, и придумывать, как перелезть через городскую стену. И главное – он наверняка опережает Фина с Кентоном.

Аннев побежал вдоль стен на восток, туда, где они привязали лошадей, – сначала рысцой, а потом и во весь дух, не заботясь о том, что его могут увидеть. Серп луны завершал свой путь по небосводу, и до рассвета оставалось всего несколько часов.

Он уже почти добрался до места, когда почувствовал, что дело плохо. Даже в слабом свете звезд можно было рассмотреть, что ни рыжего мерина, ни серого иноходца у дуба нет. Когда он подбежал еще ближе, сердце у него упало: его черной кобылы тоже не было.

– Тресни ваши чертовы кости! – крикнул Аннев, в отчаянии пнув густые заросли папоротника.

Все его надежды пошли прахом. Ему ни за что не попасть в деревню раньше этих двоих. Он еще раз пнул от злости зеленый шуршащий ковер – и вдруг поддел носком сапога свою собственную седельную сумку. Он ошеломленно уставился на пару кожаных мешков, скрытых под плотными резными листьями. Неужели он и правда такой счастливчик?

Он долго возился, прежде чем совладал с первой сумкой, но его усилия были вознаграждены: его красная форма мастера-аватара и мешок с монетами от Тосана лежали нетронутыми. Жаль только, что ни то ни другое никак не поможет ему добраться до дома. Во второй сумке по-прежнему лежали его кожаные мешки для воды. Развязав один из них, он обнаружил лишь аккуратно сложенный флаг Бреатанаса. Не густо. И вдруг Аннев кое-что вспомнил. Запустив руку в другой мешок, он нащупал твердый круглый предмет…

Зелье Содара.

Аннев задумчиво уставился на непрозрачный бутылек, в котором оставалось еще как минимум две трети эликсира, прикидывая свои шансы. До Шаенбалу одиннадцать миль. Почти столько же он пробежал, расставшись на Чащобном тракте с Крэгом, – причем без всякого зелья. Теперь же он сможет двигаться намного быстрее, да к тому же срезать путь в нескольких местах, где на лошади не проедешь. А значит, рано посыпать голову пеплом.

Правда, Содар предупреждал, что, если выпить слишком много, это чревато опасными последствиями, и в других обстоятельствах Аннев прислушался бы к нему. Сейчас же он сильно сомневался, что последствия злоупотребления эликсиром могут стать опаснее того, во что он вляпался.

Он вытащил из бутылька пробку, зажав его между бедрами, и поднес его к губам. Пряная сладкая жидкость полилась в горло, обволакивая его уже знакомым огнем. Аннев осушил флакончик и швырнул его в папоротник. К этому моменту в его желудке уже полыхало настоящее пламя.

И тут его голова взорвалась. Аннев вскрикнул и, схватившись за лоб, упал на колени, потом повалился на бок. Мир перед глазами потерял очертания, превратившись в разноцветную мешанину; волны чудовищной боли сотрясли тело, выворачивая внутренности.

Состояние, похожее на агонию, длилось около минуты – а потом все закончилось. Руки у Аннева тряслись, голова гудела, а желудок свело судорогой, и тем не менее он ощущал себя полным сил. Он потянулся и размял мышцы, чувствуя, как энергия, заключенная в теле, рвется наружу. Хотелось бежать, нестись вскачь, драться – все что угодно, лишь бы не стоять на месте!

Но Аннев не торопился. Он несколько раз с силой топнул, сжал и разжал кулак, а потом закрыл глаза. Сосредоточившись, он направил бурлящую энергию в органы чувств…

И тут словно рухнул невидимый барьер, и ощущения, ничем более не сдерживаемые, мгновенно затопили его сознание. Он чувствовал аромат жирной земли под папоротником, смешанный с запахом конского навоза; слышал, как карабкается по травинке крошечное насекомое и смеются у своих костров жители Банока. Аннев открыл глаза и моргнул. Теперь он мог рассмотреть каждый холм вдалеке, и даже Чащу, находившуюся еще дальше, видел так четко, что различал траву под деревьями и жухлую листву на голых ветках.

А прямо перед ним, под сенью дуба, стояла, склонив голову набок, какая-то тень.

Кровь бешено застучала в висках. Что это такое и как давно за ним наблюдает? Фигура выглядела как высокий тощий человек, но таких бесформенных, черных и плоских людей попросту не бывает. Фигура шевельнулась, и Аннев заметил, как на ветру колыхнулся рваный край серого плаща.

Человек… в плаще смерти .

Тот самый, что преследовал его в Баноке и из-за которого он свалился с крыши. Однако тогда он выглядел как полупрозрачный сгусток тени, а теперь благодаря действию эликсира Аннев смог его рассмотреть.

Но и это было не все. Поза, одежда, ощущение, исходившее от него, – все это казалось Анневу ужасно знакомым.

«Он похож… на Содью Рокас», – дошло до юноши наконец.

Вот только это точно была не Содья. Да, ее одежду тоже составляли лохмотья, но лохмотья из шелка и бархата, подогнанные по фигуре. А одеяние этого человека походило скорее на призрачную дымку, невесомую паутину, сотканную из нитей всех возможных оттенков тени. И держался он не так, как Содья – с надменной уверенностью, – а холодно и бесстрастно.

Аннев почувствовал себя жуком, на которого стремительно опускается подошва сапога. Он инстинктивно прижал к себе левую руку, и плащ соскользнул с плеча, обнажив культю.

Тень встрепенулась. Повернув безглазое лицо, она уставилась на культю – и вдруг размашистым шагом двинулась на перепуганного аватара.

По спине Аннева пробежал холодок; тело напряглось, ощутив новый прилив магии и адреналина. Развернувшись к Чаще, он сорвался с места и припустил так, будто за ним гнался сам Кеос.

Ибо не сомневался, что так оно и есть.

Четверо всадников скачут к твоему порогу. У каждого на плече птица.

Каждый конь несет тяжкое бремя. В каждой птице – тайная сила.

Проклятый вождь – он идет забрать жизнь у того, кого считал братом.

Воин-отступник – он жаждет крови одного из твоего рода.

Тень от тени – она идет за жезлом темной силы.

Обреченный калека – он клеймен знаком Кеоса

И одной рукой заберет у тебя Оракул.

Четыре птицы летят к твоему порогу. Четыре клюва – четыре клинка.

Цапля, сокол, грач и сорока.

Не стой на пути у птиц. Не сдерживай всадников.

Жезл оставишь – за ним явится Тень.

Жезлом взмахнешь – и печали не миновать.

Дом будет проклят, сокровища рассыплются в прах.

Милости будешь ты предан, руку, что поднимется на тебя, поглотит огонь.

Ответы Янаку Харту. Слова Оракула из Спеур Дун