Ольга Ярошинская - Злая зима [litres]

– Ты сделал, что хотел, – сказала она. – Теперь можешь спать с чистой совестью.

Брун с укоризной посмотрел на нее.

– А ну, марш в дом! – скомандовал он. – Я уже выспался. И у меня, если помнишь, есть еще одно недавно выигранное желание. Без ограничений. Я собираюсь использовать его прямо сейчас и уже предвкушаю, как ты будешь краснеть.

Медведь шел по лесу, ломая лапами тонкий снежный наст. Вдруг он замер, повернул голову, дернул ухом, в котором качнулась круглая желтая бирка. Пошел на звук, привлекший его внимание, и вскоре остановился у тонкого ручья, журчащего по снегу черной лентой. Нежные белые бутоны на хрупких стебельках заглядывали в воду, любуясь своим отражением.

Медведь выгнулся, меняясь. Вытянулись руки, пальцы, расправились лопатки, звериные когти исчезли, сменившись розовыми ногтями.

Брун сорвал подснежник и шагнул за следующим, поджимая от холода босые ноги.

Он подбежал к дому, еще издали заметив тонкий силуэт во дворе.

– Эльза! – выкрикнул он.

Она повернулась, смахнула с лица прядь волос, задев кисточкой щеку.

– Брун! Сколько можно бегать голышом? Ты простудишься!

– А ты пробовала когда-нибудь рвать подснежники медвежьими лапами? – Он достал из-за спины крохотный букет, и Эльза ахнула.

– Они такие… такие… – Она осторожно потрогала хрупкие лепестки, понюхала. Обняла Бруна за шею. – Спасибо!

Он улыбнулся, поцеловал ее в щеку и, лизнув пятно желтой краски, оставшееся на белой коже, вытер его пальцем.

– А чем это ты тут занимаешься? – Он обошел ульи, расставленные кругом. – Рисуешь? Думаешь, пчелам не все равно?

– Так прикольнее, – пожала она плечами.

– А это еще что за пятьдесят оттенков коричневого? – Брун в притворном ужасе отшатнулся от улья.

– Это медведь, – улыбнулась Эльза, кладя кисточку в коробку с красками. – Видишь? Глазки! – она ткнула в черные точки посреди коричневого пятна.

– А это… дай угадаю. – Брун присел возле толстого полосатого чудища на стенке улья. – Тигр?

– Это пчелка! – возмутилась Эльза его недогадливости. – Только пока без крыльев.

Брун расхохотался, ткнул пальцем в рисунок.

– Это? Эльза, ты вообще видела пчел? У них нет зубов!

– Это альтернативная веселая пчела, она улыбается, – не смутилась Эльза. – Но синичку, пожалуй, я тебе не покажу.

Она заслонила один улей от Бруна.

– У нее тоже зубы? – предположил он, пытаясь ее обойти. – Дай мне взглянуть!

– Обойдешься, – сказала она. – Ты ничего не понимаешь в искусстве!

– Вот этот, с цветочками, милый, – сказал Брун, погладив другой улей. – Ой, оцарапался. – Он сунул палец в рот. – Надо было еще раз шлифануть…

Он едва успел выставить руки вперед, чтобы оттолкнуть Эльзу, прыгнувшую на него, как кошка. Тьма залила ее глаза, губы приоткрылись, не в силах спрятать длинные клыки. Они покатились по земле, сцепившись. Брун сгреб ее волосы, второй рукой обхватил шею, отталкивая.

– Эльза!

Она рвалась к его шее, клацая зубами, как злобный пес, шипела. Вцепилась пальцами в волосы, потянула его голову к себе, заурчала от предвкушения. Брун перехватил ее руку, вывернул, разворачивая Эльзу от себя. Перекатился на нее сверху. Разочарованный утробный вопль вырвался из ее груди. Брун поймал вторую руку, прижал спину Эльзы коленом к земле, тяжело дыша. Она дергала головой, едва не ломая шею, скалила клыки.

– Эльза! – Он склонился ближе, но едва успел отшатнуться, как острые зубы щелкнули у его лица. – Ладно, мне спешить некуда, – вздохнул, садясь на нее верхом и крепко фиксируя запястья руками.

Она выгнулась, оттолкнулась, как пружина, едва не сбросив его. Пятки стукнули по спине.

– Прямо по почкам, – простонал Брун. – Эльза! Возвращайся! – Он навалился на нее сверху, прижав ноги. – Давай же! О, вот и синичка, – заметил рисунок, который она прятала. – Эльза, она что, пьющая?

Эльза хрипло вдохнула, выдохнула и разрыдалась, уткнувшись лицом в талый снег. Брун ослабил хватку, погладил ее по волосам.

– Ну что ты, – пробормотал он. – Отличная синичка…

– Брун, я больше не могу!

– Можешь, – сказал он, сгребая ее в охапку.

– Ты впервые подарил мне цветы, а я… – Она заметила подснежники, вдавленные в грязь, и заплакала еще сильнее.

– Я нарву тебе еще, – пообещал Брун, поднимая ее на руки.

– Слишком поздно.

– Сегодня – да. Завтра сходим туда вместе. Там целая поляна подснежников. Весна, Эльза! Скоро снег растает. Прилетят птицы. Ручьи уже журчат. Можно будет спуститься на байдарке с горы. Там, правда, опасно, зато эмоции гарантированы…

Он внес ее в дом, продолжая бормотать успокаивающую чушь, поднялся по ступеням на второй этаж, помог раздеться, усадил в ванну. Пустив теплую воду, сел позади нее.

– Не сдавайся, Эльза, – попросил он, обнимая ее и целуя в висок. – Я не знаю никого сильнее тебя.

Она вздохнула, откинулась на его грудь, и Брун почувствовал слабый удар ее сердца, замирая, едва дождался следующего. Он поцеловал ее шею, разведя колени, положил руку между ног.

– Не надо, – попросила Эльза. – Просто обними меня.

Погладила крепкие руки, покрытые темными волосками, сплела свои пальцы с его…

– Я люблю тебя, Брун, – тихо сказала она.

– Эльза! – Он встрепенулся, наклонившись, заглянул ей в лицо. – Я тоже тебя люблю! Я не говорил никогда, думал, ты и так знаешь.

– Знаю. Мне захотелось сказать.

Он поднес ее ладонь к губам и поцеловал.

– Эльза?

Брун проснулся, протерев глаза, сел на кровати. Солнце заливало комнату светом, яркие зайчики плясали по стенам. Он опустил ноги на пол и улыбнулся, почувствовав тепло босыми ступнями. Натянув штаны, взял телефон с тумбочки, посмотрел время и вскочил.

– Эльза!

Он сбежал вниз, выкрикивая ее имя, выскочил на улицу, вернувшись в дом, остановился посреди гостиной, растерянно запустив руку в волосы. На кухонном столе заметил тарелку с омлетом. Он подошел ближе и увидел рядом с ней записку.

«Брун!

Спасибо за зиму. Мне было тепло с тобой.

Прости, я взяла Ташу. Оставлю ее у черной башни.

Эльза».

– Нет, – сказал Брун. – Нет!

Сгреб омлет пятерней, шмякнул его назад на тарелку.

– Холодный!

Выбежав во двор, посмотрел на пустую дорогу, где стояла машина.

– Нет! Нет! Нет! – Он стукнул кулаком по дубу, сдирая кожу о шершавый ствол, еще раз и еще. Длинные когти выросли на руках, и он полоснул кору, оставив длинные желтые шрамы, зарычал, подняв вверх изменившееся лицо со звериными клыками. – Так. Успокойся. Ты гребаный кувшин.

Брун глубоко вздохнул. А потом, заорав, пнул ногой разрисованный цветами улей, так что тот разлетелся на части, опрокинул второй, запустил третий в озеро, подняв фонтан брызг и обломков льда…