Джонатан Френч - Серые ублюдки [litres]

Когда все закончилось, окровавленный Шакал в последний раз вышел из комнаты для голосования.

Снаружи сумерки уже сменились темнотой. Сопляки ждали во дворе и отступили от него, увидев кровоточащие порезы, влажно блестевшие в лунном свете. Они знали, что значат эти порезы. Никто из претендентов сейчас не станет ему помогать. Ему нужно было залечить раны, но он не хотел отвлекать Штукаря, ухаживавшего за Овсом. Оставалось только одно место.

Когда Берил увидела его, ее лицо поникло и мгновенно застыло, будто свечной воск. Ваятель до сих пор не отпустил жителей Отрадной обратно в деревню, и она с сиротами все еще обитала в бараке сопляков. Шакал замешкался у двери.

– Кочевать пойдешь? – спросила Берил неуверенно. В ее голосе слышалось облегчение, но она была и удивлена. Ее глаза скорбно смотрели на его раны. – Дети не должны видеть тебя таким.

– Поможешь мне с ранами? – спросил Шакал. – Ваятель может быть недоволен…

– Срать на Ваятеля. Я соберу вещи и приду к тебе в комнату.

Благодарно кивнув, Шакал вышел.

Казарма уже казалась ему чужой. Переступив порог, Шакал испытал трепет, словно он еще был сопляком и должен был прибирать за Ублюдками. Теперь он снова стал здесь гостем. Быстро прошагав по коридору, Шакал вошел в угасающее убежище своей комнаты. Времени на сон у него не было. До ближайшей границы удела Ублюдков было несколько часов езды. Когда его раны будут обработаны, Очажок запряжен и собраны вещи, Шакалу нужно будет срочно выдвигаться в путь, чтобы успеть до рассвета. К тому же нужно было забрать Синицу. Если повезет, она поедет с ним так же покорно, как ехала с Колпаком. Сопротивление задержит их, а значит, они оба могут погибнуть.

Берил пришла к нему с зажженной лампой и тяжелым мешком на лямке. Она вошла бесшумно и села рядом с ним на кровати. Он подождал, пока она внимательно осмотрит его порезы в свете огня.

– Они все неглубокие, – сообщила она мягко. – Твои братья были к тебе добры. Тот, что на спине, не надо даже перевязывать.

Шакал невольно рассмеялся, но тут же прикусил язык, услышав всхлип у себя в горле. Берил принялась прочищать порезы, но пропитанная вином тряпка была мучительнее лезвий топора. Шакал стиснул зубы и, сгорбившись, смотрел прямо перед собой.

– Прости за Овса, – произнес он спустя время.

– Сопляки говорят, он выздоровеет, – повторила Берил. По ее голосу Шакал слышал, что она сдерживает гнев, и знал, что она делала это ради него самого. В какое жалкое создание он, должно быть, превратился, если ему не высказывала обиды женщина, которая никогда не боялась его ругать? Было бы лучше, если бы Берил обрушилась на него, назвала дураком, выговорила бы ему всю правду о его глупости. Но он сейчас был недостоин презрения, он был тенью, которая исчезнет с заходом солнца. А кричать на тень неразумно.

– Ваятель хочет, чтобы Овес стал вождем, – сказал Шакал неожиданно.

– Он никогда не займет это место, Шакал.

– Он должен. Скажи ему, передай от меня, что он должен. И скажи ему не мстить Блажке, ни когда проснется, ни когда сядет во главе стола.

Усталое неодобрение Берил пробежало по всему ее телу.

– Шакал, Шакал… ты всегда был слеп, когда дело касалось ее. Долго еще собираешься ее защищать?

– Нет, – возразил Шакал, – это не так. Овсу нельзя снова доверять ей, но он не должен ее преследовать. Иначе Ваятель получит все, чего хотел. Без меня и без Блажки Овес будет у него в руках. Она сделала свой выбор. Это было ее право, право Серого ублюдка. Мы, то есть я и Овес, помогли ей получить место в копыте, но ее голос принадлежит ей. Если Овес будет ее презирать, когда станет вождем, он будет не лучше Ваятеля, а должен быть лучше, Берил. Он должен быть лучше!

Наступило долгое молчание. Берил перевязывала ему раны, делая вид, будто не замечает его слез.

– Куда пойдешь? – спросила она, затянув последний узел.

– Не знаю, – признался он. – Никогда не думал, что стану кочевником. Я всегда думал, что этот план ведет либо к победе, либо к смерти. И даже если бы я задумывался о жизни вольного ездока, я и представить не мог, что буду делить седло с беременной женщиной, с которой не могу разговаривать.

– Вам тяжело будет выжить там вдвоем, Шакал.

Он смог лишь легонько кивнуть.

Берил наклонилась к нему и, обхватив его лицо, крепко поцеловала в висок. Потом резко встала и направилась к двери, взяв лампу, но оставив сумку.

– Меняй повязки раз в день, – велела она хриплым голосом. – Пусть эльфийка тебе поможет.

Она бежала от боли расставания, и Шакал не пытался ее задержать.

– Скажи своему сыну, что я сожалею.

Берил сквозь боль промычала обещание и ушла.

Он долго сидел, зная, что должен готовиться к отъезду, но не мог пошевелиться. Знакомые звуки в коридоре сообщили о возвращении кого-то из его братьев по копыту. Бывших братьев. Шакал по характерным шагам и звуку закрываемых дверей понимал, кто это. Гвоздь. Хорек.

Блажка.

Шакал напрягся, когда услышал, как открылась и тут же закрылась дверь, находившаяся прямо напротив его комнаты. Он сидел в темноте, дрожа от ярости и отчасти страха, чувства столь чуждого и столь нежеланного, что разъяряло еще сильнее. Казалось, целую вечность он сопротивлялся тысяче импульсов, каждый из которых не поддавался увещеваниям здравого смысла. Лишь когда унялась дрожь, он сумел встать и, приняв решение, взял в руку кинжал.

Оказавшись в коридоре, он помедлил, увидев, что дверь в комнату напротив слегка приоткрыта. Из-за нее не сочилось света, но Шакал знал Блажку – знал, что она еще не спит. И, в оцепенении, толкнул дверь.

Она сидела на кровати, скрестив ноги. Ботинки, бригант и ездовые штаны были небрежно брошены на пол, так что на ней оставались только рубашка и тени. Она подняла голову, но ничего не сказала.

Шакал вошел в комнату и, не отрывая от нее взгляда, закрыл за собой дверь.

– Я думала, ты возьмешь тренчало, – заявила Блажка, прежде чем он успел что-либо сказать. – Оно быстрее. Кинжалу можно сопротивляться… отнимает время.

На удивление, у нее под рукой не было никакого оружия – только полупустой бурдюк с вином.

– Я не убью тебя, – сказал ей Шакал.

И, в доказательство своих слов, воткнул кинжал в дверной косяк.

– Почему, Ублажка?

Она медленно покачала головой, и ее лицо ушло в тень и вышло из нее.

– Этот вопрос я часто задавала тебе. Зачем. Зачем ты сказал, что убил Гарсию? Зачем захотел спасти эльфийку? Зачем доверился гребаному чародею?

Блажкин голос звучал все тише с каждым вопросом, но вместе с этим в ней рос и гнев, так что последние слова превратились в дрожащий шепот.

– Зачем я доверился тебе? – прорычал Шакал.

Она дернулась, поворачиваясь к нему.

– Доверился? Я помню только, как ты беспокоился, что я нарушу твои маленькие продуманные планы. Я сесть поссать не могла без того, чтобы ты за мной не присмотрел.