Джонатан Френч - Серые ублюдки [litres]

Спустя несколько мгновений он сел и недовольно осмотрел себя, перепачканного из-за Блажки. Она стояла у изножья кровати и ухмылялась, склонив голову набок.

– Так тебе и надо за все ночи с той шлюхой, – проговорила она хрипло, сняв свою рубашку и бросив ему. – Вытрись. Тебе надо выезжать.

Вытерев себя, Шакал встал, и на него сразу нахлынула боль, прежде сдерживаемая гневом и похотью. Жгли раны, исполосовавшие его тело, некоторые вновь открылись и закровоточили. Лицо саднило после удара Блажки, ныл и член – той тупой болью, какая всегда наступает после секса. Теперь он вдруг увидел, что тело Блажки тоже покрывали раны. В слабом свете были видны синяки у нее на ребрах, над глазом – порез, а сломанный и вправленный нос весь распух. Но все это не было делом его рук. Это были памятные подарки от Овса.

– Просто скажи мне зачем, Блажка.

Оба услышали в его голосе мольбу. Он думал, Блажка посмеется над этим, но она, к его удивлению, шагнула к нему, будто хотела коснуться рукой его лица. Это намерение было едва заметным, таким легким, что, возможно, Шакалу вовсе показалось. Но вместо этого она вынула его кинжал из косяка и протянула ему.

– Ты думаешь, я сделала это, чтобы насолить тебе, – ответила она твердо. – Это не так. Я сделала это, чтобы спасти копыто. Если думаешь, что я лгу, возьми это и вырежи мое сердце.

Шакал открыл дверь. Его взгляд упал на оружие в ее протянутой руке.

– Оставь себе. Предложи этот выбор Овсу… если он очнется.

И, повернувшись, вышел из комнаты.

У ворот тоннеля Шакала и Синицу ждала только одна фигура. В темноте непринужденно стоял широкий силуэт в тюрбане.

– Вот мы и расстаемся – там же, где впервые встретились, – произнес Штукарь, сверкнув улыбкой.

Шакал остановил Очажка и помолчал.

– Зачем бы ты сюда ни пришел, Ухад, тебе, видимо, не так уж была важна твоя цель.

– Потому что ты неудавшийся захватчик власти? В этом смысл твоих слов?

Шакал горько хмыкнул. Владение Штукаря гиспартским языком становилось то лучше, то хуже в зависимости от его намерений.

– Ты не помог мне сесть на место вождя, так что и я тебе уже не помогу.

Пухлые, унизанные кольцами пальцы чародея растопырились в бессильном жесте.

– Приди ты ко мне со своими намерениями, друг Шакал, я бы тебя предостерег против несвоевременных шагов.

– Не нужно быть чародеем, чтобы видеть дерьмовое будущее, которое наступило вчера.

– Это так, – согласился Штукарь спокойно.

– Что теперь будешь делать?

– Истинно, это далеко от идеала…

– Ладно, – оборвал его Шакал устало. – Неважно. Я больше не должен думать об этом.

И толкнул свина, чтобы войти в черноту тоннеля, оставив Штукаря одного в свете звезд.

Сидящая впереди него Синица слегка напряглась, когда они поехали вслепую. Она не знала, можно ли доверять инстинктам животного во тьме стены.

– Мы скоро выйдем, – сказал он ей и крепче обхватил ее талию.

К счастью, она не стала упираться, когда он пришел за ней в хранилище. Сопляки, которым поручили охранять ее, не смотрели ему в глаза и не предлагали своей помощи. Они выполнили свои обязанности, молча передав Шакалу заботу об эльфийке с таким видом, будто она была не живым существом, а мешком бобов. Вот кем она стала – вещью, которую можно было хранить среди мешков зерна и бочек с оливковым маслом. Она чуть ожила, когда увидела раны на груди и руках Шакала, однако на ее лице не проявилось никакой тревоги, только угрюмое любопытство. Он забрал ее из хранилища вместе со своим снаряжением.

И Горнило навсегда осталось у них позади.

Очажок захотел пуститься бегом, как только они вышли из тоннеля. Шакал позволил ему это – такой шаг как раз подходил, чтобы не волновалась Синица. Только прихоть свина и указывала им направление, потому что сам Шакал понятия не имел, куда им ехать. Уль-вундулас был открыт перед ним, он мог отправиться куда пожелает. Он стал вольным ездоком, кочевником, не обремененным ни клятвами, ни обетами, ни братьями, которые бы его прикрыли. Они с Синицей могли жить или умереть в зависимости от сделанного им выбора, и то – если Уделье отнесется к ним с добротой. Если солнце с рассветом застанет их в землях Ублюдков, они погибнут, нашпигованные тренчальными стрелами, если его бывшие братья не решатся подойти ближе.

Самый короткий путь к границе удела лежал к северу, в сторону Умбровых гор, но он привел бы их к землям Рогов. Может быть, стоило отправиться туда? Просто отпустить Синицу у знакомых границ, и дело с концом? Будет трудно подобраться достаточно близко, чтобы эльфы не убили его раньше Серых ублюдков. Даже если он сумеет – оставят ли они Синицу в живых? Оставит ли она сама себя в живых, когда узнает о своем положении?

Были еще и другие копыта.

Ближе всех находился удел Сеятелей черепов, но от мысли о жизни в Борозде у Шакала по коже бегали мурашки. Если в Горниле ему часто бывало слишком тесно, то что говорить об этой подземной крепости. Сразу за Батайятом начинались владения Мараных орками, но они принимали только трикровных. Клыки наших отцов, на вкус Шакала, были слишком одержимы богами тяжаков, а с Дребезгами у него уже была вражда. Оставалось только три варианта – Казанное братство, Шквал бивней и Сыновья разрухи. Но никто из них не принял бы его с поклажей в виде Синицы. А если бы и приняли – сделали бы из нее шлюху. Ходила даже поговорка: «Увидеть эльфийку – редкость, но еще бо́льшая редкость – ее трахнуть». Нет, Шакалу нельзя идти в другие копыта до тех пор, пока он не придумает, что делать со своей спутницей.

Оставалось только одно место.

Страва.

Этот выбор был очевиден, но Шакалу не хотелось туда возвращаться после того, как он согласился на безумную сделку с Зирко. Его не ждали там раньше Предательской луны, если на то пошло. Тем не менее Страва была для них с Синицей лучшим прибежищем. Они уже были там вместе, и им помогли там. И без сомнения, их примут там снова. Зирко верил, что Шакал носил в своей руке одну из драгоценных полуросличьих реликвий, так неужели маленький жрец прогонит его после того, как полуорк присягнул на верность богу Белико и поклялся участвовать в каком-то безумном походе против орков? К тому же Зирко знал, что Синица носит в чреве полукровку, поэтому не было нужды ему лгать, и казалось совсем уж немыслимым, чтобы полурослики или уньяры захотели сделать эльфийку своей игрушкой. Из всех мест в Уделье там было безопаснее всего.

Шакал повернул в сторону запада.

Ехать было по меньшей мере четыре дня, но чтобы выбраться из земель Серых ублюдков, им достаточно было пересечь Алундру. Они как раз успевали сделать это до рассвета, но времени было в обрез.

Шакал припустил Очажка, хотя подгонять свина и не требовалось. В ночной поездке по пустошам для варвара не было ничего нового, и он только радовался свободе, возможности побегать, не обремененный знанием, что двери его дома теперь закрыты для него навсегда. Шакал сосредоточился на дороге и всматривался в темноту, в которой могли таиться враги. Ему было трудно свыкнуться со знакомым ритмом из-за запаха Синициных волос. Он то и дело возвращался мыслями к Блажке, ко всепоглощающей боли ее предательства, к ощущению ее кожи, ко вкусу ее тела.