Ольга Ярошинская - Злая зима [litres]

– Они?

– Мужчина-медведь. Здесь все им пропитано. И девушка. С ней что-то не так. Она сильно больна. Возможно, умирает.

Джонни подошел к женщине, и она испуганно моргнула, попятилась. Жалобные морщины в уголках губ обозначились резче, прибавив ей лет десять.

– Не надо, – взмолилась она. – Укус вампира меня убьет.

– Я помню, – он пригнулся, посмотрел ей в глаза. – Ты сможешь их найти? Определить, куда они отвезли Бальтазара?

– Да, – кивнула она. Кудрявые волосы упали на уставшее лицо, Джонни отвел прядь, и женщина вздрогнула от его прикосновения. – Но мне нужно что-то из личных вещей. И время.

– Времени у меня полно, – ответил Джонни.

Женщина, походив по квартире, взяла деревянную птичку с полки.

– Вот это подойдет, – сказала она. – Сильная привязка.

– Хорошо, что ты теперь умеешь водить, – заявил Брун, останавливая машину у обочины.

– Умею? – недоверчиво переспросила Эльза.

– Я сейчас отрублюсь прямо за рулем, – сказал он, выходя из машины. – Так что вариантов у нас немного. Садись.

Эльза устроилась на водительском сиденье, сама поправила зеркало дальнего вида. Брун сел рядом, откинул спинку до упора, повернулся на бок, глядя на Эльзу.

– Не гони, – сказал он ей. – Держи не больше восьмидесяти. Все время прямо, указатели на море.

– Поняла, – кивнула Эльза.

– Устала? – спросил он.

– Нет, – ответила она. – Мне нравится водить. Это очень бодрит мое вампирское сердце.

– Оно у тебя человеческое, Эльза. И вся ты – тоже. – Брун протянул руку и заправил прядь волос ей за ухо, погладив по щеке. Она тепло улыбнулась, глянув на него. – Разбудишь меня, когда приедем. Или если съедешь в кювет. Или если врежешься в кого-нибудь.

– Договорились, – улыбнулась Эльза. – Спокойной ночи, Брун.

Старый паромщик, которого они едва сумели разбудить, полчаса трезвоня в колокол, покрывшийся коркой льда, выполз из каюты, недовольно кутаясь в облезлый тулуп, посмотрел на серое небо, едва сочившееся розовым рассветом.

– Прямо сейчас на остров доставишь? – спросил Брун.

Старик покосился на желтую бирку в его ухе, густую щетину. Потом перевел взгляд на Эльзу, зябко жмущуюся к Бруну.

– Ты-то вижу, что медведь. А она?

– Гость. – Брун вынул из кармана куртки черную вампирскую руку, переложил ее в другой карман, пошарил глубже и вытащил документы.

Паромщик глянул на удостоверение, вернул ему. Взял у Эльзы паспорт и переписал номер в потрепанный журнал.

– За срочность двойная плата, – буркнул он.

Брун кивнул и пошел в машину. Эльза хвостиком последовала за ним.

– Он человек? – спросила она. – Без бирки, но пахнет зверем.

– Метис медведя вроде бы. Оборачиваться не может. Но, по-видимому, спать зимой тоже любит. А что, лобзик?

– Зубы чешутся, – призналась Эльза.

– Я видел у него автомат со всякой ерундой. Сейчас сухариков купим, почешешь.

Брун заехал по мосткам на паром, поставил машину на ручник, помог старику закрыть борта засовами. Двигатель, чихнув, заработал, и серая полоса воды между паромом и причалом стала расти.

Кшистоф взлетел по лестнице и застыл у двери, валяющейся на площадке возле квартиры Бруна. Он присел, потрогал содранные дверные петли, заметив несколько крупинок синего порошка у порога, подцепил их пальцем, понюхав, чихнул.

Мари, стоя позади него, разглядывала квартиру. Ее ноздри дрогнули, зрачки расширились.

– Тут был вампир, – сказала она.

– Понятное дело, – хмуро согласился Кшистоф. – Вампирская девчонка повсюду с ним таскалась.

– Нет. Другой. Старый.

Кшистоф принюхался, шагнул в квартиру. Уши с рыжими кисточками вытянулись, поворачиваясь в стороны, усы встопорщились. Он наклонился над отпечатком ноги на ковре.

– Ну-ка, понюхай, – попросил он Мари.

– Кшистоф! Запахи все равно к уликам не пришьешь! – возмутилась она.

– Так, кто забыл про заявление потерпевшей, убежав на свидание? Если бы не твоя кошачья натура, вампирша Бруна уже сидела бы в башне!

Мари фыркнула, подошла к ковру, грациозно присев, принюхалась.

– Человек, – сказала она. – Женщина. Не вампир.

– Понятно, что ничего не понятно, – пробормотал Кшистоф. – Что у нас есть? Синий порошок у порога…

– Это противоволчий, – определила Мари.

– Да, я в курсе. Сгоревшая церковь голошеих сектантов, с дверью, изодранной медвежьими когтями. А теперь и старый вампир, с женщиной. И, теоретически, охотники, которые только и ждут, когда Брун впадет в спячку. Есть хоть кто-нибудь, кого он не успел настроить против себя?

– Ты? – предположила Мари. – Аурун в больнице, я слышала, его волки выбирают нового вожака. Церковь голошеих сгорела. Брун неплохо справляется со своими врагами.

– Со старым вампиром у него нет шансов, – мрачно ответил Кшистоф.

– Скажи кому-нибудь двери починить, – попросила Мари. – Не станем же мы все так оставлять.

– Думаешь, здесь есть что красть? – засомневался Кшистоф. – Ладно, скажу… Но сначала пробью по базе, куда этот мохнатый балбес запропастился.

Остров, выплывающий из тумана, напоминал старую меховую шапку. Укутанные снегом елки укрывали холмистый берег, серые волны трогали черные валуны, отступали с шипением.

– Если назад соберетесь – звоните заранее, – сказал паромщик, протягивая Бруну визитку. Зябко укутавшись в тулуп, посмотрел на Эльзу. – Гости зимой редко на остров едут. Делать там нечего. Медведи спят. Вот летом бывает веселье, когда чемпионат по этим… доскам с парусом. Туристов приезжает толпа. Тебя я помню, – он кивнул Бруну. – Пару лет назад в призерах был. А потом пропал куда-то.

– Дела, – сухо ответил Брун.

– Виндсерфинг? – удивилась Эльза. – Брун! И доска не тонула под твоим весом?

– Летом я худею, – сказал он. – У меня даже кубики на прессе видно.

Эльза улыбнулась, а потом вдруг погрустнела, и Брун сразу понял, о чем она подумала.

– Но на твоей овсянке есть шанс похудеть еще до весны, – добавил он. – Смотри, вон та гора напоминает голову медведя.

Брун встал позади Эльзы, прижав ее к себе, второй рукой ткнул на округлую горную вершину.

– Вообще не похоже, – ответила Эльза, прищурившись. Она надела солнечные очки, посмотрела снова. – Хотя погоди. Вижу два уха. Одно скорее волчье, слишком острое. А где твой дом?

– В глубине острова, – ответил Брун. – Он тебе понравится.

Деревянный дом в шапке снега, нахлобученной по самое крыльцо, едва можно было различить среди елок. Брун остановил машину на дороге, вышел, провалившись в снег по голень. Озеро сверкало на солнце ледяной каймой, переходящей в непроглядно-черную гладь по центру.

Эльза вдохнула морозную свежесть воздуха и замерла, оглушенная простором и тишиной. Вернее, звуки были. Она различала и птичий пересвист у дома, и дыхание ветра в еловых верхушках, и скрип снега под ногами Бруна, но никакого шума машин, музыки, человеческих голосов… Рыжая белка спрыгнула на нижнюю ветку сосны, бесстрашно уставилась на Эльзу темными бусинками глаз. В середине озера вдруг гулко плюхнулась о воду крупная рыба, круги разошлись по черной воде, всколыхнули лед у берегов.